***
Агент Императора всегда был аккуратен. Держаться тени, двигаться бесшумно, управлять тенью, точно лучшим другом — навыки, отточенные столетиями. На улицах бушевала гуляющая толпа. Пьяные зеваки горланили песни, отовсюду слышался звонкий хохот. Стоило выйти из переулка, как кипящая ночная жизнь захватывала его и несла вдоль озаренных оранжевыми огнями улиц, точно бурная река выпавшего из лодки бедолагу. Пьяные лица, лужи рвоты на каменных мостовых, хохочущие проститутки, заманивающие подвыпивших клиентов из окна. — Эй, красавчик! — крикнула размалеванная проститутка, махая алым платком. — Да-да, ты. Не хочешь поразвлечься? Агент улыбнулся и посмотрел на нее. Нет такая страшная, но все равно отталкивающе потасканная. Слишком яркая косметика, слишком бесстыдно вваливается грудь и развязанного корсета. Когда-то этого бы хватило, но столетия сделали Агента привередливым. Он улыбнулся и крикнул: — Сколько берешь, милая? — Тридцать яремов, сладкий и я вся твоя! Агент пошарил по карманам и, сделав вид что не нашел денег, скорчил недовольную мину. — Прости, красавица, мое сердце сегодня покорил ик… ром! Проститутка фыркнула и принялась обрабатывать следующего прохожего. Мирное веселье, но Агент ожидал бури. Чтобы избежать бунта на время праздника, местные магнаты пообещали рабочим убрать все станки и машины, и даже начали выносить их из цехов. Пустые обещания — как только Меньшиков и свита уедут в Санкт Питенбург, машины вернуться, а военные получат приказ «стрелять на поражение». Агент свернул с улицы, скользнул под мост и двинулся вдоль старой канавы, обруливая нагромождения пустых ящиков и бочек. Фонари горели ярко, тем рождали лишь более глубокие тени в переулках. Агент свернул за угол мрачно хмыкнул, глядя на стальные решетки забора, отделяющие Соборный округ от городских кварталов. Стоящие на страже громилы не видели его. — Эй, дерьма кусок! Ты че тут трешься, а? «Дьявол!» Агент обернулся и заметил в темноте три пары воспаленных глаз. Пропитые, кривые физиономии, бычьи шеи, грязная, заплатанная одежда. Грабители, явно поджидающие зевак, считающих себя в безопасности у ворот Соборного округа. — Че молчишь, кусок дерьма? Язык проглотил? Бандиты загоготали. Агент мрачно ухмыльнулся и вытащил из кармана темно-синий, каменный глаз. Он, конечно, мог бы подраться с ними на ножах, но не мог позволить себе умереть, или залить одежду кровью. «Я никого не хочу убивать. Но, если стоишь на пути, я тебя с него уберу, так или иначе» — Я сказал сюда и… Агент поднял каменный глаз и надавил пальцами на шершавые края. Они не успели даже вскрикнуть. Дымящиеся, искаженные тела — тоже проблема, но, если будет двигаться быстро, заметет следы. Запах жженой плоти и дерьма свербел в носу. Агент убрал глаз и вновь покосился на стражников ворот. «Умный в гору не пойдет». Соборный округ охраняли великолепно. Стрелки на крышах, постоянные патрули, гомункулы, медленно бредущие по черным аллеям, под строгим надзором каменных Великих. Даже мышь не проскочит. Но, к несчастью для них, агент мог быть куда тише и незаметнее самой хитрой крысы. Миновав заграждения он на миг остановился у фонаря и, сосредоточившись, щелкнул пальцами, заставив оранжевый огонь окраситься в темно-пурпурный. Лишь избранные могли видеть такое пламя. Для стражей оно останется прежним. Миновать охрану Великого Собора оказалось сложнее, пришлось почти на отчаянный риск и перехватить одного из стражей. Агент схватил его за горло и резко сжав, лишил сознания. Затем раздел и, напялив серые одежды, поспешил в Собор. Теперь у него оставалось не больше двадцати минут. Если все пойдет по плану — этого более чем достаточно. Эхо в громадных коридорах ужасающе, но агент ступал абсолютно бесшумно и невероятно быстро. Результат столетий упорных тренировок. Миновав еще несколько сонных кордонов, агент, наконец, добрался до заветной двери. Ловко вскрыв замок, он проник в кабинет Логариуса. В темноте гобелены и статуи казались живыми, пахло плесенью, бумагой и нафталином. Агент не