Исповедь Джесси Кастера

Джесси Кастер почти бесшумно опускается на пол маленькой церквушки и старые доски, прогибаясь под его весом, издают жалобный скрип. Взгляд падре останавливается на потрёпанном молитвеннике, с пожелтевшими от времени страницами и засаленными уголками, священник устало опускает веки. Руки его сложены "домиком" и иногда по ним пробегает мелкая дрожь. Над верхней губой и висках падре блестят маленькие капельки пота. Джесси открывает рот, желая начать исповедь, но в горле словно тугой комок. Падре смыкает губы и кадык его нервно дёргается. С минуту он стоит на коленях ни говоря ни слова и почти не шевелясь. Старается уложить все свои грехи в небольшую исповедь, а грехов у него много. "Господи, я согрешил. Я выпивал. Если быть точнее я напивался каждый вечер. Говорят, алкоголь не помогает, но это не правда. На несколько часов бутылка может заглушить все мои мысли, и единственное, что становится важным - как добраться до дома самостоятельно. Мне хотелось найти в коньяке утешение, но каждое утро проблемы вновь возвращаются ко мне с головной болью. Прости меня, Господи. Я курил. Много курил, каждый день почти целую пачку. Курю то, что подешевле, с этими мерзкими картинками на упаковке и меня, Боже, это не отталкивает. Мне... жаль, я всё ни как не могу бросить. Прости меня, Господи, и помоги мне. Я врал. Да, я постоянно лгу, не знаю зачем. По-мелочам, это вошло в привычку ещё с детства, но Ты ведь и так это знаешь, если слушаешь каждую мою исповедь. Иногда ложь всё-таки лучше, чем отвратительная правда. Я много чего не договариваю, потому что считаю, что так будет лучше всем. Прости меня, Господи. Я завидовал. Завидовал каждой счастливой паре, что улыбаются, смотря друг на друга, что могут позволить себе открыто любить, а не прятаться за оставшиеся от былой страсти лохмотья. И эта не та белая зависть, присущая нормальным священникам, а грязная, похожая на маленького червя, поселившегося в голове. Мне тоже хочется, быть счастливым, быть, таким как они. Как тот парнишка у которого глаза блестят от счастья при одной только мысли об уютном вечере с девушкой. Как тот пожилой мужчина, что крепко держит супругу за руку и улыбается так, что около глаз собираются маленькие морщинки. Но я не могу быть похожим на них, Господи, а я очень хочу. Блуд занимал мысли мои. Прикасаясь к себе я думаю только об одном человеке. Я взгляда не могу отвести от тонкой линии его губ и не могу наслушаться вечно пьяного и хриплого голоса. Я будто стал зависимым. Неужели священнику нельзя расслабиться перед сном и скинуть хотя бы часть непосильной ноши с плеч? Неужели нельзя закрыть глаза и наслаждаться простой фантазией вместо живого человека? Господи, прости меня. Я гневался. Гневался на всех этих людей, что думают будто моя жизнь похожа на приторно сладкий сироп. Лица у них отвратительные, понимающие, а ведь на самом деле они лишь пустышки, которые только и умеют, что болтать попусту. Каково мне? Ни один человек в мире не сможет сказать, кто я на самом деле. Мне жаль, что я гневался, Господи, и жаль, что я и сейчас в гневе сжимаю кулаки. Я корыстолюбив. Мне не нужны золотые горы и дом на берегу моря мне тоже не нужен. Нет. Я всего лишь посчитал себя достойным заполучить человека. Действительно хотел чтобы каждая клеточка его организма, каждая улыбка и взгляд принадлежали мне. Этому не бывать. Мне... жаль, Господи, прости. А ещё, Господи, я люблю своего лучшего друга. Я - неблагодарная скотина, которой, видимо, мало такой прекрасной женщины, как Тюлип О'Хара и мне захотелось ещё и его. Именно, захотелось, и очень давно. Лишь сегодня я смог признаться в этом тебе, Господь. Моё сердце, оно разрывается на куски. Гляжу на него и понимаю, что нам никогда не быть вместе. Прости меня, Господи." Джесси Кастер открывает глаза и щурится от ярких солнечных лучей. Почти ничего не изменилось, лишь огненный шар чуть приблизился к линии горизонта. Молитвенник всё также открыт на молитве "Отче наш", руки всё также дрожат и на душе всё такой же огромный камень. Иногда, Джесси сомневался, доходят ли его молитвы до Господа, но тут же ловил себя на этой мысли и корил. Конечно же Он есть, просто почему-то не хочет помогать Проповеднику. Мужчина поднимается с колен, отряхивая с брюк пыль и маленькие кусочки белой краски. За дверью слышаться шаги, которые Джесси мог бы узнать даже сквозь сон. Дверь позади него отворяется и в неё просовывается голова вампира, который сначала проверяет, как обстоят дела с солнцем, и только потом появляется весь. –Падре, - Кэссиди отвешивает ему низкий поклон и ухмыляется, - уже закончил своё шушуканье с Богом? - Да. - проповедник подходит к молитвеннику, и закрывая старую книжку, глубоко вздыхает. - Эмили говорит, что ужин готов. - вампир шарится по карманам в поисках сигарет, - там что-то овощное и с фасолью. - Иду. - взгляд Джесси лишь на крохотное мгновение останавливается на губах друга, - Попробуй хоть раз исповедаться. - И это помогает? - мужчина с сомнением приподнимает бровь. - Нет. - падре вздыхает обречённо и обещается начать новую жизнь.