Товары для недоношенных детей

Всё что мы ищем − это чья-то любовь ©

— Товары для недоношенных детей, — читает впервые тихо Чонгук, проезжая на автобусе мимо вывески над невзрачным входом в подвал. Наверное, аренда была дорогой, думает он, поэтому разместились в подвале, как ни погляди, место, в общем-то, неплохое. У дороги вывеску заметить нетрудно. Чонгук не думает в следующий раз спуститься по ступенькам и посмотреть, как оно там внизу. У него нет знакомых с недоношенными детьми, а значит, и расхаживать там нечего. Любопытство как таковое можно утолить и через проверенный временем интернет. Чонгук, как бы там ни было, забить слова в поисковую строку не спешит, а только приподнимает немного голову, остановившись у той самой вывески ненадолго, через пару дней, и идет дальше, в этот раз проходя мимо пешком. — Девять, восемь, семь, шесть, — отчитывает он про себя, стоя на светофоре, и моргает, когда свет меняется на зеленый. — Один, два, три, четыре, — улыбаясь произносит какой-то милый карапуз, складывая камешки у скамейки. Чонгук останавливается там, по привычке провожая закат, и не ожидает встретить на знакомом месте маленького мальчика. Чон присаживается на скамейку и улыбается, когда ребенок хмурится не в силах вспомнить, что же там идет после четырех. Он уже хочет подсказать малышу, как вдруг того зовет мать, сидящая на противоположной скамейке и до этого было разговаривающая с другой женщиной. Чонгук отводит взгляд, поднимается и уходит домой. Солнце село. — Раз, два, три, четыре, — считает Чонгук вслух, перекладывая вещи в шкафу. Одного свитера не хватает, и парень все никак не может вспомнить, куда его дел. На телефон приходит сообщение, заставляя ненадолго отвлечься. Чонгук не спешит его прочитать. Его отстраненный взгляд перемещается на окно, закрытое жалюзи, хотя день на дворе и по ту сторону светит солнце. Слишком ярко, пожалуй, Чонгук не любитель. В отражении фар проезжающих мимо машин тот парень, стоящий у подвала под моргающим фонарем, кажется ему в первое время вовсе не реальным. Чонгук нарочно медленно передвигает ногами и застывает, как истукан, над знакомыми буквами ведущих вниз. — Так странно, правда? — заговаривает тот парень сам, направив на него уверенный взгляд, словно только и дожидался, когда Чон подойдет. — Что именно? — интересуется Чонгук, отмечая небольшие пальцы, которые тот парень вытаскивает из кармана, чтобы указать на вывеску перед ними. — Товары для недоношенных детей, — говорит он, вглядываясь в буквы, словно видит их впервые, в тот момент пока Чонгук разглядывает его самого, — они находятся в таком странном месте. В подвале. Это как-то неправильно, что ли, — продолжает он, переводя на Чона взгляд. — Аренда, — предполагает тот. Чимин слегка поджимает пухлые губы и качает головой, отстранено бросив: — Ну да. Позже парень спрашивает что-то еще, правда, что именно Чонгук уже точно не вспомнит, и представляется ему Пак Чимином. — Чимин, — произносит пару раз по дороге домой вслух Чонгук, пытаясь распробовать чужое имя на языке. — Чимин! — окликает он его на следующий день все у того же подвала, все под той же вывеской: «Товары для недоношенных детей». Пак улыбается ему, и Чонгук не может не улыбнуться в ответ. В прошлый раз он совсем забыл спросить, что же парень тут делает, и, когда спрашивает в этот, Чимин рассказывает, что тут работает его друг, с которым они вместе ходят домой. Скорее, даже не совсем работает, уточняет он, а так, подрабатывает, присматривает время от времени за товарами. Спрашивает о том же Чонгука, и тот честно признается, что просто проходит каждый день мимо. Путь от дома на учебу проходит по этой дороге. В последнее время ему удобнее ходить пешком, хотя две остановки мог бы и проехаться на автобусе, как делал это раньше. Чимин мягко улыбается ему в ответ, и Чонгук, конечно, не признается и себе, что проходит теперь тут каждый день ещё и в надежде встретить этого парня. — А почему ты никогда не спускаешься вниз? — спрашивает его как-то Чонгук, пригласив прогуляться по парку. — Не знаю, грустно это как-то, — парень слизывает мороженое с нижней губы, а Чон незаметно сглатывает и отводит взгляд, свое он давно уже доел. Закат медовыми лучами прощается с ними на сегодня, у скамейки впереди Чонгук замечает знакомого мальчонку, что-то вырисовывающего там палкой на земле. Неожиданно, мальчик застывает, поднимается с корточек и разворачивается в их сторону. «Милый», — думает Чонгук улыбаясь ему. «Милый», — думает он, переводя взгляд на Чимина. Такой милый. На столе вибрирует телефон, а Чонгук все никак не может найти свою любимую черную толстовку с глубоким капюшоном. Телефон вибрирует снова, а сквозь ряд белых пластиковых линий пробиваются предзакатные лучи. — Восемь, семь, шесть, пять, — считает тихо Чонгук, улыбаясь парню с противоположной стороны. Цвет светофора сменяется на зеленый, и мимо проходит уже знакомый мальчишка с мамой под руку. Чонгук машет Чимину, что вышагивает к нему навстречу в своих темных джинсах, подчеркивающих ноги, и думает, что больше всего на свете в данную минуту хочет притянуть его к себе и поцеловать, наплевав на прохожих. Вот так спонтанно, что даже сам себе немного удивляется. Ничего такого он, конечно же, не делает, лишь улыбается шире, обнажив передние зубы, и по привычке ненадолго прикрывает уши от легкого волнения. Чимин сам предлагает познакомить его со своим другом, тем самым, о котором нередко упоминает. Они вместе снимают квартиру, так проще, рассказывает Пак и приглашает его в гости. Чонгук только радуется такой возможности, про себя надеясь, что, возможно, сегодня, у него хватит смелости его поцеловать. Признаться в симпатии. Он искренне надеется, что все это взаимно и все те взгляды, что Чон замечал на себе, значат нечто большее чем дружба. Тот самый друг Чимина, Юнги, оказывается немногословным, он как-то даже слишком равнодушно жмет его руку при знакомстве и часто посматривает на телефон, иногда забывая о них. Чимин странно кривится, на очередной такой взгляд в сторону бездушной вещи, но не ничего вслух об этом не говорит, улыбаясь уже в следующую секунду. Затем Пак проводит его в свою комнату и показывает фотографии с друзьями, на которых фигурирует в основном уже знакомый ему очень светлокожий − Чонгук назвал бы его даже бледным − парень. Через пару минут Юнги зовет их выпить чаю, и Чимин весь светится, когда они садятся за стол. Небольшие карие глаза все еще временами посматривают на мобильный. Мин, пытаясь вроде как быть более дружелюбным, что-то спрашивает у Чонгука, иногда слегка улыбается Чимину и совсем меняется, когда аппарат на столе вдруг оживает, а на экране высвечивается «Тэхен». Кем бы ни был этот Тэхен, Чон понимает, что он особенный человек для Юнги по тому, как глаза его мигом будто загораются жизнью, он чуть дрожащими руками хватается за телефон и, извинившись перед ними, отходит в свою спальню, чтобы поговорить. Чимин провожает его странным взглядом, допивает чай и слегка прикусывает щеку изнутри. Через пару минут уже одетый в куртку Юнги появляется перед ними вновь, желает им приятного вечера, весь взбудораженный, но, сразу видно, довольный, он в спешке обувается и выходит за дверь, предупреждая Чимина, что будет нескоро. Последний еще минуту, смотрит на закрытую парнем дверь, переводит взгляд на Чонгука и предлагает посмотреть фильм. У Чонгука не получается следить за сюжетом, как бы он ни пытался, его отвлекают собственные мысли, не дающие покоя и уговаривающие рискнуть. Руки, которые он все никак не может пристроить как следует и слюна, которую постоянно приходится сглатывать, словно и не он всего десять минут назад