Цветочник

Ходит молва среди людей, что живёт в одной деревне страшный тёмный волшебник, обращающий всех, кто пред его очами предстанет, в дивные цветы. И сад его, болтают, всё ширится и ширится, да всё новые люди его заложниками становятся. Но люд много болтает, жил бы такой — точно уже бы какой паладин сразил. И дошла молва о поборнике света, что стал слугой страшного тёмного владыки, до ушей магистра на кафедре светлой магии, открыл тот список практикантов и понял, что сгинуло там двое его студентов-выпускников… *** Небо вспыхнуло светом, словно там Райские врата раскрыли, и вылетели из тех врат по очереди шестеро — мужчина с большим посохом в руке, одетый в белую мантию до пят, да пять мальчишек — ученики его, своих спасать пришли. Стал магистр перед высокой чёрной башней, земля вокруг которой травой и цветами поросла, и крикнул громогласно: — Выходи, тёмная гнусь, за грехи расплачиваться! Тёмная гнусь меж тем выходить никуда не собиралась — гнусь эта спала сном праведника, обняв подушку и пуская на неё слюнки. Вместо гнуси в окно выглянул тот самый «сгинувший» недоучившийся паладин, посмотрел на куратора, гнусь в щеку чмокнул, кровь на кристалл пустил, чтобы защиту усилить, да пошёл латы надевать. Не представать же пред учителем в домашних штанах и рубашке? Однако стоило ему приладить меч в ножнах на бедро и выйти, как кто-то из парней выкрикнул: «Живой!», и слово это покатилось по всем. — Живой, — подтвердил. — А чего мне помирать-то? — Астэ́р! — взял слово магистр, пока мальчишки за спиной не бросились к товарищу, и не обратил внимания на гримасы недовольства спасаемого. — Ты, что ли, с тёмным спутался?! Мальчишки как один выдохнули поражённо, да и не мальчишки они уже были — здоровые лбы в сверкающих защитными чарами латах, паладины! Почти дипломированные… Сам Астэр, который имя своё недолюбливал, оглянулся на нижнее окно башни и задумался, как бы так всё объяснить, чтобы до конфликта не дошло. А потом плюнул, поняв, что объяснить здесь просто невозможно, вынул меч из ножен и попросил вполне миролюбиво: — Возвращайтесь-ка вы в академию, мастер. Мы люд простой не трогаем, живём тихо-мирно. — Очаровал, — подтвердил свои самые худшие опасения магистр и сжал посох. Завертелось. Астэр же лучшим был в академии, всегда самый первый на тренировках, самый первый на практических — лицо не только группы, но и всего факультета! Да на него молились! Да ему столько прошений разных приходило, похвальных листов, что все от зависти локти кусали! Так что просто так своего тёмного Астэр отдавать не собирался, да. К тому же у мечника перед магом, специализирующемся на свете, явное преимущество. — Моя трава-а! — завопил чей-то тонкий голос, бой остановился, и все оглянулись на башню. Там стояло нечто. Это нечто походило на обычного тёмного мага — чёрная шевелюра, чёрная же мантия, бледность аристократическая. Только вот волосы его, собранные в толстую косу, да застывшие в красных глазках слёзки общему образу не шли вот абсолютно. Да и на самом деле не в мантии он стоял, а в тёмных льняных штанах и светлой рубашке, только в руках сжимал положенный по статусу короткий посох из чёрного дерева и агата. Астэр глянул себе под ноги, легонько пригладил кустик фиалочки, что ногой в латах выпорпал, да задницей от розы подальше отодвинулся, продолжая удерживать посох магистра на лезвии меча. Мастер же поглядел на уже рыдающую над вытоптанной ромашкой тёмную гнусь и чуть ослабил давление на посох. — Рай, радость моя, — обратился к тому не-сгинувший паладин, — вернись в дом. Тут плохие дяди, они тебе навредить могут. — Но цветы! — вскрикнул, утёр слёзы и поднялся, зловеще призывая чёрный туман. — Я найду фею, пригрожу ей, и она быстро их… вылечит. Чёрный туман пропал мгновенно, гнусь всхлипнула, и новая слеза скатилась по его щеке. — Я могу! — вызвался один из прибывших для практики-поддержки, и зарёванное лицо просияло такой солнечной улыбкой, что у всех сердца ёкнули. Почему-то покрасневший паладин снял шлем, перчатки, пыхтя стянул с себя панцирь и присел рядом, наложил руки на ромашку, призывая свет. Очень скоро стебли выпрямились, утерянные лепестки выросли заново, а Рай чуть в ладоши не хлопал от радости, любуясь на своё растение. Магистр скромно убрал посох, отошёл от своего адепта и оглянулся. Вообще-то никаких «дивных» цветов здесь не росло — розы, ромашки, фиалки да васильки. Ну и чуть дальше расположились ровненькие грядки, засеянные травами для зелья. При том, присмотревшись, он понял, что ничего опасного там нет. — Ваше темнейшество! — горланила какая-то девка вдалеке, на всех парах несясь к ним по протоптанной дорожке. А за ней летело ещё с десяток человек — пара девок да мужики. — О, Кася бежит, — известил своего тёмного Астэр и спрятал меч в ножны. Кася меж тем добежала, таща за собой корзину, накрытую полотенцем, да замерла, разглядывая сначала разодетого Астэра, потом прибывших не пойми откуда поборников света, и под конец лечащего растения тёмного. — Ваше темнейшество, не плачьте вы, — быстро начала, сунула корзину в руки ошалевшему магистру и бухнулась на колени у злополучной ромашки. — Что здесь происходит? — спросил наконец-то магистр, но ответа не получил — остальные добрались. — А мы