Второе полнолуние

Яркий лунный свет освещал поляну, на которой росло много необычных растений. Посредине поляны стоял раскидистый дуб, и тень от него расстилалась по траве большим тёмным пятном. Тёплый летний воздух, за день пропитавшийся запахами цветов и трав, сейчас остывал, и аромат постепенно улетучивался, теперь воздух источал свежесть. Полная луна на чистом звёздном небе сейчас казалась особенно большой. Полнолуние — лучшее время для сбора трав, многие из них приобретают особые целебные свойства для изготовления редких зелий или настоек. Аккуратно срезав несколько лепестков череды, Лайелл Люпин разложил их по нескольким коробкам, затем оглянулся по сторонам. — Ремус! — крикнул он. Его охватило волнение. — Ремус! — Я здесь, папа, — тихо ответил Ремус и вышел из тени дуба. — Я просил тебя далеко от меня не уходить, держаться рядом. Наверное, это была плохая идея — брать тебя с собой. Ремус подошёл ближе к отцу и протянул ему стебли омелы берёзовой. — Смотри, что я нашёл. Они заблестели там, в тени, а ты говорил, что их надо собрать быстро и не шуметь, я и отправился к ним. Лайелл слегка оттаял, глядя на цветы в руках сына и его радостную улыбку. — Просто держись рядом. Я поставил защитный купол, но это не значит, что можно заходить далеко без меня, — произнёс Люпин-старший, забирая у сына стебли омелы и раскладывая их в отведенные коробки. — Я был рядом, — пробовал оправдаться Ремус. — Мы договаривались, — ты всё время находишься рядом со мной, слушаешь, что я скажу, и без меня никуда не уходишь, не бегаешь и не шумишь. Только потому что ты обещал выполнить все условия, я взял тебя с собой. — Но раньше ты меня брал без этих условий. И купол не ставил, и разрешал бегать. — Ремус, сейчас другое время, всего не объяснить, просто это может быть опасно. Было видно, как ему хочется что-то ещё спросить у отца, он молчал, потупив взгляд, но интерес взял верх, и, подняв глаза к отцу, Ремус всё-таки спросил: — Это как-то связано с тем человеком без имени? И теми, которых ты выгнал каким-то заклятием, ну, мы ещё потом переехали сюда? Только что Люпин-старший осознал, какую ошибку он допустил, ничего не рассказав сыну, толком не объяснив их переезд и повышенные меры безопасности, которым они следовали уже две недели. Он всё ещё считал, что его сын маленький и безумные игры взрослых ему лучше будет не знать. Но Ремусу шёл шестой год, он многое подмечал — об окружающем мире, о людях, об их характерах. — Да, — твердо сказал Лайелл, — обещаю, что днём тебе всё расскажу, — в этот раз он был намерен это сделать, и Ремус поверил ему. Они принялись дальше за дело, не отходя друг от друга далеко. * * * Две недели назад к Люпинам заявились несколько человек в чёрных мантиях с капюшонами. Люпин отреагировал на их появление мгновенно, укрыв жену и сына защитным куполом, а сам мигом обезоружил незваных гостей. Те явно не ожидали такой прыти от простого специалиста по Явлениям Нечеловеческих Духов и в спешке ретировались, громко крича, что Тёмный лорд просто так это не оставит, что на неугодных ему он насылает оборотней. Об этом Люпин знал не понаслышке, и в тот же вечер семья сменила место жительства. Они не первый раз переезжали, но раньше всегда возвращались на своё место. Обычно их переезды были связаны со сбором трав — неплохой дополнительный источник доходов их семьи. Лайелл Люпин был хорошим специалистом в Министерстве Магии, но и своё хобби — собирательство — очень любил, тем более, что оно приносило ему неплохой доход. Он не просто отлично разбирался в растениях, их свойствах, но и великолепно знал, когда именно их следует собирать, чтобы те или иные свойства были более ярко выражены. Во многом от этого в дальнейшем зависело качество изготавливаемого зелья. Именно поэтому к нему обращались лучшие зельевары, готовые платить хорошие деньги за качественный товар. С малого возраста Ремус помогал отцу; первые его собранные травы отец хранил отдельно, в прозрачных контейнерах, чтобы когда-нибудь потом показать сыну вырванные с корнем девясил и аир или порванные листья лопуха, смятые цветки мелиссы. Он приносил отцу в крохотных ладошках перемешанные и сплющенные травы и был этим горд — ведь он помогал. Постепенно, раз за разом собирая с отцом — и реже с матерью — растения, Ремус учился делать это правильно. Больше всего ему нравились