Искусство

На самом деле Эррор ненавидит свою работу. Ненавидит эту кофейню и терпеть не может кофе. Почему же он все еще не уволился? Как оказалось, получать деньги каждый месяц намного приятнее, чем сидеть голодающим, а добровольно отказываться от постоянного дохода как-то глупо, не считаете? Вот и Эррор так считает. Раньше он как-то не задумывался о деньгах и необходимости стабильного заработка, пока не столкнулся с тем, что жить-то на что-то надо, да и еда не появляется в холодильнике сама по себе. Ещё счета за квартиру, проезд по далеко не маленькому городу, при этом хотелось бы что-то тратить на себя. Так что, когда, будучи ещё безработным, ему пришлось столкнулся с тяжестью самостоятельной жизни, он пришел к выводу, что работать надо. Поэтому Эррор засунул свою нелюбовь к кофе куда подальше и пошёл баристой в эту забытую богом кофейню. «Да тебя, бедного студента, на этой работе заебут только», — сказал как-то ему один из официантов. «Действительно», — думает бедное работающее в сфере обслуживания создание и, услышав тихий звон дверного колокольчика, едва сдерживается, чтобы не выругаться вслух. Натянув дежурную отточенную почти до мастерства улыбку, он выдавил из себя всё дружелюбие, на которое способен. А его, увы, осталось мало, ибо все соки из него были выжаты ещё пару часов назад. — Здравствуйте, можно, пожалуйста… Оши чуть не подавился воздухом и мысленно взвыл. Снова он. Чёрт.

***

Этот посетитель отличается от остальных. Кофейня, где работает Эррор, мала и аутентична. Она не подходит для того невероятного количества офисных трудяг, что вечно куда-то спешат. На соседней улице, буквально за углом, стоит большой Старбакс. Вот он-то и собирает весь офисный планктон и работников умственного труда в обеденные часы. Да и вечером тоже. Студенты, пришедшие с пар уже под вечер, тоже любят остановиться там и выпить несколько чашек кофе за заучиванием очередного конспекта. А эта кофейня — для истинных ценителей. Тут довольно узкий круг постоянных клиентов, которые согласны доплатить, но получить сваренный вручную хороший напиток. Бариста отлично помнит, как заметил его в первый раз. Он очень отличался от обычных посетителей — людей в возрасте, в официальных костюмах, так любящих порассуждать и поделиться новостями, пока варится кофе. Этот клиент — молод, невысок и выделяется лишь аляпистой кляксой чернил на щеке (Почему он, блять, её всё ещё не стёр?). Всегда одет в тёмные джинсы, бежевую рубашку, что большую часть времени смята, заляпана какой-то краской и для чего-то расстёгнута на две верхние пуговицы. Ещё одной неотъемлемой частью его гардероба приходится коричневая явно потрепанная жизнью сумка через плечо, из которой обязательно торчит хоть одна кисть или карандаш, что позже нередко оказываются на полу. Замечает незнакомец это лишь когда уходит из кофейни. Ещё он всегда приходит в одно и то же время. Садится дальше от людей, за столик у окна с видом на проспект. Заказывает *Айриш и клубничный чизкейк. И пока пьет свой кофе, прожигает в нём блядскую дыру, успешно игнорируя любые послания в эротическое пешее. Это невероятно отвлекает и просто выводит Эррора из себя. Признаться, он озадачен. И заинтригован. Спустя какое-то время, ему подворачивается шанс узнать имя этого загадочного извращенца. И н к. «Хм? Под стать носителю. Такое же странное и раздражающее», — подумал Эррор, после того как принял заказ. Ему понадобилась вся сила воли, на которую он только был способен, чтобы никак не выдать себя и запихнуть свою враждебность куда подальше. Претензии претензиями, а штраф получить не хотелось. Поэтому, обслужив столь неприятного для него клиента, он устало вздохнул и начал протирать прилавок, дабы хоть как-то отвлечься от внимательно следящего за каждым его движением взгляда. Самое интересное, что этот неадекватный даже не стесняется! А стоит ему посмотреть на художника в ответ, как тот сразу начинает хитро улыбаться и прищуриваться, нарочно выводя свою жертву из себя, играясь с ней. Иногда даже может подмигнуть, немного наклонив голову в бок или вообще послать тому воздушный поцелуй. «В конец ёбнулся», — думает в такие моменты Эррор и крутит у виска, изо всех сил стараясь сдержаться и не подпортить эту наглую физиономию. Возможность вылететь с работы и немаленькие штрафы — единственное, что его останавливает, а подловить чумазого засранца вне работы ему никак не удаётся. Поэтому всё, что ему остаётся, так это ждать банального чуда.

