... И тогда я попросил Анубиса

- Я никак не пойму, ты вот сейчас серьезно? – Рэтлифф сполз по спинке сидения Астон Мартина чуть ли не до самого пола. – Ты вот говоришь это мне только сейчас? Адам чуть глянул искоса на своего любимого гитариста. Казалось бы, они знакомы вот уже целую вечность, все между ними решено, все слова сказаны и не по одному разу. Томми Джо Рэтлифф в этом плане подходил к ситуации более чем ответственно: нужно проанализировать все возможные варианты развития наших отношений, потом, дорогой, ты же понимаешь, что любовь – любовью, а о твой талант достоин большего, чем один альбом в пятилетку. Насколько Томми был одарен как музыкант, гитарист и композитор, настолько же филигранно он умел вычерпывать головной мозг Адаму Ламберту. Серебряной чайной ложечкой. С гравировкой «Спасибо за все, любимый!». Так и в этот раз. Отойдя от первоначального шока, вспомнив, что сдаваться без боя, это вообще не по-мужски, а еще он не захватил с собой… ну, не важно, допустим, свою ненаглядную черную футболку не захватил, ту самую, с принтом Фредди Крюгера на животе, а какой без нее фотосет! - Какой на хрен фотосет без Фредди Крюгера! – завопил Рэтлифф, резко принимая свое прежнее вертикальное положение на автомобильном сидении. Ламберт от неожиданности моргнул, перестроился и припарковался у обочины. Жаркое калифорнийское солнце стояло в зените, на небе не виднелось ни единого облачка, тощие пальмы заламывали свои лапчатые опахала, отдаленно напоминая мутировавшие папоротники Юрского периода, и только комфорт кондиционированного салона навороченного Астона Мартина не позволил Адаму продолжить их высокоинтеллигентную беседу сразу. - Значит, так, Томми Джо. – Он секунду еще подышал носом, досчитывая до пяти. – Апокалипсис сегодня отменяется. Я, конечно, слышал, что у вас, блондинов свой особый свод правил и законов, но сейчас, честное слово, не время так себя вести. Карие глаза Томми засверкали, он упрямо наклонил свою, действительно, светловолосую голову и крылья его прямого носа затрепетали от сдерживаемого возмущения и врожденной жажды противоречия. - Но ты же мог меня предупредить, Адам! – и он, правда, сдержал себя и сбавил обороты в голосе. – Мне же нужно подготовиться, ну как ты не понимаешь! - Дорогой мой, - нараспев произнес Ламберт, вновь выруливая на шоссе, - Поверь мне, как профессионалу, тебе еще долго не придется специально готовиться к фотосессиям. - Это еще почему? – подозрительно, но уже миролюбиво спросил Томми. - Потому что ты прекрасен всегда, даже после бурного похмелья, или после бурной но… Адам оборвал себя сам на полуслове. Да, отношения между вокалистом Адамом Ламбертом, записывающим свой долгожданный сольный альбом, и гитаристом его бэнда, непосредственно участвующим в этой записи, Томми Джо Рэтлиффом, были очень и очень неоднозначны. Эта неоднозначность, возможно, и придавала бы этим отношениям некий флер небанальности и свежести, но все это происходило настолько бурно, настолько взрывоопасно, что парням даже приходилось брать подобие тайм-аута друг от друга, чтобы немного прийти в себя от этих их американских горок. В таких паузах они занимались своими постоянными музыкальными проектами, каждый своим, а их верные и не совсем верные поклонники занимали себя тем, что с удивлением отслеживали их синхронные ночные или утренние …. появления в Инстаграме, которые возникали так же непредсказуемо, как и их обоюдное желание пообщаться друг с другом в скайпе или вотсапе или просто лайкнуть ту или иную фотографию. И это ровно ничего бы и не значило, если только… Если только каждый из них, и Адам и Томми не помнили бы постоянно, то, что между ними когда-то было. Яркая страсть, родившаяся от их общей одержимости музыкой и тем, что они творили вместе на всех крупнейших концертных площадках мира, страсть, которая переросла в более устойчивое и постоянное чувство, когда каждый был уверен друг в друге, в том, что наконец, им повезло найти то, что чувствуется громче, чем страсть, и тише, чем любовь. - Так что, Адам, мы все прекрасно понимаем, - сказали представители звукозаписывающего лейбла, - Что твой альбом просто обязан быть бомбой. Ты