***
В мир разноцветных улыбающихся таблеток Тсуну впервые привел Ямомото Такеши. Воровато оглянувшись по сторонам и убедившись, что в шумном клубе, тонущем в соцветии вспышек и клубах дыма, до них никому нет дела, Такеши сунул небольшую розовую таблетку с изображенным на ней улыбающимся смайлом в руку Савады. Привыкшая во всем доверять своим Хранителям, Тсуна положила таблетку в рот и сглотнула. Тсуна помнила, что сперва таблетка не хотела проходить в пищевод — стоило бы счесть это за дурной знак, но девушке даже не пришло это в голову. Ей даже не пришло в голову спросить, что за таблетку дает ей Ямамото — вместо этого она схватила со столика стакан с виски, чтобы протолкнуть таблетку через горло. Именно с этого места начался путь расщепления таблетки в организме Тсуны. Именно с этого места началось увлекательное путешествие Савады в радужный мир наркотического дурмана. После той розовой улыбающейся таблетки Саваде стало казаться, что мафия и ее разборки — это что-то далекое, что ее не касается. Саваде хотелось улыбаться, смеяться и танцевать — делать что угодно, лишь бы не сидеть на месте. Казалось, внутри открылся неиссякаемый источник энергии, а душу наполняло потрясающее золотистое ощущение счастья и легкости. Тсуна схватила за руку улыбающегося Такеши и потащила на танцпол. Озаряемая вспышками света под громкую заводную музыку, наполняющую все нутро, Савада чувствовала себя как никогда живой и... красивой. От рук Ямамото на ее теле растекалось волнами пламя, постепенно концентрирующееся внизу живота и собирающееся в тугой узел, в напряжение, требующее разрядки. В свете вспышек Тсуна смотрела на Такеши, который казался ей красивым, как никогда — с его короткими черными волосами, смеющимися теплыми глазами и вечной улыбкой на лице. Привстав на носочки, девушка обхватила его лицо ладонями и по-звериному жадно впилась в его губы, настойчиво требуя ответа. И Такеши отвечал. Тсуна помнила, как после этого бейсболист повел ее за руку в сторону туалета, где, заперевшись в кабинке, помог ей снять платье и прижал к стене, исследуя губами каждый сантиметр ее кожи. Тсуна помнила, что никогда раньше не испытывала столь сильных ощущений от простого секса — казалось, что тело накалено до предела, и каждое, даже самое незначительное прикосновение обдавало жаром и заставляло кусать губы, сдерживая стон. Когда Такеши усадил ее на закрытую крышку унитаза и раздвинул рукой ее ноги, стоны сдерживать уже не удавалось. На самом деле, сдерживать их она перестала еще раньше — когда губы Такеши прикоснулись к мочке ее уха. Казалось, что Ямамото специально ее изводит, заставляя извиваться в грязном туалете этого и клуба и просить его скорей перейти к делу, нет, не просить — умолять. Савада откидывается на бачок и издает хриплый полустон-полувой, не в силах сдерживаться, после чего резким движением наклоняется вперед и, обхватив руками член Ямамото, вводит его в себя. Савада помнит, что такого яркого оргазма у нее никогда раньше не было. А еще Савада помнит как ей хотелось пить. Жажда началась через минут сорок после приема таблетки и утолить ее не получалось ничем. Дело было исключительно в том, что пока она действовала, Тсуна не придавала этой жажде ни малейшего внимания. Только потом таблетка действовать перестала. Именно тогда ее нашел Хаято, сжавшейся в комочек на ступеньках возле ночного клуба. Сперва Ураган подумал, что Десятая просто перебрала — впрочем, без этого тоже не обошлось, но когда узнал — чуть не прибил Такеши. Но в тот момент Хаято побежал за водой сразу после едва слышного хриплой просьбы о воде от его Неба и держал волосы девушки, пока ее выворачивало наизнанку от принятого алкоголя. Тсуна помнила, как Гокудера накинул ей на плечи свою толстовку, когда ее начал бить озноб. И как аккуратно парень взял ее на руки и понес в сторону дома, когда понял, что идти самостоятельно она не может. Тсуна помнила ощущение ватных ног и что она действительно не могла даже встать, не то что идти. Не то, чтобы ей было в тот момент дело до этого — когда таблетка закончила свое действие, Саваде показалось, что все беды мира обрушились на нее. Мафия, оценки ниже среднего, насмешки со стороны одноклассников — это все мгновенно вернулось, накатило огромной лавиной, грозящей раздавить ее. И она всхлипывала, заливая слезами футболку Гокудеры, вцепившись в нее как в спасательный круг. А еще помнит, как Гокудера принес ее домой, умудрившись не разбудить никого из домочадцев, и, заботливо уложив в кровать, поставил рядом бутылку воды, после чего так же бесшумно удалился, оставляя Тсуну наедине с собой. Савада помнит также и то, как клялась Хаято, что больше никогда, после того как он узнал, что дело было не только в количестве выпитого спиртного. Хаято ей поверил. Еще не зная, что зря.***