***

Холодный осенний вечер, приглушённые звуки дождя, сладкий запах выпечки и согревающее тепло стакана кофе. Если Инк и представлял себе атмосферу уюта, то только такую. В кафе было спокойно. Ничто не отвлекало его, лишь наоборот вдохновляло на новые работы. Простым карандашом он начал выводить аккуратные линии в своём скетчбуке, поглядывая на баристу, что в данный момент протирал прилавок. Художник просто обожает наблюдать, как тот бесится, замечая его взгляд, как пытается игнорировать, но затем с треском проваливается, так или иначе поглядывая на него в ответ. Инку нравится играться с ним. А ещё ему нравится сам Эррор. «Как всё к этому пришло?» — спрашивает он себя, в который раз разглядывая новый портрет баристы. Поправочка, чертовски горячего сексуального баристы. В первый раз Инк увидел его, когда вновь пришёл в кофейню. Художник часто бывал здесь и числился в небольшом списке постоянных клиентов, которым так или иначе, да умудрялись сделать скидку или иную поблажку. Тот сотрудник на повышенных тонах беседовал со своими коллегами, а те, будто натренерованы ещё с рождения, стояли абсолютно спокойны и убеждали в чём-то, как позже оказалось, новоиспечённого баристу. Со словами вслед «хотя бы попробуй», он подошёл к случайному свидетелю односторонней перепалки и, перед этим постаравшись приветливо улыбнуться, выдал стандартное «чего желаете?» с меню впридачу. Такая притворная улыбка не шла ему, и художник заметил это с первого мгновения спектакля. Помнит художник, как первый раз зашёл в эту кофейню по ошибке, думая, что это канцелярский магазин. И даже надпись «кафе» и большая вывеска в виде кружки с напитком не смутила его. Сейчас же он заметил, как прекрасен принимающий заказ сотрудник. Его внешность была анатомически правильной, хоть в учебниках изображай. Инк, не отрываясь от листа бумаги, сделал быстрый набросок, временами бросая быстрые взгляды на натуру. Со временем, таких набросков стало больше. Среди них даже появились полноценные рисунки, покрашенные в гуашь или акварель, цветными карандашами, пастелью, даже несколько картин маслом стоят у стены в небольшой квартирке. Художник больше не мог представить свой день без очередной зарисовки этой замечательной персоны. Ему нравилась не только его внешность. Голос, ах этот невероятный голос, чарующий сознание бедного творца, заставляет его чуть ли не срываться с места, чтобы сделать очередную глупость, привлекающую внимание объекта обожания. Инку нравилось абсолютно всё в этом баристе. Не имеет смысла описывать все детали более, так как их неисчислимое множество. Несколько раз по уши влюбившийся пытался отговорить себя от этой дурацкой мысли, ведь любить лишь за внешность — последнее дело, за которое можно смело стыдить себя. И всё же, с этим нельзя ничего поделать, как и с невозможным желанием познакомиться с работником кофейной. Единственное, что получилось узнать — его имя. Эррор.