пил чай. И то ли Чимин умеет читать мысли, то ли что, непонятно, но тот вдруг тоже отвлекается от экрана, смотрит на Чонгука глубоким взглядом, заставляя замереть и почти не дышать, пододвигается почти вплотную и осторожно накрывает его губы своими, ничего не спрашивая и никак свои действия не озвучивая. Да и зачем? В нем нет неуверенности, и не чувствуется смущения, он пробует Чонгука с расстановкой с удовольствием и совсем не против, когда руки брюнета ложатся на его бедро и слегка сжимают. Маленькие пальчики в какой-то момент проскальзывают под его рубашку и гладят живот, заводя лишь сильнее. Чонгук думает, что не стоит торопиться, но Чимин, похоже, иного мнения, поэтому, ненадолго оторвавшись от губ, расстегивает ремень на его брюках и помогает Чонгуку расправиться со своей рубашкой. — Мы не торопимся? — выдыхает ему в шею Чонгук, захватывая кожицу зубами и тут же зализывая. — Нет, — кидает Чимин и толкает его назад, спускает молнию на своих брюках и срывает их с себя вместе с нижним бельем. Чонгук откровенно виснет на предстающей ему картине, он разглядывает каждый изгиб нескрытый тканью, отмечает пару маленьких родинок у тазовых косточек и даже забывает сам раздеться до конца: за него все это делает, все тот же Пак. Неожиданно напористый, страстный и такой горячий, что Чон практически обжигает об него пальцы, притягивая к себе. Чонгук пытается поцеловать того всюду, до куда только получается дотянуться, он нащупывает его ягодицы и сжимает их, хочет помочь, подготовить. Сделать так, чтобы Паку все понравилось, чтобы запомнилось и хотелось еще. Но Чимин вдруг отрывается от его губ и как-то глухо шепчет, что уже готовился до его прихода, и этого всего уже не нужно. Он со вкусом, медленно целует его вновь и не дает сорваться следующим словам с уст Чонгука. Чимин сам меняется с ним местами и раздвигает красивые ноги как можно шире, просит не медлить в ответ на сверкающий взгляд Чона, и брюнет признается себе, что и не смог бы, даже если бы захотел. Он протяжно выдыхает, делая первый толчок, и с наслаждением отмечает выражение на лице Чимина. Запоминает его. Впитывает в себя. Прикрыв глаза, Пак тяжело дышит через приоткрытый рот и чуть прикусив нижнюю губу, не сдерживаясь, стонет, когда Чонгук ускоряется, слегка подбрасывая его тело на кровати. Он не открывает глаз до самого конца, затем притягивает Чонгука за шею, как можно ближе, обхватив его и ногами за талию, горячо выдыхает в самое ухо и только после, приоткрыв глаза, без слов вглядывается в лицо Чона какое-то время. Лениво протягивает влажные пальцы к его лицу и убирает пару темных локонов с глаз брюнета. Прикусывает щеку изнутри чуть сильнее и никак не реагирует, когда Чонгук целует каждый его пальчик, поймав губами, и тихо шепчет: — Люблю. //// — Девять, восемь, семь, шесть, — считает тихо Чонгук, бездумно глядя на противоположную сторону дороги. Нащупывает пальцами телефон в кармане и сжимает его почти до хруста, не то экрана, не то собственных пальцев. Ветер сдувает на глаза темную челку и почти срывает объявления на остановке неподалеку. Чонгук не задумывается обо всех этих мелочах и игнорирует очередную вибрацию, сообщающую о пришедшем уведомлении, к сожалению, совсем не от того, от кого нужно. «Товары для недоношенных детей», — Чон снова обводит взглядом каждую букву от нечего делать и ждёт. В последнее время Чимин почему-то тут не появляется, а Чонгук так и не решается спуститься вниз и расспросить Юнги в порядке ли тот. Чимин пару дней не берет трубку, а на сообщения отвечает как-то непривычно коротко и не так жизнерадостно, как прежде. На все его попытки навестить просит не приходить и пишет, что загружен сейчас просто, не в настроении и позже все объяснит. Чонгук сам не знает, чего хочет, дожидаясь его у давно знакомой вывески. Чимина просто захлестнули учеба, работа, наверняка навалилось все разом, как это обычно бывает, и его можно понять. Но Чон все-таки не совсем понимает. Чон так и не дожидается ответного «люблю» от Чимина. Он его не торопит, не хочет давить или настаивать, но тогда Пак ведь сам был не против, даже, можно сказать, взял всю инициативу на себя, и Чон думал, это все потому, что взаимно и даже более того. Потому что тоже влюблен. А если так, то что же это сейчас? Бытовуха ли только? Или его захлестнули сомнения после случившегося? Как бы там ни было, все же можно решить, стоит только нормально сесть и поговорить, разве нет? Чонгук вздрагивает, когда его вдруг отвлекает знакомый голос поднимающегося по лестнице. Юнги не один, с ним рядом, улыбаясь какой-то непонятной по масштабам, но очень добродушной улыбкой, шагает русоволосый парень. То, как Юнги смотрит на него о многом говорит даже такому стороннему и почти не знающему его человеку, как Чонгук. Это тот самый Тэхен, без сомнений, сразу догадывается брюнет. Парень выше Юнги и его длинные музыкальные пальцы приобнимающие бледного, по сравнению с ним самим, по цвету кожи парня, не так привлекают Чонгука как любимые короткие, небольшие совсем, которые он еще не раз надеялся поцеловать. Мин, завидев Чонгука, слегка удивляется, здоровается и интересуется, какими он тут судьбами, сейчас он кажется намного живее, чем в их первую встречу, и взгляд его, то и дело возвращается к Тэхену, который тоже здоровается с ним, пока Мин объясняет, что это друг Чимина. Парень приятно ему улыбается уже менее масштабной, чем прежде, улыбкой и вдруг махает кому-то за спиной Чонгука. Юнги еле заметно меняется в лице, что не укрывается от Чона. К ним подходит еще один парень и без стеснения заключает Тэхена в объятиях, напоследок потрепав по голове, как мальчишку. Бледные пальцы сжимаются, когда тот парень отводит взгляд от Кима и дружелюбно улыбается Чонгуку. Чон чувствует себя с ними не в своей тарелке, чувствует, что не должен видеть того, что видит, и замечать тоже всего этого не должен − это не его дело. Тот парень, который представляется Хосоком, говорит, чтобы Тэхен не съел все, что есть в холодильнике, пока он будет пропадать на ночной, благодарит Юнги, что присматривает за этим, как он без смущения выражается, «милашкой» и так же неожиданно, как появился, покидает их, приговаривая, что опаздывает. Чонгук чувствует себя еще более неловко, когда тот уходит. Юнги улыбается, но уже не так искренне как прежде, хотя Тэхен этого, кажется, не замечает. Чон повторяет про себя, что это не его дело, а Мин попутно предлагает заглянуть к ним как-нибудь, а то Чимин, что-то совсем захандрил. Они прощаются с ним и уходят вниз по дороге. Чон смотрит им вслед, стоя все под той же вывеской «Товары для недоношенных детей». Это не его дело, и все же он наблюдает, как бледная рука взмывает вверх за спиной Кима, но так и не ложится на его плечи, прячась обратно в карман. Руки брюнета тянутся к ушам, но тоже застывают на полпути и падают по швам. Это не его дело, повторяет он про себя, у него своих проблем хватает. — Раз, два, три, четыре, — считает мальчонка, выстраивая камешки на качелях. Качели двухсторонние, такие уже редко где найдешь. На них нужен кто-то еще, чтобы уравновешивать и отталкиваться от земли. Кроме мальчонки, вокруг никого, и качели эти, скорее всего, скоро заменят. Они находятся недалеко от тех скамеек, на которых Чонгук любит порой посидеть. Ребенок снова хмурится, позабыв цифру после четырех, и один из его камешков срывается и падает на землю. «Пять», — повторяет про себя Чонгук, стоя в стороне, но так и не подходит ближе. Все равно мальчик, скорее всего, сразу побежит к матери, если та, конечно, научила его, что нельзя разговаривать с незнакомцами. Чонгук разворачивается и уходит, а мальчик бросает оставшиеся