Часть 1
31 мая 2019 г., 04:24
— Давай сосаться.
Эд болтает ногами в воздухе как придурок, и Арсению было бы поебать, не сиди они здесь вдвоём. У Эда так всегда — с «сосаться», в смысле. Желание растёт вместе с градусом алкоголя.
С таким, конечно, грех не пососаться: это раньше, ещё с десяток лет назад, на Эда как на прокажённого смотрели бы, а теперь татухи и рэп вдруг обычное дело. Арсений отчего-то радуется, что Выграновский ещё не успел залить себе склеры или вставить в щёки стекло. Надеется, что и не вздумает — тоже непонятно, с чего бы вдруг. Вопреки всем увещеваниям чужого текста, это — не его проблемы.
Арсений смотрит на него свысока — они оба ещё в том возрасте, когда несколько лет кажется большой разницей, — а Выграновский фыркает только. Много ли Арсений понимает, в самом деле. У Эда, вот, целая готовая философия жизни, он её хоть прям щас всем изложит за сигареткой или стакашкой, а потом будет сидеть довольный, ногами болтать — рост на грани, но позволяет. Парой сантиметров выше, и задевал бы носками пол.
Парой сантиметров выше, и Арсению было бы не положить голову на чужую макушку — совсем никак.
Эд не считает себя самым умным — честно, от слова «умный» у него только буква «у» в псевдониме, — но и дурачок из него никудышный, дурачки своим творчеством деньги зарабатывать не умеют, каким бы это творчество ни было. Неважно, что именно срабатывает с публикой, — тексты, подача, образ, музло, — что-то цепляет, и этого достаточно. Эд не дурак, но играет удачно, и ногами болтать не перестаёт, даже когда Арсений закатывает глаза. На набережной высокие бортики, и он боится, что Эд наебнётся назад, не удержав равновесие. На улице пусть и май, а в грязной речной воде барахтаться желания нет никакого.
В том, что Эд потащит его за собой, Арсений не сомневается.
Выграновский выглядит счастливым: улыбается тому, что через несколько минут небо перестанет быть таким тёмным, доёбывается до редких прохожих, каждые две минуты проверяет наличие в карманах телефона, но так ни разу его и не достаёт.
Предложение пососаться Арсения не удивляет. Удивляет, что ему вообще нужно на это разрешение.
Рассвет наступает медленно, и солнце не хочет выкатываться из-за зданий, и не захочет ещё долго, они с Эдом его не поймают. Через несколько часов улицы заполнятся людьми, и им здесь уже будет не посидеть так спокойно. Пока можно, Арсений рассматривает чужие татуировки на ногах и руках — Эд в шортах и майке, на вопрос, не холодно ли, говорит, что «майка» ведь от слова «май». Понахватался, каламбурит.
Арсений вздыхает.
Эд до сих пор улыбается, как маленький, и продолжает болтать ногами в воздухе — всё ещё как дурак. Смотрит наверх куда-то. Точно ведь свалится.
Арсений вздыхает ещё.
Эд цепляется за шершавый бетон своими татуированными ладонями, отклоняется немного назад, и Арсений кладёт свою руку поверх чужой машинально, смотрит через плечо — думает, что строго, — и неодобрительно качает головой. Эд удерживает равновесие какое-то время и всё потешается, идиот, будто действительно смешно.
Ему и смешно.
Арсений думает, отдёрни он свою ладонь, и Эд свалится от неожиданности, — но экспериментов сегодня не хочется. Никаких.
Выграновский снова выпрямляется, и руку приходится убрать, становится даже немного досадно, Арсений всё ещё любит держаться за руки. Сильнее, наверное, чем сосаться. Сильнее, чем трахаться, — точно. Он как раз в этом возрасте, а Эд, наверное, нет.
Арсений не отвечает, потому что вопрос не висит в воздухе, а растворяется — так только Эд умеет спрашивать, без последствий и без обязательств. Талант, конечно. Арсений почти завидует.
Убер вызывает ещё до восхода и знает, что десятком минут позже, когда водитель их найдёт, Эд завалится на задние сидения, как на кровать, и согнёт ноги — срать он хотел на чистоту дверцы в чужой машине. Арсений попросит сделать радио тише, Эд упрётся затылком в его бедро, а взглядом — в окно. Выграновский положит ладонь себе на грудь. Немного погодя, Арсений накроет её своей — для равновесия. Молчать будут, пока не приедут, а куда ехать решат на «эники-бэники», метод же самый надёжный.
Сосаться не будут.
Эд улыбается, болтая ногами в воздухе, и ничего не говорит.
Светает.