зажигал свечи, полностью полагаясь на внутреннее зрение. — Так, где оно? — прошептал он, обыскивая каждый дюйм комнаты. — Вот! Агент достал из-под стола черный, метровый ящичек и немного повозившись, вскрыл замок. Взгляд упал на черную, будто сама бездна поверхность неизвестного металла. На рукоять, покрытую зловещими рунами. Уродливый клинок источал ауру потустороннего ужаса и мощи. — Ах ты сукин сын, — прошептал агент. — Значит, это правда. Эрцгерцог будет в ярости. За спиной едва слышно скрипнула половица. Агент резко развернулся и вскинул сжимающую каменный глаз ладонь. Сверкнула неяркая фиолетовая вспышка, но выстрел прошел в молоко. Резкий удар в запястье вышиб артефакт из руки Агента. Тот отскочил и выхватил свинорез. Жуткая серая маска с клювом выскочила из тьмы, неся смерть. Он едва увернулся от удара наотмашь и, отскочив, встал в боевую стойку. От незнакомца пахло духами и кровью, перья на одеянии поглощали тусклый лунный свет. Агенты стояли друг напротив друга в боевых стойках, поигрывая лезвиями кинжалов. — И кто же ты такой? — спросила Ворона. Агент не ответил и бросился в бой. Сверкнули лезвия, кинжал царапнул по маске, Ворона ловко увернулась от колющего выпада и ткнула незнакома в живот, но тот успел увернуться. Клинки мелькали во тьме с пугающей скоростью, пот стекал по вискам бойцов. Вдруг Ворона резко отскочила и, пропустив выпад незнакомца, всадила нож ему в живот. Теплая кровь хлестанула на руку. Он застонал. — Хороший выпад, — болезненно прошептал Агент. — Ты из Испании? — Назови имя, или я выпотрошу тебя. Медленно, — зло прошипела Ворона, проворачивая кинжал. — Пока что ты можешь выжить. — Зови меня мистер Д… — Агент резко бросился в атаку, не обращая внимания на распарывающий живот клинок. Эйлин Ворона пораженно вскрикнула, перехватила руку агента, но тот ловко перебросил кинжал и обрушил на нее град колющих ударов. Кишки его вывалились, кровь хлестала на пол, но он колол снова и снова. В живот, в пах, в печень, под ребра, пока Ворона, застонав, не рухнула на пол. Агент покачнулся, в глазах плыли черные круги от боли и кровопотери. Он опустил взгляд на исчезающее тело Вороны. — Вот те раз, — прохрипел он и рухнул на пол. Дверь с грохотом открылась и в кабинет ворвались Палачи. Свет ламп озарил комнату. — Какого дьявола?! — крикнул Альфред, глядя на огромное пятно крови на полу. Ее было столько, что, казалось, здесь развернулась настоящая бойня. На столе архиепископа лежал раскрытый ящик с пугающим клинком. Палач аккуратно захлопнул его и осветил лужу свежей крови. — Что за чертовщина? — нервно спросил Палачь Дерек Кнси, крепко сжимая рукоять «Колеса Логариуса». — Будь я проклят, если знаю, Дерек, — прошептал тот, поднимая с пола каменный глаз. — Будь я проклят, если знаю.***
Сознание принесло боль. Перри обнаружила себя в келье, на кровати. Из окошка пробивался тусклый лунный свет, на старом столике плясал огонек одинокой свечи. Охотница лежала ничком, укутанная в два шерстяных одеяла, теплых, но мокрых насквозь. Во рту стоял гадкий, омерзительный привкус тлена, соседствующий с такой сильной сухостью, что не получалось глотнуть. — Ш-ш, все хорошо, — послышался голос Лены. Та сидела на маленьком стульчике у изголовья кровати, сжимая в руках влажную тряпочку. На лице привратницы читалось немое сочувствие. — Что случилось? — еле прохрипела Перри. — Обряд… завершился, — коротко ответила Лена. — Госпожа Фиба велела мне сидеть и ждать твоего пробуждения. Как себя чувствуешь? Перри закрыла глаза и сосредоточилась на ощущениях. Все тело ломило, внизу живота жгло и тянуло, в голове будто плавала иголка. — Воды, — простонала Перри. — Конечно, — Лена взяла кружку и прислонила к губам охотницы. Перри сделала несколько жадных глотков и тут же судорожно закашляла, когда вода попала не в то горло. — Прости, я должна сообщить герцогине что ты проснулась, — сказала Лена и, резко встав со стула, двинулась к выходу. Перри не остановила ее и болезненно уставилась в потолок. Мокрые одеяла противно давили, не