***
Гарри стоял за верстаком в своей мастерской и, закусив губу от сосредоточенности, осторожно накладывал на разложенное перед ним древко метлы густое зелье, которое на порядок увеличивало магопроводимость древесины. Со времён их знаменательной победы над Волдемортом прошло уже десять лет. За эти годы в его жизни произошло многое: он купил этот дом и женился на Джинни. У них родилось две девочки: Лили и Маргарет, которым в этом году уже исполнилось семь и пять лет соответственно, а Джинни уже вынашивала их третьего ребёнка — на этот раз мальчика. Не сказать, чтобы в их с Джинни жизни всё было идеально, нет. Были и ссоры, и скандалы и недопонимания, но в целом жизнь была вполне себе нормальной. Обычной. Правда, иногда она даже казалась угнетающе-серой и скучной, но, в принципе, Гарри был ею доволен. Особенно когда смотрел на своих стремительно растущих дочерей, и особенно сейчас, когда думал о своём будущем сыне. Что же касалось других сфер жизни Гарри, то и там всё было более-менее благополучно. После окончания школы, он отклонил предложение от аврората и обучился на мастера артефактора. Работу, правда, найти ему не удалось, поскольку все работодатели стремились заполучить себе не того специалиста, которым он стал, а «Мальчика-который-выжил», причём в сугубо рекламных целях. С учётом того, что капиталы Поттеров и Блэков позволяли молодой семье вести беззаботную жизнь рантье, то и Гарри, и Джинни плюнули на поиск официальной работы и стали заниматься тем, чем им нравилось. Джинни, дочь не очень богатой семьи, занялась одеждой. Она рисовала и шила те наряды, о которых безнадёжно мечтала в детстве и юности, а затем на деньги мужа открыла своё ателье. Не сказать, что она стала законодателем мод, но поток клиентов был довольно стабилен, позволяя не только окупать все расходы, но и ещё немного зарабатывать сверху. Гарри же с головой ушёл в артефакторику, функциональную рунную магию и теорию заклинательных комплексов. Он занимался всем. Делал сверхскоростные мётлы, которые не разваливались от дестабилизации магических потоков. Собирал автоклавы для зельеваров с возможностью регулировки температуры и давления до сотых долей единицы. Зачаровывал модифицированные ушки-подслушки, делая из них аналог маггловского эндоскопа. Всё это и многое другое вывело его имя на слух среди заинтересованных в нестандартных магических приспособлениях волшебников. Так что вскоре и к нему потянулись клиенты. Правда, Гарри брался только за самые интересные и, следовательно, сложные задачи, зарабатывая при этом очень даже приличные суммы. Вот и сейчас он собирал метлу под заказ для одного спортсмена из Франции. Тот был многократным чемпионом спортивных гонок и имел множество рекордов. В самом же скором времени он планировал поставить новый рекорд и ради этого специально заказал модификацию своей метлы «Тандер Супер Спорт» у мастера Поттера. В дверь постучались. Гарри отложил склянку с зельем, кисточку, снял защиту с лаборатории и собственноручно отворил дверь. — О, Гермиона! — обрадовался он. — Привет, заходи! — Привет, Гарри, — слабо улыбнулась она. — Я не помешала? — Да даже если бы и помешала, — расплылся в улыбке Гарри, — то ничего страшного. Ради тебя я готов даже Рагнарёк отложить на часок другой. Улыбнувшись этой незамысловатой шутке, Гермиона прошла в лабораторию и осторожно опустилась на большой кожаный диван у стены, на котором имел обыкновение дремать Гарри во время проведения длительных преобразований. — Как дела? — поинтересовался он, зачем-то заглянув в пустую чашку, стоящую на верстаке. Гарри на секунду отвлёкся, заказав домовику пару кружек чая. Себе — крепкий и сладкий с бергамотом, Гермионе — чуть подслащённый и средней крепости. Чай и Гарри, и Гермиона всегда предпочитали пить без молока. — Да, всё нормально, — ответила она, чувствуя себя предельно неловко, — Вот, только недавно вернулась с дежурства. Заглянула домой и к тебе. Гермиона Грейнджер после войны вдруг ударилась в медицину. Она прошла полноценное ученичество у одного из маститых целителей больницы Святого Мунго, который с удовольствием взял к себе на обучение героиню прошедшей войны, после чего сама получила статус целителя. С тех пор прошло уже пять лет, и на текущий момент Гермиона считалась чуть ли не лучшим акушером, неонатологом и педиатром