их ночные вылазки; отец стал брать его с собой ночью около полугода назад. Это было его самое любимое время, когда вокруг было тихо-тихо, и казалось, что на всём свете только он и отец, они могли разговаривать обо всем, что приходило в голову. Отец всегда отвечал на любые самые странные, возможно, глупые, но несомненно очень важные для самого Ремуса вопросы, которые ему подкидывал его пытливый ум. Этим и были ценны ночи. Единственное, к чему отец ещё не подпускал Ремуса — сушка и упаковка трав. Здесь требовалось много усердия и работа на душном чердаке — совсем не то, что нужно для пятилетнего ребёнка. Этим он занимался всё остальное время один, а Ремус тем временем ждал очередной ночи, в которую они вместе отправятся на сборы трав. Ремус проснулся поздно, ведь и лёг он тоже поздно, а точнее, рано утром. Лайелл и Хоуп Люпины — родители Ремуса — уже сидели за столом, когда тот зашёл на кухню. — Не думала, что проснешься раньше полудня. Садись кушать, — заботливо сказала мама и начала выставлять приборы для сына на стол. Ремус тут же накинулся на еду, обращаясь при этом к отцу: — Помнишь, ты обещал мне рассказать про тех людей. — Про каких людей? — заинтересовалась мама. — Ну, тех, что папа мастерски выгнал, они так смешно полетели, — на лице Ремуса отразилась гордость за отца, а его губы расплылись в широкой улыбке. Выражение лица матери сменилось на недоуменное. — Ты считаешь, это то, что нужно знать ребёнку? — спросила она, обращаясь к мужу. — Да, он должен быть готов к неожиданностям, к тому, что мы будем переезжать ещё не раз и скрываться, — ответил он ей, а затем перевёл взгляд на Ремуса: — я сейчас упакую один заказ, а ты пока поешь. Потом и поговорим. Ремус молча ему кивнул, жуя хлеб, отец встал из-за стола и вышел из комнаты. Мать недоверчиво проводила его взглядом. <empty-line> После того, как отец рассказал всё, что посчитал нужным знать пятилетнему ребёнку, Ремус не отходил от него далеко во время работы, он старался находиться как можно ближе к нему, подмечая, как тот собирает травы, листья и стебли — аккуратно срывает, никогда не берет разные виды растений одновременно в свои руки; если стебли толстые, использует ножевое заклинание, а для некоторых растений — только серебряный нож. Ремус наблюдал за всеми действиями отца и начинал понимать, отчего у него столько заказов, — тот относится к собирательству со всей щепетильностью. Они ещё не одну ночь провели вместе на той поляне, прежде чем в очередной раз сменить место жительства — маме Ремуса стало казаться, что кто-то бродит рядом. Ремус больше не задавал вопросов, он всё понимал: это делается ради их безопасности. Если тот самый Тёмный Лорд натравит на них оборотней, это может быть очень опасно. У оборотней нюх намного лучше, чем у волшебников, они смогут их почуять, а возможно, и пробраться через их защиту. * * * Первое проявление волшебства — всегда очень волнительно и радостно, как для юных волшебников, так и для их родителей. Когда видишь чудо, произошедшее только что перед тобой, и этот блеск в глазах детей, которые только что поняли, что они настоящие волшебники, понимаешь, что магия живёт внутри каждого, возможно, что ничтожно малое её количество есть и в магглах и вырывается наружу в нужный момент времени. Дети сразу начинают ждать сову из Хогвартса, представляют своё обучение в этой чудесной школе, порой готовы отправиться туда намного раньше своего одиннадцатилетия. Но иногда первое проявление магии может навсегда изменить жизнь далеко не в лучшую сторону. В ту ночь луна была необычайно большой и яркой. Стояла совершенно безветренная погода, что было совсем несвойственно ранней осени, казалось, всё вокруг замерло в преддверии чего-то неминуемого. Ремус с отцом как раз собирали листья брусники. Они уже три недели находились на новом месте, и это была первая их ночная вылазка в полнолуние здесь. Ремус снова ослушался отца и отошёл за сверкающими флоксами. Он протянул к ним руку, они подняли свои головки в его сторону и немного мотнули ими, стряхивая капли воды, а затем поднялись вверх и сами легли в его ладони. Радости Ремуса не было предела, он протянул другую руку, и цветы проделали ровно то же самое. Собрав большой букет, Ремус решил, что часть из них можно подарить маме. Он отобрал цветы покрасивее и сделал из них аккуратный