должен сделать для этого невозможное, хоть звезду с неба доставай. И Адам сделал тогда это самое невозможное и достал звезду. Он просто вытащил из кармана джинсов свой сотовый телефон и сказал тому, кто ответил на вызов через пару гудков: - Ты знаешь, Томми, я тут подумал, и все же… ну, хорошо, хорошо, я согласен с твоей трактовкой гитарного проигрыша в сингле. Приезжай в студию и запишем. Теперь альбом был практически готов, Адам уже чисто из своего собственнического инстинкта обладания тем, что никто еще не видел, капризничал и показывал свету лишь небольшие жемчужинки своего творения, но уже и по этим жемчужинкам было видно, что альбом представлял собой некое подобие царской тиары – в нее были органично вкраплены и изумруды, и рубины, и даже пара бриллиантов. Оставалась плотная работа над промо и тут Рэтлифф забуксовал. С течением времени он как-то подостыл ко всяким фотосессиям, автограф-сессиям и любопытным глазам папарацци. Одно дело, когда ему нужно было выступать вместе с Адамом в живых шоу, или снимать клип. Тогда Томми настолько отдавался той магии, которую они воспроизводили на сцене или в музыкальном номере, что для него уже попросту не существовало границ или рамок. А вот для того, чтобы позировать профессиональному фотографу, вот здесь ему уже приходилось прикладывать энное количество усилий, что портило ему настроение и вызывало отрыжку. Тогда требовалось срочно кишечное лекарство, а его, как известно, разливают исключительно в пивные бутылки и жестянки. Перерыв на лечение отрыжки пивом затягивался, Адам сердился, ну и вообще. Поэтому на этой сегодняшней фотосессии Адам немного отклонился от постоянно действующей схемы, усадил, ничего не объясняя, Рэтлиффа в машину, а про собственно съемки высказался только сейчас. - И знаешь, - словно про себя, задумчиво сказал Ламберт, когда они уже подъезжали к съемочному павильону, - Не уверен, будь ты хоть на полдюйма не таким, какой ты есть, получилось ли бы у нас что-то… - Получилось что? – уже нервничая перед фотосессией, рассеянно спросил Томми. – Что? - Альбом, конечно. А ты о чем подумал? Томми не ответил, смахивая челку нетерпеливым движением. Фотосессия была организована по высшему разряду. И Томми зря беспокоился о своей любимой футболке. В профессии фотографа еще встречаются настоящие художники и энтузиасты своего дела. - Между этими двумя особая химия, - помощник фотографа выставил свет и подошел к маэстро Францу. - Именно! – Франц стоял возле штатива, подперев подбородок обеими своими руками и разглядывая выстроенный кадр. – Эту химию должен почувствовать каждый, кто только раскроет журнал или наткнется на их фото в Интернете. Она должна быть истинной, такой, о которой не спорят, а просто молча признают. - А это же не моя гитара, - растерянно попытался поворошить в волосах Томми, но тут же был остановлен предупреждающим шиканьем стилиста, - Мне точно вот с ней надо сниматься? - Томми, - Франц решительно шагнул ему навстречу, - Тут ведь дело не в гитаре. Ты же артист, так давай, вспомни, что такое художественный прием. Адам одобрительно хмыкнул, Рэтлифф расслабился. Франц снимал в довольно быстром темпе, делая по десятку кадров на каждый их поворот голов, или на каждый намек на улыбку. В один из таких быстрых смен поз, Адам случайно положил свою руку поверх пальцев Томми, лежащих на гитарном грифе. Томми тут же опустил ресницы и машинально облизнул свои капризно изогнутые губы. Вокруг них щелкали затворы фотоаппаратов и сверкали фотовспышки, а они на мгновение замерли, забыв обо всем. - Не оборачивайтесь! – крикнул Франц, а они как раз обернулись, но не к нему, а друг к другу и маэстро сделал кадр. Мгновение не остановилось и было прекрасным. - Пожалуй, все на сегодня, - сказал Франц, просматривая все в своем ноутбуке. – Сегодня вечером я все предварительно обработаю и скину тебе все на электронку. Отсортируешь все сам и потом уже обговорим детали, как тебе захочется. И Томми обязательно должен поучаствовать в обсуждении. – добавил фотограф. – Там есть некоторые кадры, которые практически полностью выстроены на нем. Томми вздохнул. - Разумеется, о чем речь. Это, знаешь, Франц, даже лестно