в Мунго, уступая, разве что, своему учителю, заведующей отделением и, разумеется, мадам Помфри, которая всё ещё спасала школьников Хогвартса от последствий их безумств. — Выглядишь уставшей, — заметил Гарри. — Больше суток на ногах — тяжёлые преждевременные роды и очень слабый ребёнок, — вздохнула она, грея руки о кружку с чаем. — Еле выходили. — Поужинаешь? Гермиона отрицательно покачала головой. Она смотрела на своего старого друга, которого знала вот уже больше восемнадцати лет. Гарри Поттер за это время довольно сильно изменился. В нём уже не осталось и следа от того растерянного, тщедушного мальчишки, которого она встретила в Хогвартс-Экспрессе. И тот запутавшийся в своей жизни, убитый постоянными потерями и даже не надеющийся выжить в грядущей войне юноша тоже уже просматривался в нём крайне слабо. Сейчас рядом с ней сидел взрослый, заматеревший мужчина. Умный, сильный, уверенный в себе и своих силах. Имеющий за спиной надёжную тихую гавань, и поэтому смело глядящий в будущее. Гермиона посмотрела в его пронзительно-зелёные глаза и решилась: — Гарри, сегодня я пришла к тебе с просьбой. С очень необычной просьбой. — Слушаю, — подобрался тот. Она чуть помолчала, гипнотизируя тёмную поверхность чая. — Как оказалось, Рон бесплоден. — Я знаю, — кивнул Гарри. Однажды вечером, пару лет назад, в доме Поттеров раздался стук в дверь. Это был Рон. Необычно хмурый и задумчивый. — Пойдём, напьёмся, — без каких-либо предисловий сказал он открывшему дверь другу и добавил: — Мне надо. Очень надо. Тогда-то Гарри и узнал, что Рон с Гермионой уже больше четырёх лет пытались зачать ребёнка, но у них ничего не получалось. Устав от надежд и ожиданий, Гермиона прошла через полное медицинское обследование, что в магическом мире, что в маггловском. В результате, все врачи и целители единодушно сошлись во мнении, что она абсолютно здорова. Потом она прогнала через аналогичные обследования Рона. И вот тут-то всё прояснилось — Рон попросту не мог иметь детей. Его сперма по какой-то причине была абсолютно нежизнеспособной, а генетический материал в сперматозоидах — безнадёжно испорчен. Причина этого крылась где-то в его геноме и лечению не поддавалась в принципе. С тех пор Рон как-то потух, сдулся и отрешился практически от всего, остро переживая собственную неполноценность. Он всё так же работал в Министерстве магии, в отделе спорта, организовывая квиддичные матчи английской лиги, но это уже не приносило ему никакой радости. Он просто бездумно существовал, находя единственное развлечение в своём хобби — решая чужие шахматные головоломки и придумывая свои. Гарри даже начал опасаться, что тот начнёт пить, но Рон держался, выпивая только лишь на семейных праздниках и дружеских посиделках, да и то немного, не увлекаясь. — Я знаю, что он бесплоден, — кивнул Гарри. — Мне жаль. Гермиона на это только лишь покачала головой. Она и не надеялась, что Рон сможет скрыть такую новость от своего лучшего друга и названного брата. По всему получалось, что из их круга общения об их с Роном проблеме знал только Гарри. — Значит мне не нужно вводить тебя в курс дела, — пробормотала Гермиона. Следующая фраза для Гермионы была очень трудной. Да, она обдумывала её десятками бессонных ночей, вспоминала о ней каждый раз, когда видела беременную женщину, когда брала в руки чужого ребёнка. — Мне уже двадцать девять, — глухо сказала она, — а надежд на излечение Рона нет. Да их и не было, честно говоря… Она на мгновение запнулась, а потом подняла взгляд на Гарри, который, судя по всему, уже всё понял. — Гарри, помоги мне, — попросила она и моргнула, едва сдерживая слёзы. Он некоторое время молчал, глядя на подавленную семейной трагедией подругу. Она всегда очень любила детей. Вслух мечтала о своих детях и с превеликим удовольствием возилась с его девочками. Не спала ночами напролёт, выхаживая своих маленьких пациентов, и очень сильно страдала, когда выходить не удавалось. Такое случалось. Редко, всего два раза за всю её пятилетнюю практику, но тем не менее. Тогда Гермиона надолго выходила из строя. — Тебе нужна моя сперма? — поинтересовался он. — Мы маги, — покачала головой она, — а для детей магов энергетика родителей отнюдь не пустой звук. Даже при зачатии. — Я понял тебя. Гарри смотрел на подругу, а в голове его разразился самый настоящий