букет, остальные более небрежно положил в карман куртки. Цветы источали дивный аромат, который слегка кружил голову. Ремус вприпрыжку добежал до отца и взахлёб рассказал ему, что произошло, он хотел поделиться своей радостью, своими первыми эмоциями, ощущениями, когда магия словно прошла сквозь тебя, разливаясь приятным теплом, наполняя чем-то воздушным и лёгким, что казалось, ещё мгновение — и взлетишь. Отец поддержал его желание отдать часть цветов маме, но сделал замечание по поводу небрежно засунутых в карман остальных экземпляров. — Можно, я ещё соберу цветов? Там много других, получится красивый букет, — глаза Ремуса искренне лучились счастьем. Конечно, ему сегодня можно было всё. В такие моменты неожиданной радости кажется, что ты под защитой неведомых сил, тебе сегодня всё благоволит. Ремус собирал все цветы, которые видел, они так же поднимали свои головки к нему, стряхивали капельки и ровно ложились в его руки. Он был рад получившемуся букету, как вдруг недалеко от него блеснули какие-то огни, Ремус присмотрелся — словно сквозь пелену блестели маленькие колхикумы. Их нежный фиолетовый цвет завораживал, необычная форма лепестков удивляла. Ремус протянул руку, но сорвать цветы не смог, он попробовал ещё раз и ещё, но цветы не поддавались его магии. Однако останавливаться было не в его духе, и он, раз уж решил собрать для матери букет, протянул руку и сорвал цветы без магии. Как только он взял только что сорванные колхикумы в руку, мир вокруг наполнился разными звуками, которых он до этого момента не слышал. Это спал защитный купол, который огораживал их с отцом от остальной части поляны и леса. Относительно недалеко стали слышны уханье сов, гугуканье сыча, шелест листьев, волчье завывание, шуршание мыши в траве, скрип деревьев. Затем стали слышны громкие крики отца, рядом с Ремусом проносились вспышки каких-то заклинаний, и совсем неподалёку раздались громкое рычание и лязг волчьей пасти. В ту же минуту что-то острое пронзило руку Ремуса, кровь хлынула ручьём. Ремус упал на землю и зажмурился от дикой боли, острые когти царапнули его по лицу груди, животу, вспарывая кожу. Голос отца стал тише, и Ремус провалился в темноту. * * * Адская боль пронзила тело, когда Ремус попытался открыть глаза, он увидел только тусклый свет сквозь повязку на своём лице, почувствовал противный запах лекарства, которым были смазаны его раны. Всё тело горело, словно от огня, сделать хоть какое-то движение было невыносимо больно, и Ремус бросил попытки пошевелиться. Недалеко послышались голоса, один из которых принадлежал отцу, второй был незнаком, периодически раздавались всхлипы матери. — Самого страшного нам удалось избежать, — заговорил незнакомец. — Но, боюсь, новости неутешительные. Я думаю, вы и сами всё понимаете. Вот эти мази продолжайте втирать, — послышался лязг стеклянных колб, — эту настройку пить на ночь, это — в особо болезненный период. Пока следует быть очень внимательными, через месяц заживление ран пойдет быстрее, всё-таки у них… ну, вы понимаете, — раздался громкий всхлип матери, — в общем, у них раны намного быстрее затягиваются, лучше регенерация тканей. Через месяц будет здоров, но останутся шрамы. Ну и что делать дальше, мы с вами обсудили. — Спасибо, профессор Бэлби, большое спасибо. Я вас провожу. — Всего хорошего. Голоса утихли, раздался скрип дверей, в комнате осталась только Хоуп Люпин. Она подошла к сыну; его лицо было почти полностью перебинтовано, те участки кожи, которые виднелись из-под перевязки, были сильно бледными, цвет кожи сливался с цветом наложенной повязки. Она провела рукой по его волосам, рукам, задержала взгляд на груди и животе, так же плотно перевязанных. Слёзы катились по её лицу, она всхлипнула несколько раз, прижав руку ко рту, чтобы подавить тяжёлый стон. Тело сотрясалось от подавляемых эмоций, она присела на кресло около кровати, иначе ноги уже подкашивались. Три дня Ремус пролежал без сознания. Кто бы знал, во что для семьи превратились эти дни. Ад, как он есть. Лайелл наложил заклинания на сына — какие сумел, использовал все травы, что мог, но этого, очевидно, было недостаточно. Он вынужден был обратиться к Дамоклу Бэлби — отличному зельевару и его постоянному заказчику. Тот обещал сохранить анонимность и помочь необходимыми зельями. <empty-line> Лайелл и Хоуп выполняли все необходимые