Sadness will be forever

      У Винса в золотисто-карих глазах пляшут хмельные огни, словно отблески из самой преисподней. Чёрные разводы поплывшей косметики смотрятся до того по-блядски, что хочется нагнуть его у первой поверхности или, может быть, целовать, нежно, тягуче медленно, вплетая пальцы в эти чёртовы белые волосы, что каждый раз ищешь в толпе, словно помешанный наркоман в поисках дозы. Никки знает, что такое ломка, и это именно она, но хренов принц только облизывает свои блядские пухлые губы и смотрит томно из-под опущенных пушистых ресниц, смотрит, но совсем не на Никки — ему, конечно же, куда более интересна очередная пышногрудая шлюха, готовая отсосать ему прямо здесь за одну только улыбку. "Впрочем, разве ты не готов", — думает Никки, и самому от себя тошно, до того низко он пал.       Вечеринка доходит до той черты, что зовётся «унылой пьянкой». Большая часть незнакомцев уже валяется, где придётся, убиваясь то ли в алкогольном, то ли в наркотическом дурмане. Душно, и запах словно в помойной яме. Алкоголь просится наружу, но Никки упрямо вливает в себя ещё.       Мик, как всегда, молча поднимается на ноги, в руках крепко сжимая почти опустевшую бутылку водки, ему то уж точно плевать на золотисто-карие глаза и пухлые губы, ему, по большей части, почти на всё наплевать, и Сикс иногда ему чертовски завидует с той же неистовой силой, что и уважает, он бы хотел многому научиться у Мика, но едва ли способен на что-то из-за своего врождённого распиздяйства. — Я всё, — коротко бросает Марс и нетвёрдой походкой уплывает куда-то вглубь коридоров, явно намереваясь выкинуть кого-то из самой просторной комнаты этого дома. Чей это дом, Никки не помнит, да и вообще-то похуй.       Он не сводит глаз с новоявленной парочки. Девица, кажется, пытается сожрать Винса, до того яростно вылизывая его рот, что к горлу снова подступает ком тошноты. Никки давит его очередным глотком какого-то пойла, он уже даже не различает вкусов, с одной только мыслью в голове — забыться. Винс словно кошка — дикая, грациозная, выгибает спину, когда девица ведёт своими острыми ногтями вдоль его позвоночника. У Никки внутри поднимается тёмная, жгучая ревность, он думает, как красиво, как правильно и гармонично Вини мог бы плавиться под его прикосновениями, и к чёрту всех этих шлюх, что липнут к ним пачками, к чёрту вообще всё, потому что это уже давно вышло за рамки банальной похоти. Никки отравлен золотисто-карими глазами и медленно подыхает, захлёбываясь собственной кровью.       Смотреть больше нет сил, последние он тратит на то, чтобы встать и нетвёрдой походкой свалить как можно дальше. На секунду ему даже кажется, что Винс смотрит вслед, но вообще-то на хрена ему это нужно?       Никки заваливается в первую попавшуюся комнату и валится балластом на широкую кровать, потолок кружится, сплетаясь в голове незамысловатыми узорами. Сейчас бы хорошо уснуть и просто забыться, но сон, словно девица из высшего общества, не дает, как ни проси. Никки считает в голове всех своих знакомых придурков и доходит только до Стэнли, когда дверь приоткрывается, пропуская в темноту полоску света. Темноволосая лохматая копна волос словно увенчана нимбом, но тот, кто без разрешения вваливается в комнату, вовсе не святой, скорее даже напротив.       Названный близнец как всегда улыбается до того жизнерадостно, что даже тошно. До безобразия узкие штаны сидят так низко, что Никки без труда может разглядеть острые тазовые косточки, выпирающие на худом теле. — Прячешься? — усмехается Ти Бон, сжимая длинными пальцами початую бутылку виски. — Видимо, не слишком хорошо, — меланхолично отзывается Никки.       