смотря на открытое окно в келье было душно. Охотница судорожно вздохнула и, сделав нал собой усилие, скинула одеяла и села на кровати, свесив ноги. Ступни коснулись ледяного пола, подарив немного резкую, но все же приятную прохладу. — Оедон, — прошептала она, запустив пальцы в спутанные, сухие волосы. — Что со мной произошло? «Что со мной произошло после того как я… как я… изнасиловала и ослепила этого бедолагу?» На душе стало гадко, она почувствовала себя грязной, отвратительной тварью. Все произошедшее казалось диким кошмаром, хоть она и не сомневалась в его реалистичности. Что нельзя сказать о том, что она видела после омерзительной вакханалии. Смутные образы, щупальца, глаза, кошмарные силуэты на фоне бушующей бездны. Голос, одновременно и мужской, и женский, и детский и старческий, вещающий нечто ужасающее. Сводящее с ума. Она, закрывшая уши, обливающаяся слезами, ползающая по черному камню в бессильных мольбах замолчать. — Я не хочу знать! Умоляю, я не хочу знать! Я не хочу! Охотница судорожно вздохнула и осмотрела себя. В полутьме все еще виднелись местами смазанные, но все еще различимые руны и символы. Перри ощущала странные, едва уловимые перемены в своем теле. Что-то изменилось, но она не могла понять что именно. В памяти вновь вспыхнули картины вакханалии. Она, точно безвольная марионетка, скачет на осужденном убийце. Тот вопит, бьётся в агонии, из багрово-черных глазниц хлещет кровь, но она не обращает на это внимания, охваченная безумием похоти и нарастающим звоном в ушах. Оргазм, вопли, окровавленные, склизкие глаза в ее руках и видения, полустершиея из памяти. Она вновь вспомнила каждое мгновение дьявольского ритуала и, застонав, рухнула набок, запустив руки между колен. Огонь свечи медленно подрагивал, рождая сонмы танцующих теней. Слезы покатились по щекам. «Она была права, — подумала Перри, закрывая глаза. — Цена была высокой»***
Новый день принес дождевые облака, скрывшие Хемвик от солнца. Прохладный ветерок колыхал листву крон, гулял, посвистывая, в коридорах монастыря, гоняя из комнаты в комнату аромат утреней овсяной каши и свежей выпечки. В саду оживленно работали послушницы, с усердием бывалых садовников пропалывая, подрезая, облагораживая пеструю флору. Редкие сорта яблонь, дикая роза, грушевые деревья, персики и пара красивых раскидистых кленов, под ветвями коих и сидела охотница. Синее платье пахло свежей стиркой, ветерок трепал волосы, то и дело бросая отросшую челку в левый глаз. Охотница сидела на лавочке, молча наблюдая за усердным трудом ведьм. — Можно бесконечно смотреть на три вещи, — усмехнулась герцогиня, садясь рядом с Перри. На ней пурпурное платье, седые волосы все так же уложены в изящную, высокую причёску. Но изменилось лицо. Строгое, даже злое, сменила легкая улыбка человека, получающего удовольствие от успешного завершения тяжелой работы. — Не хочешь присоединиться к ним? Перри легонько ухмыльнулась, глядя как Карла, стоя на коленках, выкапывает сорняк из-под крыжовника. — Когда я была маленькой, меня часто заставляли работать в саду при Великом Соборе. Матрона Полли Олена загоняла нас на проклятые кусты, а сама сидела на стульчике и попивала пунш. Никогда не забуду ее широкого, поросячьего рыла и запаха гнилых зубов изо рта. «Работа в поле учит дисциплинированности, юные леди. Самодисциплина — важнейшая часть души белой жрицы. Работайте, и поживее!» — говорила она. Один раз я решила сжульничать и села в тени куста, притворяясь что ковыряю одуванчик. Тогда меня в первый раз выпороли по настоящему, — Перри устало вздохнула и отвела взгляд от Карлы. — Нет, я не хочу ним присоединяться. — Понимаю. Нет более верного способа вызвать ненависть ребенка к необязательному труду, чем кнут и принуждение. Мисс Вайпер, вы готовы говорить о том, что вчера произошло? Если вам нужно время, милая, я пойму. Я сама проходила через это и понимаю твои чувства. — Нет… Нет, я готова, — ответила Перри, скрывая неуверенность. — Тот мужчина… Он мертв? Герцогиня медленно кивнула и, достав