***

«Заебал!» — уже в который раз в мыслях восклицает бариста, чувствуя, что больше не может терпеть этой наглости от уходящего художника. Поэтому, в какой-то момент его нервы не выдерживают, и он решает самостоятельно выяснить, какого чёрта этот ублюдок так откровенно таращится на него. Попросив коллегу заменить его на полчаса, Оши выбегает на улицу вслед за Инком и окликает того, но в ответ получает лишь молчание. Художник, постепенно впадая в панику, лишь немного ускоряет шаг. Не хочется неприятностей. Тем более с – как тот думал – незнакомым человеком. И явно не дружелюбно настроенным. Поэтому сказать, что Эррор в шоке, значит промолчать вовсе. Его. Просто. Игнорируют. Он, сорвавшись с места, побежал вслед за наглецом и догнав, крепко, чуть ли не до крови, вцепился за локоть, тем самым останавливая. Признаться честно, художник запаниковал. Ещё честнее — ему стало страшно. До ужаса хотелось убежать, скрыться и закрыться в своей небольшой квартирке, чтоб никто и ничто его не достало. Однако, ноги отказывались слушаться и вместо ожидаемого побега, у художника задрожали колени. Мало ли, кто живёт в этом городе. Уже несколько раз его путали с девушкой и зажимали в тёмных переулках лишь из-за миниатюрного роста и аккуратной ухоженной внешности. — О-отпустите, — пролепетал Инк, тщетно пытаясь освободиться из оков злого баристы, на что его развернули на сто восемьдесят градусов. — Охуел?! — практически кричит тот самый злой бариста, привлекая множество заинтересованных взглядов, — Сначала таращишься как ебанутый, а теперь ещё и игнорить вздумал, ублюдок?! — О-о чём Вы? — недоумённо с ноткой шока спрашивает художник, всё ещё не придя в себя и не до конца осознав ситуацию. Теперь он волнуется гораздо больше. — Издеваешься?! — прохожие то и дело в недоумении оборачиваются на них, с интересом наблюдая, что же будет дальше. Эррор, заметив это, шикнул и молча потащил ошалелого художника в более безлюдное место, где они могли бы поговорить наедине.

***

— Какого хрена, ты всё время меня рассматриваешь? Я тебе не музейный экспонат, чтобы глазеть, извращенец, — угрожающим тоном проговаривает тот, облокотившись на стену одного из домов. Инк же, не зная что ответить, мнётся. Его взгляд метается из стороны в сторону. Куда угодно, лишь бы не на него. — Ну? Чего молчишь, извращуга? Язык проглотил? — Да не извращенец я! — не выдержав и поддавшись панике, прикрикнул художник. — Да? — наигранно удивлённым тоном спросил Эррор и продолжил, явно теряя последние крупицы терпения, — Тогда повторю ещё раз, хули ты на меня всё время пялишься? — Извините, я не хотел, чтобы так вышло… — нервно посмеиваясь, проговорил тот, теребя свою сумку в попытках успокоиться и хоть как-то вникнуть в сложившуюся ситуацию. Тщетно. — Ебанутый? — Оши явно не был удовлетворен таким ответом. — Не ебанутый, а художник, — фыркнул Инк и нахмурился, наконец подняв взгляд на собеседника. — Одно и тоже, — отмахнулся бариста, ожидая, что тот скажет дальше. Инк же, будучи