Паршивое настроение не располагает к беседам, но Томми тут само собой не ради них. Он неуклюже ползёт по кровати вдоль Никки, прижимаясь голым торсом к разодранной майке, и замирает ровно напротив знакомого до мелочей лица. Длинные волосы щекочут шею и щёки, от Томми пахнет сигаретами, виски и тёплым летним утром, на губах ещё остались следы красной помады, размазанной по левой щеке, и глаза его такие живые, что и самому хочется заразиться этой жизнью. — От меня разве убежишь, — шепчет Томми в самые губы и смотрит, снова и снова пропадая в этих ведьминых зелёных глазах.       Томми ждал, следил, ведь вырвать у судьбы хотя бы иллюзию счастья довольно не просто, но Никки до этого, конечно же, нет никакого дела. — Отъебись, Томми, настроение не то.       Никки морщит нос и прячет взгляд за длинной чёлкой, хотя прекрасно знает: Томми никуда не уйдёт. — И я хочу это исправить, — тихо, словно заговор, шепчет он, — просто закрой глаза и ни о чём не думай.       Томми жмётся ближе, почти что невесомо пробегается пальцами по лбу, убирая длинную чёлку с глаз, и короткими поцелуями касается дрожащих век. Никки чувствует его дыхание на своих губах и сам подается навстречу, впуская чужой язык в свой рот. Томми целует горячо, с напором, покусывая губы и зализывая их незамедлительно, но в то же время мягко, словно Никки фарфоровый и вот-вот рассыплется в его руках. Никки представляет, как было бы целовать Винса — развязно, жадно до ярких пятен перед глазами, стирая с пухлых, блядских губ чужие поцелуи и заявляя всему сраному миру — «мой!».       Томми не обманывается, когда спускается поцелуями ниже по груди, цепляя пальцами пряжку ремня и приспуская узкие кожаные брюки, он знает, о ком думает Сикс, когда вплетает длинные, огрубевшие пальцы в его волосы, заставляя брать глубже и не давая вдохнуть. Челюсть сводит и нечем дышать, но Томми старается, он старается быть самым лучшим, делать всё как нравится Никки, лелея глупую надежду, что однажды тот заметит что-то помимо блядского взгляда с поволокой, белой копны волос и задницы, обтянутой кожей. Впрочем, он как никто другой знает, что дело далеко не в заднице или чём-то там ещё. Никки смотрит на Винса словно тот сошёл с небес и готов кинуть к его ногам своё сердце, даже зная наверняка, что тот растопчет его тяжелыми каблуками.       Первый стон срывается с этих по-девичьи розовых губ внезапно, вознося Томми на седьмое небо блаженства, у него стоит до того больно, но он привык не думать о себе, ему хватает того, что рядом Никки.       Член упирается в горло, и когда Томми кажется, что Сикс готов, его резко срывают вверх сильные руки, меняя позу.       Никки едва соображает, что делает, возбуждение болезненное, пульсирующее внизу. Он переворачивает Томми на живот, резкими рваными движениями срывая с того узкие штаны и заставляя приподнять тощую задницу. Он едва ли думает о смазке или о какой-то хорошей подготовке, пихая пальцы в рот Томми, которые он старательно вылизывает, зная, что последует дальше. Это не в первый раз, и после Никки будет грызть себя за грубость, но по-другому он не может, всю свою любовь и хренову нежность он растратил на того, кто сейчас вот так же ебёт где-нибудь ту грудастую шлюху но, в общем-то, плевать. Томми с громким чмоком выпускает пальцы изо рта и Никки, без лишних церемоний, проталкивает их в неподготовленное тело. Но Томми не сопротивляется, только скулит в подушку и комкает руками простыни. Томми никогда не сопротивляется, чего бы Никки ни пожелал. — Хороший. Послушный мальчик, — шепчет Никки и болезненно медленно проталкивает член в едва разработанный анус.       Томми думает, что боль это ерунда, что боль это куда лучше, чем ничего, но где-то в самых потаённых уголках души мечтает, что однажды Никки сделает всё нежно, будет смотреть в глаза и целовать до исступления, так как делают с теми, кто правда важен.       