камешки на землю и поджимает губы. — Пять. /// Чимин думает, что чувства придут со временем, и ему не стоит торопиться, он рядом и, как говорится, кто еще, кроме него? Они живут под одной крышей, а такой расклад сам собой сближает людей. Как оказалось, не всегда. Юнги − хороший друг еще со старшей школы. Друг, и это понятие совсем не торопится перерасти в нем во что-то иное, в то время как Чимин кидает на него полные обожания взгляды и следит, как бледные пальцы перебегают по клавишам пианино в его комнате. Чимин хвалит его чесночное блюдо, название которого он все время забывает, и просит прощения, что от него самого в этом плане никакой пользы. Юнги только улыбается слегка − и еще реже деснами − пьет один и тот же крепкий кофе и иногда рассуждает о камнях. Этой его философии Чимин не всегда понимает, но слушает внимательно. У Юнги чуть шепелявый, но самый приятный, на слух Чимина, голос. Иногда он ворчливый и слишком много спит по выходным, когда совсем никуда не собирается, но Пак с каждым разом только укрепляется в своей любви к нему со всеми присущими ему недостатками. В конце концов, никто не идеален. Он дожидается Юнги после работы под вывеской «Товары для недоношенных детей», хотя это скорее подработка парня, и, как думает по началу Чимин, больше даже дружеская помощь матери их общего друга, что арендовала это место. Он прибегает сюда сразу после учебы или работы и ждет его, чтобы вместе пойти домой, а заодно и прогуляться. Юнги вообще-то просит не ждать его, идти домой да отдохнуть как следует, но Чимин, как верный пес, стоит у знакомого порога, ведущего в подвал, и ожидает, когда тот поднимется. Так однажды он и натыкается на Тэхена. Натыкается − то самое верное слово, еще можно сказать спотыкается, потому как Ким в его голове походит на кочку. И Юнги смотрит на эту кочку совсем по-другому. Не так. Не так, как должен. Господи, в какой-то момент кажется, что рядом с тем парнем Мин даже дышит иначе, словно до этого кто-то перекрывал ему воздух, но вот наконец он нашел его и может вдыхать полной грудью. Чимин незаметно морщится, замечая эти перемены. Этот взгляд, который должен быть направлен на него. Ведь это он был все время рядом, ведь это они живут вместе уже несколько лет. Общаются, вместе едят, пьют кофе по утрам. И Чимин знает, что не дурен собой, так почему же не он? Откуда вообще взялся этот Тэхен? Юнги тем временем говорит, что их познакомил Хосок, тот самый общий друг. Они с Тэхеном тоже снимают вместе. Хосок работает хореографом и, увы, у него совсем нет времени помогать матери, потому вызвался Тэхен, у которого, оказывается, времени достаточно. Тэхен улыбается Чимину все время, какой-то странной и немного раздражающей улыбкой, а Пак снова и снова, как назло, замечает то, как смотрит на него Юнги, вновь и вновь возвращая на того взгляд. Не тот взгляд. Неправильный по назначению. Во рту ощущается привкус железа, кажется, Пак ненароком прокусил кожицу изнутри. Как бы там ни было, он пытается вежливо улыбаться в ответ и почти не слышит, что там бормочет тот парень. В это трудно поверить, еще труднее принять. Как? Когда? Лучше бы Юнги был влюблен в девушку, такое ощущалось бы проще. Чимину кажется, что подобное ему было бы легче понять, чем это. Чем так. После Пак начинает видеть Тэхена все чаще, и Юнги все упорнее просит его идти домой без него, потому что, понимаете ли, Тэхен пообещал показать ему что-то, и он хотел переговорить с Хосоком заодно. Ненавистное имя всё чаще появляется на экране телефона Юнги, и тот непривычно, непохоже на себя прежнего, готов сорваться с места, даже не доготовив свое коронное чесночное блюдо, если это Тэхен. Если ему, не дай бог, что-то нужно. Даже сидя за столом в привычной, спокойной было остановке, Чимин замечает, как Юнги кидает взгляд на телефон и постоянно ждет. Чем выводит из себя. Паку этот телефон хочется швырнуть в окно и стереть чужое имя из головы напротив. Удалить его безвозвратно. Чимин не из тех, кто так просто сдается, кто станет рыдать и жалеть себя, постарается тот же час забить на свои чувства при виде возникшей преграды. Нет. Он не для того столько лет его любил, чтобы вот вдруг отдать появившемуся из ниоткуда парню просто так. Просто потому, что это правильно? Или Юнги его не любит? А он его любит? С таким же успехом Мин может полюбить и его, считает Пак, и его вера подкрепляется еще и тем, что он узнает вскоре. Тэхен, как оказывается, не то дурачок совсем, не то слепой и не замечает очевидных вещей. Можно назвать его еще наивным до невозможности, но внимание Юнги тот явно воспринимает только как братское. Тоже внимание он принимает и от Хосока, а тот любвеобильный малый, и, похоже, Ким считает, что это нормально, когда люди смотрят на него, как на нечто совершенно особенное. Как смотрит на него тот же Юнги. Чимин знает и про ревность Мина, что вскоре возникает, стоит Хосоку появиться рядом с Тэхеном. Он сам становится свидетелем того, как бледные пальцы с силой трут собственную кожу, а Хосок просто подходит и обнимает Кима, гладит того по волосам и снимает со щеки ресничку, не переставая улыбаться и предлагая Тэхену загадать желание. Мин, конечно, старается не показывать своего вдруг возникающего с присутствием Хосока раздражения, ведь тот ни в чем, в общем-то, не виноват, он все еще старый друг, приятель и просто отличный человек. Однако тому чувству в нем далеко не все равно, и это видно, стоит только обратить внимание. Юнги смотрит на телефон, и аромат, исходящий от его крепкого кофе, приятно щекочет обоняние. Иногда Чимину хочется набраться смелости и сказать, что Тэхен его не стоит, что вот же он, совсем рядом, и любит его уже столько лет. Ты, что же, слепой, как и твой Тэхен? В мыслях все это выглядит так просто. В реальности, увы, иначе. Юнги не смотрит на него. Не смотрит так, как на него. Не ждет его звонка или сообщения, так, как его, даже несмотря на то, что Тэхен его чувства не то чтобы не разделяет, он о них, походу, и не догадывается. Юнги, как бы там ни было, готов оказаться рядом с ним по первому же зову. Всегда ленивый, не особо расторопный Юнги. Чимин закрывает глаза и вздыхает, ему только надо обратить чужое внимание на себя, переключить на то, что вот же он, рядом, и все будет хорошо. У них еще есть шанс быть вместе. Не стоит отчаиваться. «Товары для недоношенных детей», — зачем-то читает вслух Чимин снова и снова и чуть вздрагивает от поднявшегося ветерка. Он мог бы спуститься вниз и подождать там, но не хочет видеть. Замечать еще больше, хватает и того, что и так постоянно мелькает перед глазами. Пак немного удивляется, когда в следующий момент, опустив глаза, находит напротив себя симпатичного брюнета, глядящего на него каким-то знакомым вроде взглядом. Где-то нечто похожее он уже видел, только так сразу вспомнить не получается. А когда получается, Чимин зацепляется за это и заговаривает сам. Быть может то, что ему нужно, чтобы обратить внимание Юнги на себя, − это именно вот это. Человек, который нарушит их привычный уклад появившись в жизни Пака, и Юнги начнет понимать, парень надеется, даже приревнует в процессе. — Девять, восемь, семь, шесть, — слышит он как-то тихий шепот Чонгука, подойдя к нему сзади и приобнимая. Чон даже не вздрагивает, только кидает взгляд на загоревшийся зеленым светофор и переводит взгляд на него, улыбаясь. Чимин знает и этот взгляд и эту улыбку. Пак бы всем сердцем хотел, чтобы так смотрел и улыбался ему совсем другой человек. Пак хочет верить, что вскоре так оно и будет. Он поступает неправильно, жаль, эта мысль только неясной тенью мелькает в его голове время от времени, но так и не накрывает должным