Второе знакомство Тсуны с наркотическими веществами прошло более гладко, чем первое. Она предпочла, чтобы именно таким образом и началось их знакомство, хотя по прошествии времени и первый опыт считала довольно неплохим — память девушки услужливо не затерла, но приглушила моменты, которые были после того, как действие таблетки сошло на нет. Ни для кого среди Десятого Поколения не было секретом, что Мукуро и его приближенные балуются травкой. Собственно, когда ты иллюзионист — нет ничего странного в том, что ты расширяешь сознание сторонними веществами. Особенно, если ты в мафии. Единственное, что удивляло — так это то, что Рокудо категорически отвергал прием иных наркотических веществ, кроме травы, особенно отдавая предпочтение марихуане. Тогда Савада решила принести Хроме поесть, зная, что в Кокуе нормальная еда была настолько редкостью, что порой удивляло, почему ее не занесли в Красную Книгу. Как именно вышло, что она, Чикуса, Кен, Мукуро и Хроме сидели в тесном кружочке на полу, где каждый тесно соприкасался коленями и бедрами с рядом сидящим — сказать с уверенностью Тсуна не могла. Вроде как, когда она пришла, они уже раскуривали траву и, веселые и подобревшие, предложили ей присоединиться. Савада не знала, почему именно она согласилась: из опасений повредить и без того хрупкие отношения с Туманом или из-за банальной зависти к их радостному состоянию. Так или иначе, итог был один — Савада затягивалась передающимся по кругу плотно забитым косяком марихуаны. Девушке запомнилось ощущение теплоты, растекающееся по телу и доверие по отношению к людям, находящимся рядом с ней в тот момент. Как она привалилась к плечу Рокудо и как все вместе они смеялись над татуировками на лице Чикусы — Чикуса смеялся громче всех. Как Кен устроил небольшое представление, трансформируясь в гибрид разных зверей и человека. Саваде совсем не было страшно — ей было хорошо и приятно находиться в обществе этих людей. Ровно до того момента, когда на пороге заброшенного кинотеатра не возник разъяренный Хаято, искавший своего босса, ушедшего в Кокуе примерно шесть часов назад. Гокудере хватило буквально пары секунд, чтобы заметить очередной косяк, тлеющий в руке Савады и заметить ее расширенные до неприличия зрачки. Запах травки добрался до обонятельных рецепторов Хаято секундой позже. Когда Хаято тащил Тсуну за руку из кинотеатра, она весело смеялась и махала рукой Туману и его свите. Гокудере стало тошно, когда он увидел, как они заливисто смеются и машут ей в ответ. После был длинный разговор Урагана с его Небом. Разговор, который ни к чему не привел. Стало ясно, что Савада пошла в разнос, когда она заявила Хаято, что это не его дело и что это ее единственный способ почувствовать себя счастливой. Поначалу Хаято пытался как-то образумить Тсуну. Говорить с ней, выбрасывать таблетки и траву, но это не давало никакого эффекта — скорее, давало абсолютно противоположный. Хаято понимал это каждый раз, когда после очередного скандала спустя какое-то время находил Тсуну с расширенными зрачками и сознанием. Спустя год Ураган просто махнул рукой, потому что ничего другого ему не оставалось. Хаято осталось только приносить ей цистернами воду во время очередного отходняка и следить, чтобы количество дозы не перешагнуло границу, за которой Саваду ждал только летальный исход. Хаято оставалось только смотреть, как Савада пробует все новые и новые вещества, все глубже погружаясь в радужный мир. Оставалось только смотреть на сгибы рук, видя, что все они испещрены маленькими дырочками от внутривенных инъекций героина. Убирать остатки от кокаиновых дорожек на столе Тсуны. Проветривать ее пропахшую травой комнату. И ненавидеть Ямомото до потери пульса, скидывая всю ответственность за развившуюся зависимость Десятой на него. Среди всего разнообразия, которое Тсуне мог