для меня… - Я бы и поработал с вами двумя не обязательно для промо альбома. – Франц еще раз придирчиво осмотрел их обоих. – Даже можно концепцию обсудить… Но, это потом, потом, - заметив извиняющийся взгляд Ламберта, добавил маэстро. – Конечно, сначала альбом, потом все остальное… - Подбросишь меня домой? - попросил Томми, устраиваясь вновь в салоне Астона Мартина. - Ты же хотел дела какие-то закончить в Даунтауне. – удивился Адам. - Да, это не срочно. Можно будет и потом доделать. – Томми рассеянно глянул на расстилающийся вдоль шоссе живописный пейзаж. – Ничего такого особенного. И через десять минут удивленно заметил: - Ты проскочил поворот на Бурбанк! - Не волнуйся, дорогой. – Невозмутимо ответил Ламберт. – У меня зато есть кое-что срочное. - Ну, Ламберт…! – аж задохнулся возмущенный Томми Джо. – Ну, знаешь…! - Опять? – грозно сдвинув свои четкие брови к переносице, произнес Адам. – Прекрати истерики, Рэтлифф, и придержи свои восклицания до тех пор, пока мы не доберемся до места. А то, вдруг, машина сломается, или бензин кончится, так ты и застрянешь со мной среди пустынного шоссе, в непроходимых джунглях. Томми рассмеялся, напряженность в салоне исчезла. - Да уж. Еще повезет, если мы проскочим сейчас все пробки на этом, якобы, пустынном шоссе, а непроходимые джунгли, - он кивнул на прибрежную полосу океана, - вон они сплошь забиты туристами и местными жителями. И это… в каком году ломался Астон Мартин? Или вообще, ломался ли он? - Ну вот и ты не ломайся. Тем более, уже и приехали. Томми с интересом осмотрелся. - Твой новый дом? Ну видел, ты же мне сам фотки и присылал. - Мне необходимо срочно посоветоваться с тобой по одному вопросу. – Адам нежно подталкивал Рэтлиффа внутрь дома. – Вот я и решил показать тебе все на месте, наглядно, а то мало ли что… - Посоветоваться со мной по поводу интерьера спальни? – недоуменно спросил Томми, увидев, куда его затолкал Адам. – Что за намеки? И тут же осознал себя прижатым к стене спальни и дыхание его перехватило от поцелуя. - Я начинаю подозревать тебя в подготовленном сценарии, - прошептал Томми, едва оторвавшись от адамовых губ. – Наверняка уже и роли распределил? - Несомненно. Блондины на этот раз сдаются и выигрывают. - Ламберт, хватит уже каламбуров! - Никогда не хватит, этого, - озорная рука уже по-хозяйски влезла в джинсы Томми и вовсю там все щупала и гладила. – Разве этого бывает мало? Сдавайся, котеночек! Рэтлифф возмущенно дернулся, но сопротивление уже действительно не представлялось возможным. Хотя бы кровать заценить. - Кровать ничего… - пробормотал он в ответ на свои мысли, когда они уже барахтались на ней, скидывая остатки одежды и расшвыривая одеяла и подушки в разные стороны. – Широкая и такая… Такая стильная… - Рад, что тебе так понравилась кроватка, - промурлыкал Адам и навис над ним, всматриваясь в его лицо. – Я так надеялся на твое одобрение. Вихрь эмоций в карих глазах промелькнул так быстро, что Адам только успел отметить насколько они прекрасны в своем влажном шоколадном блеске и остро понять, как он скучал без них. - Так странно, - сказал Томми, - я иногда думаю, как много людей, которые бы отдали многое, чтобы прожить хотя бы день из нашей жизни, когда все такое насыщенное, яркое, выпуклое… Адам засмеялся, прижимаясь этой самой упомянутой выпуклостью. - Но, есть и такие, по мнению которых мы просто обязаны сгореть в аду за нашу выпуклую счастливую жизнь… - Ну и на хер их, - безапелляционно заявил Рэтлифф, снова притягивая его к себе для поцелуя, - На хеееерррр…. И он быстро перевернулся на живот, укладывая голову на сведенные вместе руки и у Адама перехватило дыхание, при виде его такого идеального и горячего. Такого… готового к нему, к Адаму. - Но мне кажется, мы заслужили и небольшую прелюдию, - проговорил он, когда Томми приподнялся, предоставляя ему лучший доступ к своей заднице и ахнул, почувствовав его горячий язык внутри себя. И он вздохнул судорожно, и еще и еще, в то время пока нежный язык Адама исследовал чувствительную кожу вокруг его ануса, потом напрягся и опять расслабился, предугадывая задумку своего возлюбленного. Адам протолкнул свой язык в желанное отверстие и