образом в понимании. Чимин видит как слегка вздрагивают его тонкие губы, когда он рассказывает ему о Чонгуке. Как он немного раздражается, Пак радуется про себя, и обещает их завтра познакомить, и ему кажется, что видит в отражении зеркала, висящего в коридоре, как Юнги провожает его фигуру до дверей. Его взгляд на спине и ниже, его взгляд не такой как прежде. Иной, и это отличный знак, что воодушевляет. Чимин запирается ванной и натирается мочалкой, затем вылезает, встает перед зеркалом и разглядывает себя нагого. Он интересный человек, и ему есть что предложить и в плане постели, Пак знает, что, как только это случится, Юнги понравится. Понравится весь он, полностью и целиком. Он представляет, как чуть позже приведет Чонгука и доведет этим Юнги, затем выпроводит брюнета и наконец успокоит Мина так, как всегда мечтал. Он снова возвращается под душ, представляя, как бледные руки скользят по его телу, и начинает возбуждаться. Закусывает губу, чтобы не застонать вслух, когда картинки становятся все ярче, а тонкие губы уже ощущаются на своих и на всем его теле россыпью поцелуев, а эти тонкие пальцы только притягивают его вплотную, кожа к коже, и не собираются отпускать. Пак осторожно дотрагивается до себя, гладит чувствительное тело, помогая снять напряжение, и понимает, что этого мало. Паку вдруг приходит в голову, что будет еще лучше, если он немного подготовится и растянет себя. Он тратит еще пару часов на себя, выслушивая ворчания вдруг постучавшего в дверь ванной Юнги, уточняющего, не утонул ли он там. Чимин думает, как будет звучать этот голос, когда будет в его объятиях. Когда будет прижимать к себе, целовать и наращивать темп. Чимин еще раз улыбается своему отражению, вытирается как следует и выходит из ванной. Он обязательно это узнает. В его руках горячо, но спокойно. Это как противостояние, приятное и будоражащее. Чимин не сдерживается и стонет, он обхватывает его ногами и не решается открыть глаза. Это как порыв прохладного ветерка в жаркий день, Чимин наслаждается этим ощущением, наконец открывает глаза и проваливается, не ступив и шага. Его губы касаются пальцев Чимина, и тихо шепчут: — Люблю. Это − все это − не то, думает Чимин, переводя дыхание и стараясь поскорее заснуть. Он не тот. Юнги кажется раздраженным, нет, более того, он, похоже, зол. Его телефон перелетает через диван и падает на ворсистый ковер. Тихо хандривший до этого в своей комнате Чимин, в очередной раз игнорирующий звонок от Чонгука, приходит на звук и удивляется валяющемуся на полу мобильному. Юнги ничего не говорит, а Чимин и не спрашивает, подходит и садится рядом. Мин не смотрит на пол, и Пак находит это чем-то приятным. Неужели… Он осторожно разворачивается к Юнги и думает: будь что будет. Одной ошибкой больше другой меньше, в конце концов, сколько шансов уже упущено? — Я могу помочь тебе, — говорит он, тем не менее не так уверенно, как это звучит у него в голове. Взгляд Юнги, обращенный на него, кажется и вовсе не вникающим. — Что-то я не совсем понимаю, — изрекает он, а где-то за окном звучит сирена скорой помощи. В этой комнате уже явно некого спасать, отдаленно думает Чимин и, усмехаясь своим мыслям, наклоняется к Юнги, осторожно целуя того в уголок губ. Словно проверяя, так же мажет губами в щеку и в шею. А Мин молчит, Чимин опасается взглянуть в его лицо. Он не отталкивает, даже когда пухлые губы засасывают светлую кожицу на шее, а руки ложатся на предплечья. Чимин осторожно ныряет под его футболку, ощущает легкую ответную дрожь и точно не знает: расценивать ли ее как знак согласия или признак отторжения? Пока Чимин думает об этом, Юнги наконец выходит из прострации и толкает Чимина назад. Заваливая, не говоря не слова, нависает сверху, смотрит всего секунду, не больше, и опускается, чтобы поцеловать ключицы, чтобы мазнуть языком по кожице под ними. Пак чувствует, как все, включая его самого, вдруг тает, и еще не может поверить в происходящее, да и не хочет об этом сейчас задумываться, поэтому просто впитывает эти ощущения и наслаждается желанными руками. Светлыми пальцами, блуждающими по его телу, тонкими губами, выдыхающими куда-то в шею. Он не успевает осознать, когда остается без одежды и когда Юнги успевает расположится между ног. Слишком яркий свет от люстры, горящей над головой, немного мешает, хотелось бы заменить его на тускловатый, от ночников. Но ни один из них не станет сейчас к ним тянуться и что-то исправлять. Юнги старается не причинять ему боли и, когда наконец заменяет пальцы собой, тихо хрипит от удовольствия. Чимин стонет в ответ, оставляя на светлой коже красные пятна, и пытается выловить чужой взгляд, но глаза Юнги закрыты, а его движения размашистые и быстрые. Он немного сбавляет темп через пару минут и, не глядя, целует куда-то в район живота. Входит еще и еще, чуть медленнее, как-то чуть отчаяннее, и как можно глубже, так, что Чимину сносит голову. Он хочет прошептать, чтобы тот не останавливался, но внутри уже становится так тесно, а Юнги делает последний толчок и с удовольствием выдыхает: — Тэхен. Мин не понимает, что сказал, или сам себя ещё не слышит, потому что повторяет чужое имя еще пару раз, забивая этим длинный гвоздь в гроб чужой гордости. Он нежно, так бережно шепчет это имя, прежде чем выйти из Пака и повалиться рядом. Что-то трещит и ломается, но, что именно, пока непонятно. Просто звук этот такой противный где-то на подкорке, в голове, мельтешит, становясь то выше, то ниже, то пропадая совсем и опять возвращаясь. Чимин чувствует, как скручиваются пальцы ног, и как по щекам текут слезы. Убого, вот так убого. Он вдруг поворачивает голову к глубоко дышащему Юнги и начинает смеяться, не обращая внимания на стекающие по щекам дорожки. Неуклюже приподнимается, хватает свои вещи и выходит из его комнаты, скорее добегая до ванной и запираясь в ней. Он, мать вашу, не какая-то сопливая девчонка и не должен рыдать, но рыдает, и это раздражает только больше. Он сам предложил себя, и чего же ожидал? Точно не этого, думает Чимин, разглядывая странные, полупрозрачные мошки, возникающие когда обычно долго смотришь на свет. Юнги не влюбится в него вот так вдруг, лишь потому, что тот с ним переспал. С кем вообще по сути переспал сам Мин? Явно не с ним, да, чего уж там, понятно с кем, но имени того даже в уме произносить не хочется. — Один, два, три, четыре, — начинает считать те полупрозрачные тельца Пак, пытаясь отвлечься от собственных мыслей, взять себя в руки, умыться и лечь спать. На сегодня с него хватит. На сейчас, но это еще далеко не конец. /// Юнги переворачивается на бок и разглядывает дверь, которой слегка хлопнул за собой Чимин, смеясь сквозь слезы и выбегая прочь. Он должен был что-то сказать, успокоить его, наверное. Или нет? Не должен уже. Должен был предотвратить все это еще на корню, когда слова о помощи еще только сорвались с уст Чимина,а не сейчас. Что теперь махать руками после пожара? Поздно, погорело всё. Дело сделано, и о былой дружбе, если так подумать, теперь остается только вспоминать. А была ли эта дружба вообще, или она была таковой только для Юнги? Глаза ненароком смещаются на валяющийся на полу мобильный. Где-то за окном все ещё воет сирена, где-то за окном гуляет ветер. Где-то там, есть он. Мин знает, что, как бы ни психовал, ни злился, и ни проклинал его и себя заодно, если бы сейчас Тэхен позвонил, он, скорее всего, опять сорвался бы с места к нему навстречу, лишь бы оказаться рядом и увидеть вновь. Как гребаный наркоман уже, ей богу, и не отмажешься ведь от этого, все так и есть. От самого себя порой становится смешно. Смешно и рыдать хочется. Последнее − лишь про себя и никак