процедуры, чтобы раны заживали, снимали болевые ощущения, поддерживали, как могли, жизнь в хрупком маленьком теле. За неделю до полнолуния они стали замечать, как Ремус чаще приходил в себя, начал понемногу говорить, раны затягивались. Всё выглядело именно так, как рассказывал Дамокл Бэлби. — Мама, а что случилось? — первое, что спросил Ремус. Лицо матери было бледным с опухшими от слёз глазами. Глядя на её помятую одежду, можно было предположить, что она спала в кресле возле кровати сына не одну ночь. — Мальчик мой, — сглатывая слёзы, произнесла Хоуп, — всё будет хорошо. Ты скоро поправишься. Поспи, набирайся сил. Она не хотела ему всего рассказывать, по правде, она и не знала, стоит ли рассказывать. — Тогда почему ты плачешь? — не унимался Ремус. — Больше не буду. Всё будет хорошо. Отдыхай, сладкий. — Не плачь, мам, — Ремус легонько сжал руку матери, а она сжала его в ответ. Перед полнолунием они закрыли плотно ставни, Лайелл наложил все возможные защитные заклинания на комнату сына. Ремусу дали выпить успокоительных средств, чтобы снять возможную агрессивность. Как бы Хоуп ни хотела остаться с сыном, она не могла это сделать. Первую ночь своего превращения Ремус совсем не помнил, он был ещё слаб и измучен. Всё раны зажили на нём за одну ночь, из-за лучшей регенерации тканей в период трансформации. Родители всю ночь слушали волчьи завывания из-за дверей, Лайелл держал палочку наготове, если вдруг придется защищаться от собственного сына. Под утро, когда вой стих, они уснули и проснулись, когда Ремус позвал их бодрым громким голосом. — Доброе утро, — радостно сказал Ремус, вбежавшим в комнату родителям. — Видишь, мама, я выздоровел, больше не надо плакать. Папа, а почему здесь окна плотно закрыты? Бледного и слегка обессилевшего Ремуса было решено тотчас же накормить. Хоуп побежала на кухню, за едой, чтобы принести её в постель к сыну, но Ремус попытался пойти за ней. Ему надоело пролеживать в кровати дни — он наверняка столько всего упустил за это время. Спустя несколько дней Ремус окончательно поправился: его не мучили боли, раны полностью затянулись, остались только шрамы, он стал хорошо питаться и не походил больше на привидение. Как рассказать всё сыну, Лайелл и Хоуп не знали, а Ремус быстро перестал расспрашивать родителей о случившемся, погрузившись в свои обычные детские забавы и помогая отцу собирать целебные растения. На удивление, он стал лучше различать их по запаху, мог учуять их за много футов. — Папа, пойдем туда, — Ремус кивнул рукой в сторону реки, когда они вместе отправились на сбор целебных растений, — там растёт багульник, за теми кустами, и ещё есть много венериного башмачка. — С чего ты это взял? Мы же здесь ещё ни разу не были. — Я просто чую их запах. Это, наверное, так магия проявляется, да? То цветы сами ложились в руки, то теперь запахи. Лайелл только погладил сына по голове, он боялся рассказать сыну всю правду, но и держать его долго в неведении было нельзя. <empty-line> Второе их полнолуние выдалось более тяжёлым. Ремусу дали выпить зелье сна без сновидений, чтобы он крепко спал, решили, что оно способно подействовать и на оборотня. Все окна и двери были так же заколочены, как в первый раз, и защитные заклятия были нанесены. Зелье совершенно не подействовало. Стоило только взойти полной луне, как из комнаты тут же раздался вой и скрежет. Не раз Лайелл и Хоуп думали, что стены не выдержат ударов и царапания. Когти впивались в древесину, разрывая её, а невозможность выбраться из заточения заставляла Ремуса биться в двери и окна в попытке сбежать. После рассвета, когда за дверьми всё стихло, Лайелл и Хоуп выждали ещё немного времени и вошли в комнату сына. Ремус лежал на полу, скрутившись клубочком, и спал. Он выглядел очень измученным, на нём была порвана одежда, пальцы разодраны, волосы взъерошены. Неглубокие царапины покрывали стены по всей комнате, одеяло лежало изодранным на мелкие кусочки, стул и стулья были перевёрнуты — в комнате царила атмосфера страха и непонимания. Хоуп сделала несколько шагов к сыну, от скрипа половиц Ремус проснулся. Он поднял свои голубые глаза к матери. Они выражали сильный испуг и обиду — он понял, что с ним случилось, но отказывался верить в это, признавать. Ремус долго смотрел в её глаза, пока наконец не осмелился спросить: — Ма-ам, я оборотень?