Томми тут же выдал свое возбуждение напрягшимся и вставшим своим членом. Он замычал, приподнимаясь на коленях и Адам перехватил его, обнимая его поперек его туловища. Внутренняя дрожь пробивала тело Томми насквозь, и он несколько раз крупно вздрогнул в тот момент, когда он почувствовал, что Адам переместился, доставая из-под подушки тюбик с гелем. Наконец, теплые скользкие пальцы проникли в отверстие, заменив собой язык и Томми опять застонал, утыкая нос в подушку. - Сейчас, еще немножко, - пробормотал Адам, наклоняясь над его спиной. Томми почувствовал, что совершенно готов и тут же ощутил, как внутрь него проталкивается член Адама, а его руки уже придерживают его за поясницу. Он глубоко вздохнул, расслабляясь, чувствуя с облегчением, как минутная вспышка боли исчезает, и ей на смену уже спешит наслаждение. Адам усилил давление, проникая в него на всю длину своего члена и чувствуя, как его словно обнимают гладкие стенки прохода. - Боже мой! – закинув голову назад, простонал Адам, - Каждый раз я думаю о том, что выражение «нетронутая целина» обретает … второй смысл… как девственник, честное слово… Томми тихонько рассмеялся, чувствуя, как в нем стремительной лавиной разносится по венам чистейший адреналин. - Люблю, когда ты меня так называешь. Адам склонился над его спиной, целуя выпирающие ступеньки позвонков и начал извечный отсчет толчков, чередуя глубокие проникновения с более легкими и поверхностными, не забывая одновременно ласкать твердый член Томми сильными умелыми движениями. Блондин уже весь пылал, как лесной пожар в горной Калифорнии. И вот уже Адам сбился с ритма, Томми сам начал толкаться ему навстречу и их дыхание слилось в один длинный судорожный вздох-стон, и мощный оргазм накрыл их плотной шторой, и долго еще не отпускал, сначала выстрелив спермой, потом рухнувших в объятия друг друга, и еще и потом окутывая их ярким запахом сексуального удовлетворения. - У меня что-то в боку закололо, - пожаловался Томми. – У тебя все-таки, кроватка неудобная. - Упс, - смутился Ламберт, - Это не кроватка… Он зашебуршился в простынях, одеялах, подушках, раскиданных по необъятной кровати, и вытащил откуда-то, чуть ли не из-под Рэтлиффа, фигурку медного Анубиса. - Ну, - Томми даже сперва и не знал что сказать, а это исключительный случай, обычно у него проблемы как бы не сказать чего лишнего. – Ну… а зачем он здесь? Только … нет, это же не то, о чем я подумал? Это же не дилдо-Анубис, и я вот знаешь, читал, что медные предметы не очень хорошо взаимодействуют с человеческим организмом… - Нет, - Адам мягко приложил свой палец к губам Рэтлиффа, заставляя как раз того замолчать. – Нет… Это так получилось, что я был здесь один, - он лукаво глянул на любимого. – Без тебя, да. А Анубис стоял на подоконнике и сочувственно на меня смотрел. И вот я подумал, вспомнил, что он все же такой важный, бог, верховный правитель, и вот если его попросить о том, чтобы мое желание исполнилось… И тогда я попросил Анубиса… - А что это было за желание? – улыбаясь и уже зная ответ, спросил Рэтлифф. - Оно исполнилось только что… - Ответил Адам. Звякнуло сообщение об электронной почте и Ламберт поднял с пола свой телефон. - Франц прислал фотки. – Сказал он. – О, смотри, вот это так здорово! Фотография была одной из самых первых. Гриф гитары и длинные чувственные пальцы рук Рэтлиффа, сначала одна рука, потом чуть повыше, другая. И поверх второй руки уверенные пальцы Ламберта, словно заявляющие о себе и своих правах. Это было так красиво и даже, в какой-то мере, эротично, что Томми задумчиво наклонил голову к плечу любимого, рассматривая это фото. Пальцы и руки часто бывают выразительнее глаз. - Это лучше, чем если бы Франц снял нас целиком, а не только руки. – Сказал Адам. - Да, - согласно кивнул Томми. Подумал и спросил: - А у твоего Анубиса можно пиццу попросить, я что-то такой голодный! - Богохульник! – вскричал Ламберт. - Ой, какие мы слова знаем, грозные, - прячась за подушкой, ответно завопил Рэтлифф. – Все, все, я знаю, телефон доставки… Медный Анубис снова занял свое место на подоконнике, а смех еще долго был слышен, удаляясь в сторону кухни большого нового дома Адама Ламберта.