иначе. Гордость, мать вашу, гордость не даст слезам вырваться наружу. Юнги не знает, как давно это началось, и не назвал бы это любовью с первого взгляда. Не смешите. Тэхен ему в первый раз и вовсе показался недалеким идиотом, хотя, как бы там ни было, нельзя было отрицать его внешнюю красоту. Юнги часто окружали красивые люди, и Ким не был исключением. Длинные пальцы чуть неумело складывали детские распашонки, и Ким, казалось, стеснялся попросить помощи у тетушки. Мин перебирал в коробке специальные бутылочки для вскармливания недоношенных детей и не мог не обратить внимания на то, как Ким закусывал краешек губ, хмурил темные брови, боясь совершить ошибку. Вроде взрослый парень, а казался тогда таким наивным мальчишкой. Юнги помог ему не потому, что стало жалко, или парень сам бы не разобрался никогда, просто тетушку отвлекать лишний раз не хотелось. Помог еще раз позже, потому что Тэхен неуверенно попросил, и этот низкий голос показался Мину до того искренним, что невозможно было отказать, а может, еще дело было в хорошем настроении, что преобладало довольно редко. Помог снова, потому что, каким бы идиотом Тэхен ни показался ему в первый раз, парень оказался удивительно добрым, открытым и честным, а такое сейчас встречалось редко. Его было интересно слушать, даже несмотря на то, что нес тот порой полнейшую чушь. К нему тянуло, к простоте этой. Он помог ему снова, потому что до тех длинных пальцев ему как-то вдруг захотелось дотронуться, пусть как бы и нечаянно, захотелось спросить: не играл ли он на пианино. Захотелось предложить научить. Юнги сам не понял, когда в следующее мгновенье ему уже хотелось сжать эти руки в своих. Просто подержать их в своих. Когда он стал замечать каждую эмоцию на его лице, а звонок от парня стал чем-то необходимым, чем-то таким очень важным и даже успокаивающим. Юнги отнюдь не был романтиком и смотрел на все это со скептицизмом. Смотрел так, даже замечая чужие, уже далеко не дружеские, взгляды совсем рядом, под одной крышей. Иногда размышляя об этом, он по итогу приходил к выводу, что это пройдет. Чимин поймет, что ничего большего чем дружба между ними быть не может и встретит кого-то другого, достойного его чувств. Когда Чимин однажды заговорил о Чонгуке, Юнги, увы, не мог порадоваться за него как следует, потому как целый день проматывал то, что увидел днем. То, как ему показалось Тэхен посмотрел вслед уходящему Хосоку. Юнги даже не заметил, как сверлит чужую, удаляющуюся в ванну спину взглядом, пока парень не запер дверь, кажется, сказав, что Чонгук уже где-то на подходе и скоро будет. Юнги думал о Тэхене и практически не слышал Пака, ему нужно было убедиться, что увиденное ему показалось, что у них еще может что-то быть, а Хосок... Ким ведь сам неоднократно повторял, что он ему как старший брат. Но на братьев так не смотрят. Или он и не смотрел? Когда в гости наконец зашел Чонгук, Мин даже не мог как следует поприветствовать его, потому что все еще был занят мыслями о нем. Глаза все время соскакивали на телефон, а пальцы под столом сжимались до онемения. Один звонок, одна встреча, Мин сейчас очень нуждался в этом, и, когда наконец-то он позвонил, что-то будто упало с плеч и стало немного легче. Тэхен был как всегда мил и сказал, что Хосок опять ушёл в ночную, ему скучно и, если Юнги не занят, он мог прийти составить ему компанию. Они могли бы устроить себе что-то вроде марафона классных фильмов. Юнги нужен был только предлог, он был согласен еще на первом предложении. Мин сам не заметил, как оделся и сорвался в нужном направлении. Не заметил, каким взглядом проводил его Чимин и почти не запомнил толком, как выглядел Чонгук. Тэхен иногда перескакивал с темы на тему, забавно набивал щеки едой и совсем не обращал внимание на то, сколько газировки выпивал. Зато за этим следил Юнги. В шуточной потасовке отнимая любимый напиток у Кима, Мин ненароком толкнул его на пол, защекотал и не сразу осознал, как собственные пальцы на чужом животе вдруг застыли и захотелось нырнуть ими под легкую ткань футболки, захотелось заглянуть в эти слезящиеся от смеха глаза и поцеловать эти приоткрытые в улыбке губы. Он не уловил той грани, которую неосознанно переступил, и момента, когда захотелось прикасаться к нему совсем не как к другу, когда это желание понемногу начало сводить с ума. Он все еще не признавал этого полностью до сего простого момента. Тэхен тем временем приподнялся на локтях и чуть обеспокоенно заглянул ему в лицо, не понимая, что случилось, почему Мин вдруг так резко замолк. Юнги бы мог сейчас просто протянуть руку, притянуть его и впиться в эти губы. Он бы мог хотя бы попытаться. — Мне кажется… — взгляд прошелся по глазам и опустился на губы, Юнги незаметно сглотнул. — Мы должны посмотреть «Мстителей» — Ты прав, я должен доказать тебе, что «Доктор Стрэндж» круче «Железного человека» — поднимаясь, улыбнулся Тэхен. Юнги кинул ему «ребенок» и специально оперся на его бедро, подтягиваясь к дивану. Ким был сама невинность, и Хосок в его глазах явно только брат и ничего более, остальное − предрассудки Юнги и ревность, пришедшая с букетом этих странных чувств, не более. Мин вздохнул и откинулся назад, следя за тем, как Тэхен запускает фильм на ноутбуке, что-то бормоча себе под нос. Такой забавный и такой красивый, далеко не только внешне. Хотелось протянуть руку и неспешно провести ладонью по его спине, увидеть в больших глазах отклик на свои действия, какой-то знак, что у него есть шанс стать кем-то большим, чем тот самый друг или брат. Чимин что-то захандрил в последние дни и даже не выходил посидеть с ним на кухне. Ходил на учебу, работу и снова запирался в своей комнате или ванной, вдруг взяв в привычку сидеть там по три часа. Сегодня, уходя, тот только кинул, что, скорее всего, задержится и придет поздно, а Юнги просто кивнул, попивая кофе, и опустил взгляд обратно на телефон. У него сегодня был выходной и у Тэхена вроде тоже. Немного подумав, Мин отправил ему сообщение, что будет рад видеть его у себя, если тот не занят, и может даже дать ему пару уроков игры на пианино. Ким ответил как и всегда моментально, обещая, что будет где-то через полчаса. Юнги понимал, что надеяться на что-то большее пока не стоит, и даже просто приятный вечер в его компании Мина очень воодушевлял, сейчас и этого было достаточно. От него приятно пахло, чем-то сладким, кажется, малиной, хотя сам Тэхен не раз признавался, что из ягод обожает именно клубнику. Его длинные пальцы неуверенно перемещались по клавишам, а губы слегка сжимались, когда он боялся сделать ошибку. Юнги наблюдал, подправлял и показывал как надо. Ким сидел, соприкасаясь с ним бедром, и Юнги старательно пытался не думать о запахе и тепле, исходящих от него. О пальцах, которые он специально обхватывал, показывая как правильно, хотя мог бы просто сказать и Ким бы понял. Он, на самом деле, даже не всегда слышал музыку, пропуская мимо некоторые ноты. Ключицы, выглядывающие из под широкой кофты Тэхена, в какой-то момент начали отвлекать, не давая ему сосредоточиться на мелодии. Он бы нагло соврал, сказав, что не хотел его. Что не хотел его прямо здесь и сейчас. Хотел, очень, до пересохшего горла и влажных ладоней. Музыка оборвалась, и большие глаза встретились с его, а Юнги просто не соображал уже что делает, решив довериться инстинктам. Поэтому пододвинулся под чужим непонимающим взглядом поближе и осторожно дотронулся до него. На пробу, лишь слегка коснулся губ, сразу заглядывая в глаза, но не отстраняясь, проверяя реакцию. Тэхен, казалось, был удивлен, его глаза бегали по лицу Юнги в поисках ответа, и Мин решил за них двоих, когда снова накрыл его губы своими, обхватывая ладонями длинную шею и впутывая пальцы в волосы на загривке. Осторожно посасывая и пытаясь углубить поцелуй, Мин вдруг с удивлением понял, что Тэхен, пусть неуклюже и, казалось, даже неумело совсем, начал ему отвечать. Рука с длинными пальцами, неуверенно опустилась на его спину, в тот момент когда тонкие пальцы Юнги обхватили лицо Кима ладонями, не веря в происходящее и стараясь распробовать его так, как хотелось. Дыхание начало сбиваться, а воздуха стало не хватать. Мин нехотя оторвался от его губ и переместился на длинную шею, и тут же почувствовал, как Тэхен слегка сжимает его плечи, пытаясь остановить. — Юнги, я… — он дышал сбивчиво, глаза все еще бегали по лицу Мина, губы раскраснелись, и Юнги еле сдерживал себя, чтобы не наброситься на них снова. — ...