вам молока, яиц, булочек, баба Варга, вон, пирогов с повидлом напекла! — провозгласил один из мужиков и удостоверился: — Нести в кухню? — Неси, Шер, спасибо, — кивнул Астэр и пожал каждому по очереди руку в знак приветствия. Мужики очень быстро скрылись в башне, одна только Кася осталась. Она же и заговорила, вспомнив: — О, темнейшество, мы же вам травы, что вы просили, собрали! И высушили! На этот раз правильно, не под солнцем. И всё пришло в движение: Кася пошла завтрак готовить с остальными девчатами, мужики воды из колодца натаскали — на полив и для питья-умывания, магистр цветы принялся осматривать, чтобы убедиться, что никого здесь не заколдовали и в растение не превратили, а Рай к Астэру подошёл, обнял и тихонько спросил: — А кто эти люди? — Учитель мой и одногруппники, — отозвался, приобнимая в ответ. — Идём кушать. — А вы темнейшество не обижайте, — успели они ещё услышать, как один из мужиков магистра распекал — тот аж покраснел от стыда, словно ребёнка обидел. — Он у нас нежный, ранимый! А-то был тут один, пришёл, оглоблей своей машет и хвать по розе… — И что было? — Что было… теперь вот темнейшеству конфеты носит да в женихи набивается. Много их, этих женихов развелось. *** — И как так вышло? — спрашивал магистр несколькими часами позже, когда все поели, убрали за собой, растения полили разведённым удобрением и… успокоились. — Кверху, — буркнул Астэр и закашлялся. — Обычно так вышло… Мы же с Крисом практику проходили, услышали, кто-то на здешнего тёмного владыку жаловался… Стояли три бабы и трепались, мол, девок всех перепортил этот владыка, грозы постоянно насылает — коровы не доятся, да сглазы — куры несут слишком маленькие яйца. Да и вообще, беспредел сплошной — пришёл светлый рыцарь тьму зарубить, так его цветком обратили… — А Крис же у нас… нервный… активный… — чуть не сболтнул «дурак психованный, на кулак нарывающийся». — Вот и побежал вперёд. Я как догнал — Рай над вытоптанной лилией рыдал, а этот в дерево врос руками-ногами, только проклятья плюёт. Я на Рая, Рай от испуга уже икает, жезл сжимает, этого пытается расколдовать, а от нервов только взял, да и в ромашку его обратил. Никогда ещё Крис не был таким тихим и симпатичным… Правда, под ветром прогибался и лепестками шевелил так зловеще, что казалось, сейчас цветок проклятье изрыгнёт. — Ну, я на Рая, Рай ревёт и воет, а у меня аж … сердце перевернулось. И яйца поджались, но этого уже не озвучил. Как и не рассказал, как обнимал его, маленького и хрупкого, слёзы утирал… А потом поцеловал… в носик. — Сказал, сам расколдуется через сутки — магия превращений штука вообще слабая. — И где Кристофер сейчас? — В посёлке, к Касе клинья подбивает. Умный у неё папаша — не выгнал, а дело сказал. Мол, пока своё хозяйство не заведёт, да сам не научится за ним смотреть — дочь не отдаст. Каська же милая, она всем улыбается, и Крис ей нравится, только… Прав её отец — ни к чему муж-паладин. Сегодня он есть, завтра его нет. — И что он? — А что он? Выкупил поле, засеял пшеницей, первые два урожая продал, до третьего пекарню построил, булочки вот печёт, — кивнул на почти пустую корзину. — Как так? — удивился магистр. — Вы же здесь всего пару недель! — Ну, так Рай же удобрения делает, — пожал тот плечами. — Вот за месяц уже урожай! Его здесь все потому и любят, заботятся, как о своём. Только скотине лучше не давать — проку нет почти. Вот приезжие и не задерживаются — всё им яйца маленькие сильно. — Он же тёмный, — поражался магистр. — Ну, вот как он таким уродился? — Уродился… Брат — грибник. На кладбище грибы выращивает… Мать у него… — глаза отвёл и признался: — Вдовой называют. — Та, что в столице всех мужей убивала? — Да. Рай сказал, она их на отца оставила ещё маленькими. А отец с востока, там у них к тёмным почёт, только умер, кажется, три года назад. Тогда и Рай сюда перебрался, сначала с братом, а потом один остался. У него же не просто цветы здесь — образцы. — А что ж тогда болтают, что он всех превращает? — Так здешние и болтают! Рай же безобидный — траву свою выращивает, да удобрения делает, чтобы быстрее росло. Местным от этого только польза. А россказни и начались с того, что пришёл какой-то тёмный, дом чей-то поджёг. Мужики и сказали ему, мол, не лезь, а то у нас тут страшный и ужасный, в траву превратит — поминай, как звали. Тот пошёл смотреть, а Рай над очередной ромашкой завис и говорит с ней, как с живой… И покатились слухи по всем округам. — Ну, хорошо Крис, а ты сам-то, что? Не надумал возвращаться? Астэр выглянул в окошко, где его Рай с деревенскими общался, и мотнул головой: — Куда я теперь от него? Защищать буду, а то ходят, заглядывают, конфеты носят… — А сам? Не заглядываешь? — Заглядываю, — признался с улыбкой и посерьёзнел: — Но он несовершеннолетний ещё, так что этим и ограничиваюсь. Вот полгода подожду и кольцо родовое подарю, на его маленьких пальчиках будет смотреться. — Так может его в списки занести? — Занесите, будем благодарны. — Только я задержусь ненадолго, осмотрюсь, чтобы убедиться. — Да-да, оставайтесь. Только ребят обратно в академию отправьте, а то тоже… заглядываются. Тот понимающе улыбнулся и спросил: — А брат его где? — Да где-то севернее. — А точнее? — Понятия не имею. Рай сказал, севернее.