оскорблённый до глубины души таким заявлением, перешёл на крик. — Прошу прощения! Будьте так добры перестать переходить на личности! Чем я занимаюсь — моё дело, и Вас это касаться не должно! — Да плевать мне, чем ты занимаешься! Просто, блять, прекрати ебать мне мозги и отъебись наконец. Меня от одного твоего вида уже воротит, — Эррор тоже не стал церемониться и не скупился на выражения. — Ну так не смотрите, в чём проблема?! — У меня к тебе тот же вопрос, — неожиданно холодным ровным тоном ответил бариста, смотря прямо на художника. Тот, такой резкой смены настроения, прокрутил ситуацию у себя в голове в попытках что-либо для себя выяснить. И тут до него дошло. И кто этот тёмный силуэт, что практически сливается в цвете со стеной, и что, собственно, тот от него хочет. «Блять». Он не мог думать ни о чём, кроме того, что всё это время разговаривал с бедным объектом своего изучения и причиной неясных ему страданий последнюю неделю. С тем, в чьих портретах был изрисован его скетчбук и кто так плотно засел в его мыслях. Всё это время это был он. — Чего застыл, будто привидение увидел. Ответишь или мне сразу тебе всечь? — всё тем же тоном проговорил Эррор, подходя ближе и посмотрев на Инка сверху вниз. — А? Н-нет, извините меня, я… Я просто вначале Вас не узнал и… Инка прервал громкий смех, что ввёл его в ещё большую растерянность. «Почему он смеётся?!», — паниковал тот и шокировано уставился на собеседника. Эррор, успокоившись, ехидно спросил: — То есть я ещё и не один такой? Да ты реально конченный. — Чт-… Нет! Конечно один! Просто Вы так неожиданно меня схватили, начали кричать, а потом и вовсе потащили в какой-то тёмный безлюдный угол. Конечно, я запаниковал! У меня, знаете ли, уже был неприятный опыт и повторять мне его не хотелось бы… — горько закончил Инк, скривившись. Эти воспоминания и правда были во многом неприятны. — Мне похуй. Повторюсь ещё раз. От-е-бись, — по слогам проговорил бариста, вновь становясь серьезным, — Мне плевать на то, кто ты и зачем это делаешь. Я обещаю, что если ещё хоть раз замечу на себе твой взгляд, ты пожалеешь о том, что родился и навсегда забудешь дорогу к этому кафе. Я ясно выразился? — Вполне, но прежде чем уйти, прошу, ответьте на один вопрос, — тихо произнёс творец, не поднимая головы и ожидая ответа. Немного подумав, Оши всё же дал согласие. Один вопрос ему не навредит, а этот хоть навсегда отвяжется. — Вы… Правда так сильно меня ненавидите? — речь Инка была пропитана каким-то несвойственным его отчаянием. Художник вновь отвёл взгляд в сторону и немного сжимаясь, в ожидании приговора. Ему было больно. До ужаса горько и противно от самого себя и последующих слов. — Больше, чем кого-либо ещё, — ядовито произнёс Эррор, специально вытягивая слова. Он развернулся и зашагал прочь, кинув напоследок взгляд полный ненависти и презрения. «Раз так, то обещаю, что Вы больше никогда меня не увидите». Эти слова — последнее, что он услышал, прежде чем завернуть за угол. Той ночью Эррор так и не уснул.