Я не могу, я не знаю, это для меня в новинку, так, и… — он все сбивался и отводил взгляд. Останавливаться не хотелось, и, чего таить, Юнги был уже достаточно возбужден, но прекрасно понимал состояние Тэхена и отпугивать его своей напористостью не хотелось, тем более теперь, когда это «что-то» все-таки дало знак. — Я должен всё обдумать, — вставая, протянул Тэхен. Он был взволнован, и от него не укрылось состояние Юнги. Парень вновь отвел глаза, быстро протараторил, что позвонит, не надо его провожать, и быстро ушел, слегка хлопнув за собой входной дверью. Грубый аккорд прорезал опустившуюся после него тишину на части, Юнги устало вздохнул и вместо того, чтобы вроде как порадоваться успешному шагу, вдруг разозлился сам на себя. Разозлился на Тэхена и на эту его наивность, даже она его сейчас раздражала. Мин не заметил, когда пришел Чимин, даже когда тот прошел в его комнату и сел неподалеку, только в тот момент, как он оказался совсем близко, что-то мелькнуло в голове. Чимин же тем временем не стал медлить, что должно было бы удивить, но Юнги вместо этого подумал, почему же вместо Пака, в него не мог влюбиться Тэхен. Почему Ким не мог ответить взаимностью с тем же букетом чувств, они же уже не малые дети, и Тэхену уже давно пора бы было повзрослеть, хотя бы в плане принятия новых ощущений, риска попробовать, пусть, Юнги, в любом случае, и не сделал бы ему больно. В отличие от него, Чимин был вполне себе уверен и на удивление точно знал, что и как делать. Подумалось отдаленно: возможно, он даже готовился. Он не стеснялся, не казался неуверенным и совсем не старался быть тише, и в какой-то момент его лицо для Юнги изменилось. Движения стали еще глубже и чувственнее, его хотелось всего, целиком и без остатка. Тэхена хотелось, не Чимина. Мин не понял, как произнес его имя вслух. Было так хорошо и приятно, а потом взгляд прояснился и стало не по себе. Стало неправильно и уже поздно. Чимин не накинулся на него с кулаками, хотя Юнги на его месте, наверное, хоть разок бы да вмазал как следует. Вместо этого Пак рассмеялся и выбежал из комнаты. И вот, мы остановились на этом. Свет над потолком был излишне ярким, если бы только можно было выключить его хлопком в ладоши, казалось, все могло бы быть проще. Чимин не пересекался с ним в течение пары дней, и Юнги не мог его в этом винить. И извиниться подойти почему-то тоже не мог, а следовало бы. Наверняка следовало. На днях он снова встретил Чонгука под вывеской «Товары для недоношенных детей», и тот показался ему разбитым. Опустошенным каким-то, стоявшим там чуть ссутулившись, с руками в карманах темной толстовки и этими большими темными глазами, смотрящими словно в никуда. Захотелось вдруг сорваться с места, добежать до квартиры, ворваться в комнату Чимина и попросить его дать этому парню шанс или хотя бы не мучить, брюнет ведь явно неровно дышал к нему. Он казался одиноким и каким-то отстраненным, когда пару раз позже Юнги выловил его взглядом у светофора. По загривку вдруг прошли мурашки, когда он заметил чужие шевелящиеся губы, словно что-то отчитывающие, а в следующий момент свет светофора поменялся на зеленый и Мин поймал себя на мысли, что ему больно, прямо сейчас его сердце словно готово разорваться на части, а он даже не знает, от чего именно. Взгляд проводил спину в темной толстовке до самого поворота в парк, и только после Юнги еле смог развернуться на вдруг одеревеневших ногах и побрести домой, проверяя телефон на наличие новых сообщений, которые так и не приходили после ухода Кима в тот день. Все еще думал, да? Чимин вдруг заявился в его комнату перед самым сном, он, как и тогда, прошел к его дивану и опустился рядом. По его лицу было неясно, чем он руководствовался. А может, Мин не так уж и разбирался в людях, как ему казалось раньше. Течение времени лишь добавляло сомнений относительно всего, даже, казалось бы, ясного прежде. Юнги поднял взгляд и подумал, что так перед ним и не извинился, и не был уверен должен ли. Внутренние противоречия утомляли все сильней. Так друзья не поступают, так что, наверное, извиниться все-таки надо было, а он все тянул. Отвлекался. Оправдывался зачем-то перед самим собой, хотя нужно было, скорее всего, перед ним. Нужно? Давно знакомый, практически родной, он снова оказался непозволительно близко и опустил свою руку на бедро Юнги. — Чимин, ты ведь понимаешь… — начал было Мин, но договорить ему парень не дал, как-то отчаянно накрывая его губы своими, затем также резко разрывая поцелуй ненадолго и шепча в них: — Ты можешь представлять на моем месте Тэхена, можешь называть меня его именем, если тебе так будет удобнее, только, пожалуйста, не отказывай мне, — он ненадолго вздрогнул и снова завладел его губами. Небольшие пальцы прошлись выше, к паху, чуть сжимая его через ткань. Юнги выдохнул сквозь зубы и вдруг побоялся оттолкнуть парня, не хотелось задеть его этим, поэтому он попробовал дозваться до него словами, пока они еще совсем не сошли с ума и не увязли во всем этом безвозвратно. — Все это неправильно Чимин-а, ты же понимаешь. Прости, но я не люблю тебя так, как тебе бы того хотелось, — он обхватил его лицо не давая снова впиться в свои губы и заглянул в чуть затуманенные глаза. — Не нужно этого, мы и так уже натворили дел, подумай. И ещё, как же тот парень, Чонгук? — Чимин чуть скривился в ответ на последний его вопрос. Слышать обо всех этих других сейчас совсем не хотелось. — Я знаю, что ты не любишь и не хочешь меня так, как его, — он не мог произнести его имя, — но, так же я знаю, что он еще не ответил тебе взаимностью, и до тех пор я могу заменить его, ты можешь называть это как хочешь. Секс по дружбе, взаимное самоудовлетворение, неважно. Я ничего от тебя не требую, только пока он не ответил на твои чувства, я хочу быть здесь, настолько близко, насколько это только возможно, — его пальцы осторожно прошлись по ребрам Юнги, а взгляд с отчаяньем мазанул по губам. — Я хочу тебя. — Ты будешь жалеть об этом позже, — предупредил Мин. — Ты можешь найти кого-то намного лучше чем я, того, кто будет по-настоящему любить тебя. Чимин-а, ты замечательный человек, просто я не тот. Тот. — Сейчас мне нужен только ты, — губы снова оказались так близко, а короткие пальцы потянули футболку выше. — Я хочу тебя, — повторил он, вдруг опускаясь между его ног и ныряя пальцами под домашние брюки. Ничего слышать больше не хотелось, как и понимать. Пухлые губы соблазнительно прошлись по всей длине до головки, и Юнги выдохнул, откидываясь на спинку дивана и прикрывая глаза. В какой-то момент образ в его голове поменялся на тот самый, желанный, и он ухватился за его волосы чуть отдергивая их и тут же поглаживая по голове. Чимин подходил ко всему очень умело, совсем не возражая, принимая его всего. Он также не был против, когда Юнги упал вместе с ним на пол и стал отчаянно целовать, что-то нашептывая и не открывая