Никки сжимает пальцами длинные волосы, в сумасшедшем темпе вколачиваясь в податливое тело под ним, и на одну безумную секунду они кажутся ему белыми, и Томми стонет так высоко, немного хрипло, прямо как… — Винс, — на выдохе шепчет Никки, когда оргазм обрушивается на него потоками горячей воды.       Они лежат на развороченных простынях, выдыхая в потолок серые струйки дыма, одна сигарета на двоих, одна бутылка виски, одна постель и одна драма, вот только с разной константой. Кто-то всё равно останется несчастлив, и Никки знает это так же ясно как то, что поутру их ждёт жуткое похмелье. Никки бы и рад выбраться из этого порочного круга, но как разорвать его, он не знает. — Я мог бы покрасить волосы, знаешь, — разрушая затянувшуюся тишину, говорит Томми. Никки горько усмехается, отнимает у него бутылку, добивая её до конца. — Я знаю, с кем я сплю, и мне не нужны иллюзии, — фыркает он, раскрывая объятия, — иди сюда, Ти Бон.       Томми не приходится звать дважды, он снова сверкает белозубой улыбкой и обвивает Никки всеми конечностями, потираясь носом о его щёку. Томми счастлив, ему не так уж много и нужно, лежать бы так вечно.       Никки трёт свободной рукой глаза, не давая себе разреветься, как какая-нибудь сопливая баба, и крепко целует Томми в уголок губ, это большее, что он может ему дать. Но Томми, как всегда, хватает.       Предчувствие не подводит, утро встречает жутким похмельем, а ведь у них грёбаный тур и уже через пару часов им предстоит трястись в автобусе в надежде не вывернуть всё выпитое наружу. Впрочем, это не впервой. Никки уже не помнит, когда было по-другому. А ещё он не понимает, какого хрена после адской попойки Винс выглядит как чёртово божество. Никки щурится от яркого солнца, когда Нил подходит на небезопасно близкое расстояние и с хитрой улыбкой на губах цепляет ему на нос свои солнцезащитные очки. — Тяжёлая ночка? — полувопросительно тянет он, как будто специально пробегаясь кончиком языка по нижней губе, от чего Никки чувствует, как закипает кровь. — Не тяжелей твоей, — стараясь держать лицо, фыркает Сикс.       Он не понимает, какого хрена творит этот белокурый засранец, но на долю секунды ему кажется, будто тот обо всём догадался и намерено провоцирует, проверяя на прочность. Ему ли не знать, что терпение — далеко не лучшая сторона Никки Сикса. Впрочем, видение ускользает так же быстро, как и появляется, стоит только на горизонте появиться Мику и Томми, которые снова о чём-то оживлённо спорят. — У тебя тут… - Винс неловко улыбается и пальцами пробегается по верхней губе Никки, от чего его прошибает разрядом в 220 вольт, — кофе, наверное.       Винс невинно хлопает пушистыми ресницами и, подхватив свою сумку, запрыгивает в автобус, заставляя Никки замереть на месте. Никки не из робких, но чертов Винс Нил действует на него сильней любой наркоты. Он даже не сразу замечает, что спор Марса и Ли стихает, сталкиваясь с Томми взглядом, из которого, кажется, в одно мгновение пропадает весь свет.       Никки хочет что-то сказать, но что тут скажешь, когда и так всё ясно. Томми не хуже него знает: Никки Сикс сохнет по Винсу как ёбаная школьница старших классов, и убить в себе эту сраную любовь он не может, легче уж убить себя.       В автобусе непривычно тихо, Мик засыпает почти сразу, обещая прибить любого, кто помешает ему выспаться, Никки бы и сам не прочь вздремнуть, ведь в голове то и дело звенит колокол, возвещая о бурной ночи, но он только заливает боль очередной порцией алкоголя и бросает украдкой взгляды на Винса. Тот сидит совсем рядом, развалившись во весь рост, и явно засыпает прямо над каким-то глупым журналом. Золотисто-карие глаза медленно закрываются, видимо, больше бороться со сном нет никаких сил. Никки мягко улыбается, глядя на это миловидно-ангельское лицо: без разводов блядской косметики под глазами Винс выглядит таким