***

Инк сдержал обещание. Он не смотрел больше ни на Эррора, ни на что-либо ещё в этой кофейне. Он перестал приносить с собой толстые скетчбуки, погрызанные карандаши, заляпанные краской кисти, точилки, ластики и ножи, которые он, порой, использовал вместо забытых точилок. Больше нельзя было услышать негромкий бубнёж художника про пропорции, построения и прочую художественную лабуду, его недовольный голос, когда случайно выпивает стакан с водой для кистей вместо кофе. Он выполнил обещание. Он больше не появлялся в кофейне. Никаких более дурашливых взглядов в сторону Эррора и рисунков с небольшими чаевыми на них. Всё это прекратилось, будто и не было никогда. Однако, некая тоска охватила баристу. Не хватало тех озорных гетерохромных глаз, которые внимательно высматривали каждую детальку на нём, порой прибивая к месту одним лишь прищуром. Того чёрного чернильного пятна на правой щеке, тех подписей на листах размера А5, той причудливой улыбки на слегка склонённой голове. Зачем, ну зачем тот дал это грёбаное обещание?! Оставил Эррора наедине с непрерывным дождём за окном, грязными кружками в пустой кофейне и недостающим кусочком, потерявшимся пазлом от его души.

***

Очередной рабочий день подходил к завершению. В окна кофейни бил вот уже как две недели непрекращающийся дождь. Казалось бы, в заведении должно быть просто невероятное количество человек, ведь это так атмосферно — попивать кофе, рисуя на запотевшем стекле, по другую сторону которого мир буквально разрывался от пролитого количества воды. Однако, здесь не было ни души. Никого, кроме Эррора, кого заставили работать, невзирая на предупреждения МЧС об опасности. Он еле как дошёл до работы утром, ведь его зонт сломался в первый же день службы, и даже не представляет, как будет уходить сейчас. Все чашки отмыты, а столы вычищены до блеска. Лишь чёрное акриловое пятно на самом дальнем столике всё ещё не хотело оттираться, напоминая о своём происхождении. В тот день не-ебанутый-а-художник притащил с собой акрил, но после первого мазка, случайно разлил баночку с чёрной краской. И надо же было умудриться испортить стол самым худшим материалом, ни разу не предназначенным для этого. Оши помнит всё. Помнит, как брал деньги за порчу имущества в тот день. Помнит, как после этого прожигал в виновнике дыру испепеляющим взглядом. Но не помнит, куда положил ключи от магазинчика. Чёрт бы его побрал за такую тупость. А, хотя, вот они, лежат на самом дальнем столе с чёрной кляксой. И почему его ещё не заменили? Прошло вот уже две недели с того обещания. Две недели самотерзаний и разрушения собственной личности. С каждым днём бариста всё больше понимает, как привык к обществу этого мелкого засранца. И как его не хватает сейчас. Провернув ключ в дверном замке четыре раза, работник удостоверился, что точно закрыл кофейню, дергая ручку на себя. Нужная остановка была не так далеко и вот, запихивая ключ в карман толстовки, он уже бежит на только что прибывший транспорт. Автобус попался небольшой, но уж какой есть. Не стоять же на улице под проливным дождём, ожидая исполнения своих прихотей. Однако, заполненность салона поражала. Ещё больше поражало, что все, находящиеся тут, до сих пор живы. Эррор еле как пропихнулся в любимый конец, жалея, что не зашёл в последнюю дверь. Ему сделали выговор за безответственность уже несколько старушек и пожелали приятного путешествия к чёрту на кулички, на что никто не обратил внимания. Один мелкий шкет отделял пробирающегося от заветной стены, которого он решил немедленно отодвинуть, однако заметил, что это не просто школьник, а художник, в охристом блокноте которого красовался почти законченный портрет знакомой Эррору личности. Портрет его самого. Только что он готов был поклясться о безвозвратной скверности этого дня, но сейчас же наоборот, готов был засветиться от счастья и стать новым солнцем для этого дождливого мира. Этот стиль узнаваем где угодно. — Инк?! — воскликнул Оши, разворачивая знакомого к себе, за что получил несколько подзатыльников от недовольных пассажиров и ещё больше испепеляющих взглядов. Но сейчас это было не важно. — Да? Ох… — сначала художник не понял, кто и с какой целью позвал его, однако увидя того, кем заполнен не один его скетчбук, застыл. В горле встал ком и понемногу начала подступать паника. «Получается, он видел», — подытожил он, прижимая блокнот к себе. От своих же мыслей стало страшно. Страшно за собственную жизнь. Инк достаточно отчётливо помнил их последний разговор и тот явно не шутил, когда угрожал. Но сейчас они стоят в душном переполненном автобусе в час пик. Бежать было некуда. Разговор — единственное, что ему оставалось. Поэтому мысленно помолившись всем известным ему богам, он, с надеждой пережить оставшийся день, начал. — Давно не виделись, да? — гетерохромный мысленно хлопнул себя по лбу и стал отчитывать за такой идиотский вопрос, хотя внешне это выражалось лишь неестественно нервной улыбкой. Эррор, слегка опешив от такого будничного тона, медленно кивнул, не зная что сказать в ответ. Слабо тряхнув головой, дабы никого не задеть, Оши постарался собраться и немного нагнувшись, тихо, но уверенно произнёс: — Завтра ночью, в одиннадцать, на главной площади у фонтана. Нужно поговорить, — заметив, как тот дрожит и нервничает, добавил, — Не бойся, я тебя не трону. Мы просто поговорим. — А-а почему бы нам не поговорить сейчас…? — робко прошептал художник. Ему очень не хотелось идти на эту встречу. — Хочу сделать это без лишних ушей, — спокойно ответил Эррор, покосившись на чересчур любопытных людей, что тут же отвернулись в другую сторону, будто речь и не о них вовсе. Инк помедлил. С одной стороны, было бы неплохо наконец нормально всё обсудить, без лишних эмоций и гнева. С другой, было очень страшно. Конечно, слабым Инка назвать нельзя, но сильнее баристы он явно не был. Но тот же не врёт, верно? Они просто поговорят, а потом они мирно разойдутся! Правда ведь? Или нет? — Я… Хорошо. Ночью, в одиннадцать, у фонтана, — всё ещё не до конца удостоверившись в своей безопасности, нерешительно проговорил художник. Попытаться всё-таки стоит.