глаз. Что-то, явно предназначенное не ему. Мин приоткрывал веки всего пару раз, чтобы попросить Чимина опереться о подушки для удобства, и брал его сзади. Брал долго и глубоко, всегда кончая с именем Тэхена на устах. Чимин, как и обещал, был не против, но тем не менее старался заткнуть его рот поцелуем в такие моменты, чтобы лишний раз не слышать то имя. Он сам провоцировал его пару раз позже прямо за кухонным столом и совсем не ругался, когда в порыве Юнги ненароком разбил его чашку, когда они снесли фрукты со столешницы, пока Пак пытался влажными ладонями схватится за выступ, а Юнги наращивал темп. Мин принял правила игры, ненадолго обозначив это таким образом в своей голове, ибо считать их таковыми было проще, хотя, как и прежде, понимал, что все это неправильно. Как это вообще могло быть правильно? Но раз им обоим при этом удобно, что же, в конце концов они взрослые люди. Хотя по большому счету он все же больше обманывался: Пак все равно не был им. И Тэхен никуда не уходил из его мыслей и снов. Через пару дней после того случая, Ким все же вернулся на работу, робко улыбнулся и извинился перед ним за то, что долго не писал. Юнги так злился на него дома, но, глядя в его глаза при встрече, не мог не улыбнуться в ответ, не мог не сказать, чтобы тот не переживал. Не мог не заверить, что все нормально и он все понимает и совсем его не торопит. Не торопит, ну да, но первым делом, зайдя домой, направляется в комнату Чимина, срывает с того одежду, не встречая ни единого признака сопротивления, разворачивает спиной, чтобы не смотреть тому в глаза больше нужного, и пристраивается сзади. По сути, он отвратителен и как друг, и как человек в общем. Пользуется тем, что ему позволяют, и ведь знает, четко так понимает, что ничем хорошим по итогу это не кончится, но продолжает. Затем, чуть позже, заглядывает в глаза того, кого желает на самом деле и улыбается ему, обещая себе самому, что сегодня он скажет Чимину: пора заканчивать. Пусть Тэхен все еще не его, он не может так дальше. Он не должен использовать другого, даже с его полного позволения. Они ведь были друзьями, что же с ними стало? А были ли? Юнги как-то ненароком натыкается на Чонгука под подъездом. Парень бездумным взглядом смотрит куда-то вперед и двигает губами, словно считает, впрочем, может, так оно и есть. Юнги, почему-то стыдно подойти к нему, даже просто поздороваться, ему так противно от того что есть. От того что происходит. От того, что всё это делает с теми, кто, по сути, вообще ни в чем не виноват. Ему хочется посоветовать Чонгуку забыть все это и жить уже дальше, затем зайти домой и встряхнуть за плечи Чимина, вновь напомнив о парне и, скорее всего, не услышать ничего в ответ, уже в следующую секунду чувствуя его требовательные губы на своих в обещании, что Юнги понравится и сегодня. /// Чимин ощущает себя использованным, он чувствует себя преданным самим же собой прежде всего. Он вообще странно себя чувствует. Но хочет продолжения, несмотря даже на легкую тошноту, когда чужое имя вновь срывается с желанных губ. Пак притягивает Юнги к себе и целует так, чтобы тот запомнил, чтобы не забывал, чтобы выжег уже из себя того, кто его не достоин. Кто, по сути, все еще наивный ребенок, и черт с ним, пусть таковым и остается, да где-нибудь подальше от них. Но Мин по-прежнему не признает его своим, все чаще разворачивая спиной и к концу выдыхая чужое имя. Он становится особенно нежным в такие моменты, целует в выпирающие позвонки и помогает Чимину кончить. Слизывает с него капельки пота и шепчет то имя вновь. Шепчет тихо, хрипло до дрожи, зализывает места укусов и берет снова. Затем, отдышавшись, приподнимается и смотрит уже на него, на настоящего Чимина. С какой-то непонятной смесью в глазах, совсем не той, что хотелось бы. Совсем. Чтобы Пак ни делал и как бы ради него ни старался. Юнги склоняется, соприкасаясь с ним лбами, и шепчет в самые губы, прикрыв глаза, что надо остановиться, так больше нельзя и дело не в том, что Тэхен наконец ответил взаимностью, или Чимину это надоело, просто так нельзя. Просто… Он снова упоминает Чонгука, а Чимин закусывает щеку изнутри и затыкает его поцелуем. Пытается, точнее, потому как Юнги отстраняется, мягко чмокает его в губы, встает и уходит в свою комнату. Он звонит Чонгуку сам. Сам встречает его у двери и проводит в свою комнату. Брюнет как и прежде смотрит на него тем самым взглядом, не разочаровавшись будто ничуть, даже после такого промежутка времени и множества сообщений, забытых в игноре. Он смотрит так, как Юнги на Тэхена, и это злит, а не должно бы. Но Чимин злится, раздражается, что это не тот. Не тот кто нужен. Что Юнги прав: на самом деле это все неправильно. Это… Надо что-то с этим делать. Чимин не знает что, откровенно говоря, он, наверное уже сходит с ума, переползает на колени Чонгука и затыкает ему рот поцелуем. Похоже, только это и получается у него лучше всего. Временно затыкать, заменять. Он в общем, видимо, подходит только для всего временного. Дружбы, секса, не важно. Впрочем, и люди не вечны. У Чонгука совсем другие губы, у него совсем другие руки и шепчет он его имя и только его. Он целует его пальцы, перебирая их один за другим и снова говорит: — Люблю. Которое Чимину не нужно. Не нужно совсем, и он ничего на это не отвечает, делая вид, что заснул. /// «Товары для недоношенных детей», —  перечитывает Юнги про себя, не задумываясь, просто стоя под вывеской который раз. Тэхен, что-то забыл и попросил подождать его, он быстро. Мин немного вздрагивает, когда порыв ветра становится ожесточеннее, и думает, как сказать Чимину, что он съезжает через пару дней. Так продолжаться дальше не может, они должны идти дальше. Пусть он не будет с Тэхеном, а Чимин так и не даст шанса Чонгуку. Они должны закончить эту главу, чтобы начать новую. Тэхен немного задерживается, но это не беда, Мин в очередной раз с кривой усмешкой на свои же мысли понимает, что, похоже, готов прождать его хоть всю ночь и не только. Вывеска чуть мигает и гаснет несколько слов, оставляя лишь предпоследнее «недоношенных». Юнги ломает линию губ и опускает взгляд. Отчасти все они какие-то недоношенные, и отношения у них эти соответствующие. И непонятно, сможет ли в итоге из этого кто-то вырасти или нет. /// — Девять, восемь, семь, шесть, пять, — считает Чонгук стоя у светофора. Телефон вибрирует, сообщая об очередном послании. Чон надеется, что оно от Чимина. Ветер поднимается и бьет его по щекам, тихо нашептывая что-то. Свет меняется на зеленый, а в левом кармане звенят ключи от квартиры Пака. Приходи когда хочешь, говорит тот ему, провожая к двери и засовывая их в карман. Чонгук смотрит на него и ждет, когда же он решится и хоть раз произнесет то ответное «люблю» вслух, но Чимин лишь улыбается на прощанье и закрывает за ним дверь. — До скорой встречи, — звучат его слова в коридоре, даже когда дверь уже закрыта. Чонгук шагает по зебре и видит мальчишку впереди. Того самого, вечно забывающего, что там идет после четырех. Закат на горизонте окрашивает небо в розовато-лиловый. Чон не проверял погоду, но почему-то уверен, что этой ночью польет дождь и, быть может, смоет что-то еще, кроме пыли и грязи, накопившихся на дорогах. /// Чимин выглядит абсолютно несчастным, разбитым и даже униженным, наверное, поэтому Юнги сдается, когда тот с отчаянием в голосе шепчет ему в самые губы, что это последний раз. Последний, он обещает. Прощальный. Пак тянет его в спальню и расстегивает куртку, откидывая ее куда-то по дороге, ненадолго отстраняется, чтобы быстро избавится от своей домашней футболки и брюк. Юнги тянет ремень, а Чимин вновь оказывается рядом и помогает справиться