изящную тоненькую курительную трубку набила ее табаком и закурила. Облачко дыма взвилось в воздух, отдавая яболками и карамелью. — Разумеется. Он не пережил ритуала. Мы бы все равно его казнили, так или иначе, — Олесса покосилась на охотницу, на лице старушки появилась теплая, почти материнская улыбка. — Ты держалась как боец, Перри. — То, что я делала… Было ужасно, — болезненно сказала Перри. — Я чувствую себя грязной. Как дикая псина. — Скорей как дикая обезьяна, — засмеялась герцогиня. — Мораль, этика, навыки и интеллект — все это лишь надстройка, скрывающая дикий, необузданный фундамент. Образованный человек в своем тщеславии поверил, будто нет и никогда не было этого фундамента. Что стержень нашей сущности — разум. Но это не так, мисс Вайпер. Правда в том, что все мы, от мала до велика — всего лишь обремененные интеллектом приматы. Мы — лысые обезьяны, такая же часть дикой и необузданной природы, как и иная фауна. И мы повинуемся точно таким же инстинктам, как и наши избегнувшие эволюции собратья. Убивать, веселиться, спариваться — все это глубинные потребности нашего вида, сдерживаемые надстройкой. В ходе ритуала ты отбросила все «человеческое» и вела себя в соответствии с собой настоящей. Это неприятная истина, Перри Вайпер. — Мне сложно в это поверить, — хмуро ответила охотница. — Я не верю в инстинкты. — О да, — хохотнула герцогиня.- Те же слова говорил и Виллем. «Мы не обезьяны! Инстинктов нет — есть лишь социальные установки!» Нечастный дурак оберегал от крушения свою единственную мечту. Смысл жизни. Он желает стать Великим, подняться над человеческой сущностью. Жаждет этого более всего на свете. Но, как пес не станет человеком, так и человеку никогда не постичь могущества Великих, Перри Вайпер. Ты прошла через Плато Ленг, видела Древнего. Скажи, неужели я не права? — Я… не помню. Я не могу вспомнить ничего из увиденного. — Вспомнишь, со временем. Теперь твой рассудок в безопасности, ты можешь вернуться в новый, дивный мир не опасаясь безумия. Перри встала со скамейки и бросила на герцогиню болезненный взгляд. Слова старухи не утешали и, казалось, вовсе не имели смысла. — Я чувствую себя оскверненной, — дрожащим голосом сказала Перри. — С мом телом что-то произошло. Что-то неправильное. — Это вполне естественно. Тот, кто с рождения болен, абсолютное здоровье воспримет как аномалию. Ваши новые способности будут проявляться постепенно, под воздействием самых разных катализаторов. — Понятно, — тихо и сдавленно ответила Перри. — Мне нужно вернуться в Ярнам. — Определенно. Но, прежде чем вы уйдете, — герцогиня протянула ей книжку. Перри приняла и бросила взгляд на обложку. Названия не было. — Это «Сны в Ведьмином Доме» Абрахама Лавкафта, — улыбаясь пояснила герцогиня. — Здесь описана внешность и повадки гостей из иных миров. Самая полная классификация. Вам она пригодится. — Спасибо. — Не прощаюсь, но и не питаю надежд на новую встречу, мисс Вайпер. Берегите себя. И, надеюсь, мне не нужно объяснять, что все произошедшее следует держать в тайне? — Конечно. Перри попрощалась с герцогиней Олессой Де’Фиба и покинула стены Хемвика. Карета уносила ее прочь от древних стен, от старинной кладки, от монументальных крестов — памятников павшей веры. От пережитого кошмара, оставившего вечные, кровоточащие шрамы на душе. Перри посмотрела на удаляющиеся ворота, на исчезающие за лесным массивом крыши и вдруг осознала с точностью, что видит их в последний раз. Дилижанс грохотал по разбитой дороге, рядом галдели пассажиры, обсуждали рыбалку и свадьбу, но охотница не слушала их. Ее подташнивало, она была готова отдать все годовое жалование, лишь бы перестать чувствовать себя грязной. И, хоть это она изнасиловала того преступника, а не наоборот, легче от этого не становилось. Впереди были чудовищно нудные часы поездки, и Ярнам изнемогал от желания поприветствовать блудную охотницу в своем фирменном стиле. Вот только город — злобный и мстительный пес, решил удивить ее. И к крови, огню и реву чудовищ, добавились яд и заговор.