«Остановка **Университет Лидса»

Услышав название своей остановки из полусломавшегося динамика автобуса, Инк, сказав, что ему пора, попрощался и поспешил протиснуться к пока ещё открытым дверям. Тот ничего не ответил, проводя того взглядом. Оши мысленно для себя подметил его место учёбы. Всю оставшуюся дорогу Эррор провёл в раздумьях о предстоящем дне.

***

— Пришёл всё-таки. От неожиданности Инк подпрыгнул на месте и чуть не свалился прямо в фонтан. — Конечно, Вы же не- — На «ты». Странно слышать уважительную форму обращения от того, кто готов чуть ли не в картинные галереи меня выставлять, — перебивая его, усмехнулся бариста и сел рядом, — В общем, я хотел нормально поговорить с тобой об этих «гляделках», — на эти слова гетерохромный невольно смутился. Напоминать о таких стыдных вещах… Нечестно, как минимум. — Как скажет- как скажешь… — художник был невероятно смущён и взволнован, что можно заметить по его опущенной голове, лёгкому румянцу и метающемуся взгляду. Оши сделал глубокий вдох. — Прости, — процедил Эррор, смотря куда-то в сторону. Ему с трудом дался этот шаг. Как-никак, не в его манере просить у кого извинения, даже если он осознаёт, что неправ. Однако, его бы сожрала совесть и не оставила бы и косточки, если бы они так и не были произнесены. Всё-таки, вина за всё сказанное в тот день Инку, одолевала его уже сколько времени. Хоть он и понимал, что был абсолютно прав во всём, но не желал терять художника. Признать этот факт было для него сравни смерти. Оши даже не против такого конца. — А…? — Инк застыл, ошарашенно смотря на баристу. Хотя, его уверенность в этом, что это правда он, была практически нулевая. Перед ним только что извинились? Эррор? Он попал в параллельную вселенную или окончательно двинулся умом? Столько вопросов, но найти ответ хотя бы на один… — Тц, — тот повернулся к нему лицом и невозмутимо продолжил, — Вновь взялся за старое, извращуга? — А? — спросил художник очнувшись, но не до конца вникая в ситуацию. Его опять за что-то назвали извращенцем… — Чё акаешь, придурок. Пялиться прекрати говорю, — с напущенной сердитостью проворчал Оши, тем самым пытаясь скрыть своё волнение. На его счастье, это отлично срабатывало. — А, оу, простит- кхм. Прошу прощения, — смущённо пробормотал Инк, отводя взгляд. Эррор лишь покачал головой и устало выдохнул. Всё снова идёт не так, как он хотел. Слишком много неловкости, напряжения. Они стоят тут уже около десяти минут, но так и не сдвинулись с места, а только пришли к ещё одной мёртвой точке. — Не бери в голову. Так, можешь наконец нормально объяснить, почему ты всё это делал? — на эти слова тот стушевался сильнее и немного сжался. Бариста нахмурился. Ему не хотелось давить, но если так и продолжится, у него просто не останется другого выхода. Вопреки этим соображениям, гетерохромный неожиданно подскочил с места и стал что-то судорожно искать в своей сумке, что до этого мирно лежала у того на коленях. Эррор заинтересованно смотрел, что же будет дальше и некоторое время спустя, Инк с победным возгласом вытащил от туда тот самый скетчбук, с которым всё время появлялся в кофейне, после чего развернулся к нему и с протянутыми руками, вручил его баристе, заметно нервничая. Оши недоверчего на того посмотрел и осторожно взял протянутый предмет. Он открыл его и к глубокой неожиданности, увидев там ничто иное, как самого себя. Перелистав его пару страниц ничего не изменилось. На абсолютно каждой из них он видел только себя и причём с самых разных ракурсов. Ошарашенно переводя свой взгляд с рисунков на бедного Инка, что уже хотел провалиться сквозь землю и никогда не возвращаться, и обратно, он открывал и закрывал рот, не в состоянии как-либо это прокомментировать. — Поэтому… — тихо вымолвил гетерохромный, не справляясь с собственным стыдом и отчаянием, зажмурился, в ожидании своего приговора. Ему казалось, что сейчас тот накричит на него, вновь обзовёт «конченным извращенцем» или чего хуже, ударит его. Но этого не произошло. Он приоткрыл один глаз, стараясь понять, почему он всё ещё жив и обомлел. Эррор даже не смотрел на него, полностью погрузившись в изучение собственных портретов. Признаться, ему было лестно такое внимание, причём рисует тот очень даже хорошо, раз смог поступить в один из лучших университетов страны. Оши с большим интересом и энтузиазмом рассматривал абсолютно каждый рисунок, внутренне восхищаясь, но предпочёл скрыть это за маской полного безразличия и произнёс: — Рисуешь как шестилетка. Смирись, не твоё. Теперь Инк окончательно впал в осадок. Признаться, его тут же захлестнуло негодование и злость. Последнее бывало очень редко, но рисование — очень личная для него тема. Так что лучше бы Оши вообще молчал. — Да? Ну раз так, то...! — Эти слова, так небрежно брошенные в адрес его рисунков, сильно задели гетерохромного, поэтому поддавшись эмоциям, он