с молнией. Он просит, в этот последний раз сделать все так, как хочется ему и Юнги не сопротивляется этому желанию, ложится на спину и старается в этот раз не закрывать глаза. Парень нависает сверху и трется об него, возбуждая и провоцируя на желания. Он прикусывает его нижнюю губу и пробегается пальчиками по ребрам, скользит, как вода сквозь пальцы, оказываясь ими ниже, гладит головку обхватывая ее ладонями и осторожно направляет в себя, чуть привстав, и так же аккуратно опускается. Юнги чуть шипит, ощущая, что сегодня в парне теснее чем обычно. Чимин с силой прикусывает губу, и Юнги, отмечая этот момент, сжимает его бедра, помогая двигаться. Пак не собирается сдерживаться и протяжно стонет, уже давно наплевав на стыд в этом деле. Не жалея себя берет темп погрубее и просит Юнги не останавливаться, чуть поменявшись с ним в позе. Мин практически закидывает его ноги себе на плечи, продолжая вколачиваться во влажное тело. Чимин ерзает, дергает его на себя, остервенело целует, кусает, зализывает, а Мин хрипит и сжимает кожу в какой-то момент почти до синяков. Стоны приглушают лишние звуки, и сирена за окном не доходит до них, как и звон ключей в замке. Как и приоткрытая минутой позже дверь в эту комнату. Чимин скрещивает свои ноги за его спиной и не дает отстраниться, когда через пару глубоких толчков, орган внутри него набухает, а свет перед глазами рассыпается в перламутровых конфетти. Дыхание слишком тяжелое, а шаги со стороны двери почти неслышные. Их словно и нет. — Один, два, три, четыре… /// Чонгук никогда не гулял тут так поздно, фонари в этой части парка оказываются такими тусклыми и хмуро мигают время от времени. Чонгук падает на знакомую скамейку и игнорирует ветер, путающий волосы на голове. Пальцы неосознанно проезжают по крашеным доскам, с погодой он, как оказалось, не угадал. Дождь так и не пошел, а следовало бы. — Это всё мы, — шепчет Юнги надломанным, севшим голосом и прижимает к себе Чимина, растирая кровь на его лице, и пытаясь отыскать там глаза, — все мы. Он все еще не слышит сирены, да и всего остального уже тоже. Впереди, на дороге, ведущей дальше, Чонгук вдруг замечает силуэт. Изначально, он был уверен, что совсем один, и вряд ли кто-то еще разгуливает тут в столь позднее время, но, оказывается, есть еще любители побродить по парку ночью. Силуэт приближается и обретает вполне конкретные черты. Маленький человечек, с большими глазками и копной черных густых волос. Он останавливается в паре метров от сидящего на скамейке Чонгука и хмурится, разглядывая его. Чон же пытается разыскать глазами его мать. Почему этот ребенок вообще еще не дома и не спит в своей кровати? Мальчишка делает к нему еще один шаг и останавливается, садится на корточки и подбирает какие-то камешки. Он снова начинает считать и сбивается на четырех. Чонгук разглядывает его крохотные ручки и игнорирует вновь взбунтовавшийся ветер. — Люблю тебя, — глядя отнюдь не на Чонгука, говорит Чимин. Чон думает, о его маленьких пальцах в тот момент, пока они сжимают чужую кожу, пытаясь не отпускать до самого конца. Чонгук вспоминает свою мать, которая вечно любила не тех. Вечно кричала каким-то незнакомым мальчику мужчинам, что влюблена в них, и таскала маленького Чонгука за собой. А он дергал ее за руку, пытаясь обратить на себя внимание, улыбался и говорил, что зато он, вот он любит ее, пусть все эти дяденьки и нет, но она ни разу не ответила тем же. Словно Чонгук никогда и не был достоин любви. Словно так было кем-то запланировано еще до его рождения, чтобы он любил тех, кто его не любит. Он не достоин будто этих несчастных слов с их уст. Чонгук поднимается со скамейки и бредет вниз по улице, туда, где переход и знакомый столько лет светофор. Телефон вибрирует снова и снова, сегодня особенно часто. Скорее всего, пишет мамин брат, возможно, мама опять обвиняла его в том, что те мужчины ее не любили. Что это все из-за него, и лучше бы он так и умер недоношенным. Последнего вслух она однако не произносит, Чонгук учится читать это в ее глазах с возрастом. Он останавливается на светофоре и уже начинает было считать, как кто-то дергает его за куртку. Тот самый мальчишка, он просит его опустится, чтобы что-то прошептать ему на ухо. — Если бы ты мог вернуться в прошлое, что бы ты изменил? Чонгук не знает, что ответить, пожимает плечами, разглядывая детское личико, и, заметив грязинку на нём, хочет было стереть ее. Но никакая это не грязь, а засохшие слезы, он протягивает руку, но так и застывает, не коснувшись пухленьких щечек. Его пальцы тоже грязные, неприятно пахнут и чешутся, они красные, как и горящий знак «стоп», говорящий остановиться на светофоре. Телефон в кармане снова вибрирует, а за спиной проносится пара машин. Даже ночью люди постоянно куда-то спешат, куда-то мчатся. Постоянно в движении, пытаясь опередить стрелки часов. Мальчишка пытается ему улыбнуться, вроде кого-то похожего он видел и раньше. Видел каждый день, так близко, в отражении. — А если бы я мог вернуться в прошлое, — продолжает тем временем мальчуган, — я перенесся бы в то время, когда мама ещё только была беременна мной, и попросил ее или напугал даже, чтобы она сделала аборт и я никогда не появлялся на свет. Мальчик говорит страшные вещи, такие вещи дети произносить не должны. Чонгук не знает: вздрагивает поэтому или потому, что на телефон приходит очередное сообщение. — Почему она меня не любила? — спрашивает он, заглядывая в большие темные глаза мальчишки. — Почему же он меня не полюбил? Чонгук достает телефон и растирает грязь, еще и по экрану. Сообщений много и все они в основном от дяди, пишет, что сегодня вечером она умерла. Чонгук поднимает взгляд на мальчонку, а того уже и не оказывается рядом. Он пропадает с ветром? Или прячется куда-то так быстро, кто знает. Парень поднимается, разворачивается обратно к светофору и начинает отчитывать: — Девять, восемь, семь, шесть, — совсем как тогда, пока она, стоя рядом, подкрашивала губы, а Чон пытался донести до нее, что любит ее, и это намного важнее чем любовь всех этих непонятных мужиков, которые ее даже не видят. — Пять, четыре, три, два, — она умирает, так ни разу и не сказав, что любит его. Ни в живую, ни через телефонный звонок, ни через сообщение, ни через дядю, часто навещающего ее в клинике для душевнобольных. Ни разу, сколько бы Чонгук не ждал, зато так легко кричала об этом вслед всем тем мужикам тогда. Зато так нежно, с такой искренностью в глазах, произносит Чимин, глядя на Юнги, пока Чонгук хватает молоток валяющийся у двери будто специально и не расшибает ему голову. Его голое тело, все еще сплетенное с бледным, окрашивается багровыми брызгами, которые на самом деле ему ни капли не подходят. Юнги вроде кричит, затем плачет, что-то говорит, но на Чонгука не смотрит. Словно его тут и нет, и это не он, пару секунд назад проломил череп Чимина. Чон не помнит куда девается молоток, куда исчезают крики, голоса и время. — Один, — шепчет Чонгук, светофор загорается красным, и он ступает на дорогу, прямо под несущиеся на него машины. Где-то далеко доносится вой сирены, наверное, она подъезжает к знакомому подъезду, и люди в домах скорее припадают к окнам, стараясь урвать хоть кусочек чужой драмы. Наверное, Юнги все еще тихо плачет, наверное, он никогда не сможет отмыться от брызг чужой крови и пары последних слов, как на повторе звучащих в голове знакомым голосом. Наверное, им суждено быть «недоношенными» не только по времени рождения. Наверное, что-то с ними не так еще с первого вдоха. Дождь все-таки начинается чуть погодя, неспешно смывая с земли что-то еще, кроме грязи и пыли. Им всего лишь хотелось, чтобы их взаимно любили.