невинным, словно не он трахается направо и налево, не особо перебирая партнёрами на ночь. Никки едва не выпускает бутылку из рук, когда Винс сонно бормочет что-то непонятное и удобно устраивает свою белокурую голову у него на плече. Никки забывает, как дышать. Ничего такого, они часто касаются друг друга, но собственные глупые чувства заставляют ощущать себя по-особенному, полной грудью вдыхая аромат чужих волос и боясь лишний раз пошевелиться, чтобы не потревожить сон Вини. Никки не думал никогда, что может быть таким, но в груди разливается жар, словно лава, заполняя каждую частичку души. Никки прекрасно чувствует на себе взгляд Томми, пропуская через себя всю его боль, но сейчас ему абсолютно плевать и совесть не мучает ни капли. Томми сам знает, что если рядом Винс, другие не имеют значения.       Концерты, алкоголь, наркота и перерывы на сон в дороге — привыкнуть к такому ритму жизни не сложно, особенно если живёшь этим и другого не знаешь, да и не хочешь знать. Никки пьян и обдолбан, когда трахает Томми прямо в туалете какого-то клуба, куда их занесло в поисках приключений. Томми стонет громко, развязно, ему похуй, если кто-то услышит, да и вряд ли это кого-то удивит. Все знают — Томми носится за Сиксом как верный пёс, преданно смотрит в глаза и позволяет всё, о чём другим не позволено даже думать, и глубоко плевать на мнение остальных. Никки толкается в податливое горячее тело, вгрызается зубами в острое плечо, зная, что останутся следы, и кончает, цепляясь пальцами в узкие бёдра, дабы не свалиться прямо на грязный пол. Им нужно около десяти минут, чтобы привести себя в порядок. У Томми блестят глаза и в них отражаются блики тусклых ламп, он облизывает красные зацелованные губы, откидывает с плеч длинные густые волосы и улыбается, и Никки впервые в жизни вдруг замечает, до чего тот красив. Мысль странная, ведь раньше он не думал об этом, и это не буря, как в случае с Винсом, это морской бриз или тёплый муссон, Никки это нравится, но мимолётное виденье ускользает так же быстро, как и появляется, потому что в уборную заваливается Винс. Он пьян, едва держится на ногах, но быстро складывает в уме два на два и на пухлых губах появляется ядовитая, язвительная улыбка. — А я всё думал, что показалось, — говорит Винс, не сводя с Никки горящего огнём взгляда. — Не твоё дело, Нил. Иди куда шёл, — бросает Томми в ответ, впрочем, не удостоившись даже взгляда в свою сторону. — Скажи, чтобы ушёл, поговорить нужно, — махнув головой в сторону Томми, фыркает Винс.       Томми явно хочет что-то сказать — послать засранца на хуй, а ещё лучше — наконец-то врезать по его смазливой морде, но он не делает ничего, только смотрит на Никки в глупой, неоправданной ничем надежде, ибо ниже падать уже некуда, он на самом дне, а Никки, вместо того, чтобы подать руку, рубит её до самого плеча. — Выйди, — коротко бросает Сикс, он даже не смотрит, сейчас для него есть только Винс, а Томми просто шлюха, которую хорошо трахать, но уж точно не любить.       Томми уходит, потому что прекрасно знает своё место в этой бесконечно запутанной цепочке и потому что всё ещё боится потерять даже то, что имеет. Он противен сам себе, и за что вообще его можно полюбить?       Но Никки даже не слышит, как закрывается дверь, он смотрит в эти чёртовы глаза, что уже стали его проклятием, пытаясь разглядеть там что-то за привычной надменностью. Грёбаный Винс Нил, типичный калифорнийский принц, считающий, что вся жизнь это праздник, впрочем, типичным назвать его язык не поворачивается. Может быть, будь оно так, Никки давно смог бы избавиться от этой зависимости, но Винс особенный от светловолосой макушки до самых пят. Никки смотрит, дышит горячим дыханием с запахом виски, сигарет и мятной жвачки, и в голове бьётся абсолютно идиотская мысль: «Не будь таким красивым, прошу, не будь!». — Теперь понятно, — фыркает Винс, кажется, ещё больше нарушая личное пространство.       