резко толкнул Эррора. Впредь будет знать, как гнать на лучшего ученика художественного факультета. Тот же, никак не ожидав такого поворота событий, не удержал равновесие и с матами плюхнулся в воду. Художник громко рассмеялся, согнувшись пополам. — Совсем ахуел?! — кричал на него бариста, поднимаясь на ноги и вылезая из фонтана. Возмущённый до глубины души, он потянул не прекращающего смеяться художника в сторону, тем самым опрокидывая в этот злосчастный фонтан. Если бы их кто-нибудь увидел, то определённо за ними уже приехала бы дурка. Однако, от его действий не возникло должного эффекта. Инк всё так же продолжал смеяться, только уже весь мокрый и полулежачей позе. Бариста опешил, не зная как реагировать. Немного погодя творец вылез и, наконец успокоившись, но не прекращая улыбаться, произнёс: — П-прости, просто ты так мило и смешно выглядел, что я не удержался. Теперь Эррор был не только шокирован, но и ещё жутко смущён. А вот злость начала понемногу уступать место приятному тёплому чувству, заполняющего его. Признаться, ему очень редко выпадало услышать комплименты в свою сторону, в то время как проклятия и оскорбления чуть ли не каждый день посещали его персону. А чтобы его называли «милым», он не помнит в принципе. Разве что сарказмом. — Эррор, неужели ты… Покраснел? — художник чувствует, как снова готов рассмеяться, еле сдерживаясь. Бариста же на такое заявление стушевался лишь сильнее, начиная слегка паниковать и не зная, что ответить. Поэтому всё-таки поддавшись панике, Эррор толкает того вперёд. Однако, с реакцией у Инка всё было в порядке. Он тут же схватился за первое, что попалось ему под руку. К их общему сожалению, единственное, за было возможно ухватиться, был сам Эррор. И именно поэтому они сейчас падают друг на друга, оказываясь в весьма компрометирующей позе. Мало того, что бариста буквально прижимает художника к земле, так ещё и благодаря определённым законам физики, у них выходит смазанный, весьма спонтанный, но не менее приятный для обоих (в чём они определённо никогда не признаются) поцелуй. «Вкусно», — к своему стыду думает Оши и явно не спешит отстраняться, всё ещё не осознав, в какой ситуации оказался и в глубине души наслаждаясь моментом. Инк же ничего не думает, пребывая в куда более глубоком шоке и находясь на грани обморока от такого переизбытка эмоций. (СА: Теперь им можно вызывать не дурку, а ЗАГС). Дыхание обоих было на исходе, а учитывая сложившуюся (СА: свалившуюся)) ситуацию, оно кончилось быстрее обычного. Эррор привстал на четвереньки, мысленно радуясь, что в такое время все уже должны спать в кроватях. Он посмотрел на художника, растерянно лежащего под ним, с таким же прерывистым учащённым дыханием. Всё случилось слишком быстро и неожиданно (СА: и потеря традиционной ориентации обоих в том числе)), вызывая у них бурю различных чувств. В основном, это была приятная эйфория, некое удовольствие, а для Оши ещё и нежная сладость сливок и клубники. Желание повторить так же входило в этот список. Ничто из этого, они, конечно, так же не признают. Превозмогая всё это, Оши встал, отряхнулся и взял за руку уже очнувшегося Инка, который был смущён до невозможности, поднимая его на ноги. Голова кружилась так, что не описать словами, а слов не находилось и для простого «прости», которое, конечно, никак не спасло бы ситуацию. Они сели на бортик фонтана, не решаясь посмотреть друг на друга. Обоих безумно поражало, что партнёр не оттолкнул, а лишь… Ответил взаимностью? Наверное, они поняли бы друг друга без слов, если бы не ужасное чувство стыда и растерянности. — Давай просто забудем об этом, — в один голос попросили «чертовски горячий бариста» и «ебанутый извращенец», отчего смутились ещё больше. Хотя куда уж больше? Тишина нагнетала и казалось, что длиться это может до бесконечности. — Хорошо и ты… Прости меня. Мне не стоило так открыто… пялиться на Ва-… на тебя, — промямлил Инк, всё ещё не отойдя от случившегося. Ему не совсем удавалось правильно подбирать слова в данный момент. — Вот именно, — хмыкнул Оши, вновь повалив его в фонтан. Отчасти для того, чтобы Инк был пободрее, а то с ним в таком состоянии сейчас серьёзно невозможно общаться. — Придурок, ты чего делаешь?! — выкрикнул художник, одежда которого неприятно прилипала к его телу. Он был окончательно мокрый и яростно желал отомстить, пытаясь столкнуть Эррора к себе. Однако, его попытки оказались тщетны, и первый так и сидел на бортике, широко улыбаясь. — Это кто тут ещё придурок. Между прочим, это ты первый начал, — съязвил тот, но отвлёкся и его тут же свалили следом, надавив на плечи, — Мухлюешь значит? Раз так, то знай, моя месть будет сладка, — секунда, и брызги полетели в Инка. Тот не остался в стороне и, перетерпев импровизированный дождь, немедленно сделал то же самое. Выйти сухими с этой встречи им не удастся однозначно.

