Письма, которые ты не пожелал отправить (Letters That You Never Meant To Send)

      Много лет спустя Эрина, поддавшись какому-то порыву, сняла с полки «Дон Кихота». Было поздно, и девушку мучила бессонница, так что руки сами собой потянулись за книгой. Её пальчики пробежались по корешкам, и она наугад вытащила Сервантеса. Внезапно, опора ушла из-под ног, и Эрина вместе со своим уловом полетела на пол.       Девушка мрачно покосилась на книгу, словно эта та была виновата в том, что она упала. Том был совсем ветхим, некоторые страницы выбились из переплёта, валялись порознь на полу. Вздохнув, Эрина осторожно собрала рассыпавшие листы. Обложка издания потемнела от времени, растрескалась, выцвела, страницы были отчасти размыты водой, как и у многих других книг в библиотеке. Открывая книгу, девушка растерянно думала, как будет оправдываться перед библиотекарем за порчу имущества. На первой странице поблекшими чернилами аккуратным женским почерком было выведено:       Моему дорогому Дио.       Эрина резко захлопнула книгу.       Девушка, прикрыв глаза, сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Пальцы сжали хлипкий корешок. Книгу следовало сжечь. Точно так же как она сожгла всё, к чему он когда-либо прикасался, всё, что уцелело в том пожаре. Сразу после похорон Джонатана методично, вещь за вещью, она уничтожила всё.       Ее руки дрожали.       А ведь прошло уже столько лет, а в её сердце всё еще бушует ярость.       О, нет, она расправится с этим, как и со всеми прочими вещами, что когда-то принадлежали ему: пристально изучит, оценит и сотрёт в пыль, чтобы эта зараза не смела отравлять её дом.       Эрина заставила себя посмотреть на обугленную кожу переплета. Тонкими пальцами сжала переносицу и, наконец решившись, снова открыла книгу на странице с надписью.       Моему дорогому Дио.       Следуй своей мечте и возвращайся домой целым и невредимым. Я буду всегда любить тебя.       Твоя мама.       Девушка снова закрыла книгу.       Подумать только, кто-то любил этого ядовитого, злобного мальчишку. У него, как и у всех, была мать, которая заботилась о нем. Но все же, даже она не сумела смягчить его сердце. Выпавшие страницы жгли ладони девушки, в её сердце прокралось горе, смешалось с ненавистью. Эрина надеялась, что бедная женщина никогда не узнала, во что превратился её сын.       Неровными движениями девушка попыталась осторожно подоткнуть листы на место, но они упрямо выбивались, не желали ложиться ровно. Приглядевшись повнимательнее, она осознала, что то были клочки бумаги, не имевшие никакого отношения к книге. Кто-то осторожно уложил их между страниц. На одном из них она узнала почерк Джонатана. Эрина нетвёрдой походкой подошла к дивану и, расположившись на нём, вгляделась в послания. Бумага была сморщенной, словно её не раз комкали и разглаживали, прежде чем сложить и сунуть в книгу. Девушка глубоко вздохнула и медленно, осторожно, словно он вот-вот могло рассыпаться в её руках, развернула первое письмо.       «Дио» — было выведено на самом верху страницы. Слово врезалось в бумагу так, словно писавшему было больно писать это имя. Также больно, как и ей. Весь первый абзац был нацарапан в подобной манере — жёсткое перо в некоторых местах почти взрезало бумагу. Почерк был почти не читаем.       Дио,       Я до сих пор не могу понять, как мы докатились до этого. Ты стал мне братом с момента, как оказался у нашего порога. Разве отец не разделял свою любовь между нами поровну? Разве я на протяжении всех этих лет не заботился о тебе, как заботился бы о любом кровном родиче? Разве не поддерживал во всём, несмотря на все твои нападки? Разве не прощал тебе любую подлость? Как ни пытаюсь, не могу понять, чем вызван твой гнев в отношении меня. Но знай, если бы я мог изменить прошлое, изменить то, в чём ты считаешь меня виноватым, я бы не раздумывая сделал это. Прости, кажется из нас двоих именно я и вырос избалованным донельзя. Клянусь тебе, Дио, я никогда не желал причинить тебе боль или обидеть.       Зажмурившись, Эрина прикрыла рот рукой, судорожно хватая ртом воздух, пытаясь сдержать рыдания. Да как Джонатану могло прийти в голову, что в чёрном сердце Дио было место прощению, не говоря уже о том, что именно Джонатан имел право сделать с ним всё, что посчитает нужным — видит бог, ублюдок заслуживал этого!       Следующий абзац, хотя и был написан разборчивее, клеймил бумагу точно так же, как и имя Дио вверху письма.       Знаешь, ты ведь всегда был злобным, жестоким и мстительным.       Да! Сердце Эрины радостно запело Джонатан наконец осознал, что Дио представлял из себя на самом деле, и в то же время, ярость и горе легли ей на плечи — он понял слишком поздно.       Знаешь, ты ведь всегда был злобным, жестоким и мстительным. Но в то же время, ты был самым сильным человеком из всех, кого я знал. Ты так стремился вырваться из той ядовитой западни, куда загнало тебя твое детство. Ты отказался прогнуться под этот мир, и именно твой пример заставил меня смиренно работать над собой, стремиться стать лучше день ото дня. Без тебя я не стал бы тем, кем стал.       В последних строках слова были написаны нечётко, словно Джонатан стремился как можно скорее выплеснуть их из себя, словно у него дрожали руки, и он не замечал, что перо царапает тонкую бумагу, словно не замечал, что размазывает не успевшие засохнуть чернила.       Боже, я люблю тебя. Я люблю тебя, как никого и никогда.       Эрина прижала листок к груди. К горлу подкатили рыдания. Злополучная бумажка дрожала в её руках.       — Мам?       Девушка быстро сунула письмо обратно в книгу и поднялась, разворачиваясь к двери, где уже стоял Джордж. Мальчик сонно потирал кулачком глаза.       — Что случилось, маленький мой? — проворковала Эрина, опускаясь на колени перед ребёнком и притягивая его к себе так, чтобы мальчик мог обвить руками её шею. Сердце девушки болезненно сжималось при мысли о том, что скоро сын вырастет, станет совсем большим, и она не сможет больше брать его на руки. Скоро, но не теперь, пожалуйста, не теперь, мысленно умоляла Эрина всех богов и духов, уткнувшись носом в его встрёпанную макушку, словно он был совсем крохой. Прошу, дайте мне ещё немного времени.       Убаюканный Джордж снова задремал. Эрина пронесла его сквозь коридоры в спальню и уложила обратно в кровать. Во сне сын запустил руку ей в волосы, и девушке пришлось осторожно выпутывать пряди волос из его маленьких пальчиков. Стоило ей подоткнуть одеяло, как Джордж свернулся калачиком на постели — такой маленький на огромной пустой поверхности. При мысли о том, что сейчас ей нужно оставить его одного и пойти в свою комнату, слезы покатились из глаз Эрины.       Она осторожно опустилась рядом с сыном на покрывало, прижала к груди, ласково перебирая волосы. Я буду любить тебя всегда. Любить так сильно, что у тебя не будет и шанса стать жестоким, — мрачно подумала девушка. — Я никогда не позволю никому причинить тебе боль.