Он думает, что загнал Никки в ловушку, и скорей всего совсем не понимает, что в ловушке он сам. — Что тебе понятно? — шикает Сикс.       Он злится, ведь чувствует: Винс провоцирует, играет с ним. — У вас может быть любовь? — усмехается Нил, но усмешка выходит отчаянно болезненной, как будто-то ему не всё равно. — Можно подумать, ты знаешь, что это такое, — ядовито бросает Никки в ответ.       Его сердце будто заковали в цепи и сжимают их, чтобы наконец-то добить. Правда убийственна, но прекрасна, Никки хочет освободиться, ведь он так устал. Лампочка тускнеет больше прежнего, и в этом сумраке Никки вдруг видит в золотисто-карих глазах что-то, чего раньше не замечал, как будто отражение собственных чувств, а может быть, это просто алкоголь. — Таких тупых людей, как ты, едва ли с десяток наберётся, — тихо, почти что шёпотом, отвечает Винс.       И только сейчас Никки осознаёт, что между их губами не больше пары сантиметров, стоит только податься немного вперёд — и всё, о чём мечтал, все, что скреблось бешеными кошками по самому сердцу, может стать реальностью. Но Никки, видимо, и правда идиот, каких не свете не сыскать, он не привык получать желаемое, он не калифорнийский принц, которому мир дарит всё за одну только яркую улыбку.       Винс тяжело вздыхает, горько усмехается и делает шаг в пропасть, потому что почти потерял, почти добровольно отдал другому и больше ходить кругами терпения просто нет. У Никки в голове взрываются галактики, ему кажется, будто по вене гуляет самый сильный наркотик, на несколько секунд выдирая его сердце наружу и грубыми движениями запихивая его обратно, возвращая к жизни.       Любая фантазия меркнет по сравнению с реальностью, Винс целует напористо, но нежно, совсем не так, как всех безымянных блядей, что толпами прошли через его кровать. Впрочем, сейчас до них нет никакого дела, потому что пухлые губы ощущаются на губах Никки до того правильно, что хочется рыдать и благодарить всех Богов, в которых Никки не верит. Он запускает пальцы в белые волосы и стонет прямо в поцелуй, когда приоткрывает глаза и замечает, как Винс привстаёт на носочки, безуспешно пытаясь сравнять разницу в росте, от чего сердце сводит от нежности и тепла.       Винс пробирается прохладными пальцами под футболку, от чего Никки чувствует, как табун мурашек устремляется по позвоночнику вниз. — Не здесь, — отрываясь от зацелованных пухлых губ, бормочет Никки.       Винс улыбается по-особенному, нежно, искренне, Никки может сосчитать такие улыбки на пальце одной руки и он счастлив, что одна из них принадлежит ему.       Боже, Никки столько времени бродил по кругу, а ведь стоило всего лишь обернуться и внимательно посмотреть.       Томми не ждёт от Вселенной никаких поблажек, он знает, мир то ещё дерьмо и он, в общем-то, привык, он знает, чего ожидать, но реальность всё равно бьёт наотмашь, будто в замедленной съёмке демонстрируя ему до тошноты счастливых Винса и Никки. Его Никки, который на деле его никогда и не был. Ему хочется кричать, разбить руки в кровь, а ещё лучше — переехать грёбаного Винса катком. Он проклинает тот день, когда своими собственными стараниями похерил свой призрачный шанс на счастье, пригласив своего старого друга в группу. Томми никогда не думал, что бывает так больно.       Мик крепко сжимает его плечо и смотрит так, словно познал все тайны этого мира, хотя, может быть, так и есть, иногда Томми почти уверен, что Марс далеко не с этой планеты. — Ты переживёшь, — говорит он, но голос не уверенный, Мик совсем не умеет врать. Томми не хочет реветь, не хочет падать ниже, чем есть, но реальность жестока. «Переживёшь» — что ж, Томми в этом очень сомневается.