***

Два парня, промокшие до нитки и даже больше, сидели на бортике фонтана, звонко смеясь. Инк посмотрел на часы. Без пяти двенадцать. В такой час ему уже лучше бы находиться дома, ведь неизвестно, кто может подстерегать за поворотом, которых, к слову, по пути домой предостаточно. — Я думаю, мне уже пора, — оповестил художник, доставая из сухой сумки, которую он разумно оставил на земле, листик и, накопав там ручку, начал писать. — Тебя проводить? — как бы невзначай спросил Эррор, внимательно наблюдающий за попытками знакомого удобно расположиться, дабы ровно написать нужные слова. Он очень не хотел отправлять его одного. — Нет, не нужно, спасибо, — творец был явно увлечён записыванием какой-то информации на бумагу. Поставив точку в конце, он отряхнул лист и протянул его Оши. — Двери моей квартиры для тебя всегда открыты, — с улыбкой заявил он, — Ну, или мой телефонный номер всегда доступен, — теперь он уже замялся, только понимая, что эта встреча чем-то похожа на свидание. Особенно, если брать в учёт, что он под конец оставил свои данные для связи. М-да, неловко вышло. — Ну нет уж. Из-за тебя я промок, ты мне и поможешь, — с этими словами Эррор окончательно вспомнил, где находится указанный на листке бумаги дом и, положив Инка на плечо, уверенно зашагал по направлению к пункту назначения, не забыв мысленно подметить, что дом того не так уж и далеко от кофейни. Видимо, поэтому тот всё время заходил именно туда. И нет, он не боялся, что их кто-то увидит. Место жительства его невольного попутчика было не так далеко. Более того, есть ли ему хоть какое-то дело до мнения других? Определённо нет. Особенно когда висящий на его плече художник, похоже, был не так уж и против.

Той ночью Эррор так и не вернулся домой.