предложить наркотический ассортимент, она предпочитала выбирать таблетки: так всегда — именно то, первое, что довелось попробовать, всегда остается более предпочтительным. Наркотики не стали исключением. Более всего в экстази она ценила то, какие ощущения он дает испытать во время секса, увеличивая чувствительность во много раз. Ни от марихуаны, ни от «белого», ни от кокаина или чего-либо другого она подобного не испытывала, хотя устраивала подобного рода проверки — в основном с Ямамото, с которым они и занимались исследованием мира наркотического дурмана. На экзамен, чтобы взбодриться, перед битвой, после битвы — все это она старалась сопровождать несколькими разноцветными таблеточками с нарисованными на них веселыми улыбочками. Когда таблеток не было — в ход шло все остальное. Хаято навсегда запомнил тот день, когда его нервы сдали. В тот день он нашел Тсуну на полу в ванной, с закрытыми глазами и почти без пульса. Ее вьющиеся волосы спутались и сбились в колтуны, под глазами залегли отчетливые черные синяки. Рядом валялся шприц, а на сгибе локтя — Хаято давно удивлялся, как у нее еще находятся места для очередного укола — прокол от иголки. Юбка Савады была бесстыдно задернута вверх, обнажая худые ноги, также покрытые следами от иголок. В тот день Гокудера держал левую руку на шее девушки, отслеживая ее пульс, а другой набирал номер Савады Йемитсу, чтобы сообщить, что его дочь давно и плотно сидит на наркотиках и сейчас умрет, если ничего не сделать. А если не умрет сейчас — умрет позже, если тенденция сохраниться. Дрожащим голосом Хаято рассказывает Йемитсу, что происходит в ванной дома его и его жены и слышит, как громогласным басом старший Савада дает кому-то распоряжения. Гокудера легко может представить, как Йемитсу держит в дрожащей руке телефон, прикрывая его рукой, и выкрикивает распоряжения о том, чтобы его дочери немедленно выслали бригаду самых лучших врачей Намимори и собрали необходимые документы для помещения ее в клинику наркозависимых. Йемитсу благодарит Гокудеры и сбрасывает трубку — Хаято слышит только частые гудки в телефон и отшвыривает трубку на кафельный пол, не заботясь о сохранности дорогого смартфона. Он осторожно поглаживает волосы девушки одной рукой, не убирая второй с ее горла, все еще отслеживая ее пульс, который, как ему казалось, слабел с каждой секундой. Ничего другого, кроме как ждать бригады врачей, Гокудере все равно не остается.***
Сидя возле небольшой аккуратной могилки на кладбище Намимори, Хаято курил сигареты одну за другой, совершенно не беспокоясь о сохранности своих легких. Эта — принадлежала Тсуне, соседняя — Ямамото, который ушел через месяц после своего Неба. Естественно, после этого ни о какой Вонголе после произошедшего и говорить было нечего — оставшиеся Хранители разбрелись по другим, более мелким семьям. Как Гокудера слышал — неприкаянным в этом плане остался только Мукуро, что было неудивительно, учитывая его ненависть к мафии. Насколько Хаято знал, Рокудо перебрался куда-то в Нидерланды, подальше от Японии и Италии. Разумеется, вместе со своими. Никого из уже бывших Хранителей Савады Хаято не видел с момента ее похорон и не горел желанием — слишком сильна была боль от воспоминаний, неизменно приходящих к нему после встречи с кем-то из тех, кто был с ней связан. Он считал достаточным тот факт, что стабильно раз в год, в день ее смерти, он приезжает в Японию, чтобы прибраться на ее могиле и положить роскошный дорогой венок. Он слышал, что Йемитсу, с позволения Девятого, запустил в Намимори кампанию против наркомании среди молодежи. Слышал, что Йемитсу также хотел найти тех, кто поставлял его дочери наркотики, но это оказалось невозможным - Савада не сохраняла номеров телефонов продавцов и старалась все брать через множество посредников. Хаято не держал на нее зла за измены с Ямамото, да и на Ямамото не был зол по этому поводу, понимая, что вряд ли под наркотиками они могли себя контролировать. Глубоко вздохнув, Гокудера запустил руку в карман пиджака и вытащил оттуда розовую таблеточку с веселой улыбкой, нарисованной на ней. Положив таблетку в рот и запив ее предусмотрительно взятой с собой водой, Хаято встал на ноги и направился к выходу с кладбища, ни разу не обернувшись, и постепенно погружаясь в радужный мир наркотического дурмана.