ураган из мыслей и эмоций. Но превалировали в этом урагане только два образа: Джинни и Рон. Скрыть его участие в процессе зачатия ребёнка не удастся, а это означало, что о нём узнают все: и его супруга, и её супруг. — Что они скажут на это? Гермиона опустила взгляд, а через несколько секунд в кружку с чаем по очереди упали две слезинки. — Я не знаю, — покачала головой она. — Я не знаю… В лаборатории воцарилось молчание. — Я люблю его… Любила… — через некоторое время сказала она. — Я не хочу ему изменять! Но я хочу детей! И… Сразу он, может, и не поймёт, и не примет, но я постараюсь убедить его, Гарри! Я смогу. Смогу… — она всхлипнула. — Что же до Джинни… Мало кто разбирается в магических аспектах зачатия столь же хорошо как я. Ей, да и вообще всем, мы скажем, что я взяла у тебя пробирку… Она, как женщина, должна меня понять! А досужие сплетни… Мы, наверное, уедем в другую страну. В Штаты или даже Канаду. Где нас никто не знает, где это не вызовет вопросов. Она сгорбилась и вновь прервалась на несколько судорожных глотков уже остывшего чая. — Гарри, ты каждый день видишь своих девочек и ждёшь сына. Скажи, что ты чувствуешь при этом? — Я… — он запнулся и, прочистив горло, продолжил. — Я помогу тебе. Да, возможно этими словами он поставил под угрозу их с Джинни брак, но… Но это же была Гермиона. Самая верная, самая добрая, самая заботливая, самая… Самая. Она приняла сотни родов, выходила десятки новорождённых, и буквально вытащила с того света нескольких совсем уж безнадёжных. Она безумно любила детей и столь же безумно хотела родить своих. Но не могла. И эта невозможность буквально убивала её, вгоняя в глубокую депрессию. Гарри видел это предельно ясно, уже давным давно заметив глухую тоску в её глазах, когда она смотрела на детей. Он уже и не помнил, когда в последний раз видел её искреннюю, счастливую улыбку, а не ту её бледную тень, что появлялась на лице Гермионы в последние годы. А Гарри очень любил Гермиону и пошёл бы на многое, дабы не допустить её падения в пучины депрессии и безысходности. Он любил её как подругу. Как названую сестру. Как самого близкого человека, ибо ей он доверял такие тайны, о которых Джинни даже не подозревала. Они прошли вместе через многое, очень многое. Они пережили такое, чего многие другие люди не переживают и за всю свою жизнь. Они спасали и выручали друг друга бессчётное количество раз. И, возможно, именно сейчас и настал ещё один такой момент. — Что? — резко подняла голову Гермиона. — Я помогу тебе, — твёрдо повторил Гарри. — Когда ты хочешь сделать это? — Джинни с детьми сегодня ночуют в Норе, — нерешительно сказала она. — Так что… если ты не против… сейчас? Гарри глубоко вдохнул и выдохнул. После чего запер дверь и активировал защиту лаборатории. Защиту, которая была предназначена спасти и его самого, и дом, в случае, если что-то пойдёт не так. Теперь их никто не побеспокоит. Что же до домовиков, то им ещё в самом начале его практики было строго настрого запрещено появляться в лаборатории без приказа. Гермиона кивнула и, несколько оживившись, поднялась с дивана и открыла свою сумочку. Она выпила какое-то зелье и протянула Гарри цветастый тюбик интимной смазки. — Прости, но я не думаю, что в таком настроении смогу обеспечить должный уровень… — она замолкла, стремясь перевести медицинские термины на нормальный язык, после чего махнула рукой. — В общем, ты меня понял. Гарри протянул руку и привлёк Гермиону к себе. Крепко обнял, зарывшись носом в её волосы и чувствуя своей грудью сумасшедшее биение её сердца. — Всё хорошо, родная, — прошептал он, хотя сам был ни в чём не уверен. — Всё будет хорошо. Они простояли так довольно долго. Гермиона постепенно успокаивалась и пыталась настроиться на рабочий лад, что получалось у неё с некоторым трудом, но отнюдь не безуспешно. Правда, в этом деле ей ощутимо помогали его объятия: крепкие, надёжные, успокаивающие и так сильно похожие на объятия её отца. Вскоре она всё-таки расслабилась и уткнулась носом куда-то в его шею. Гарри же почувствовал это и поплотнее прижал Гермиону к себе. Когда-то давным давно, ещё во времена зимних скитаний по лесам в поисках ключей к бессмертию Волдеморта, Гарри отдал бы левую руку за возможность сделать то, что ему предстоит сделать через несколько минут. Но тогда его останавливала неопределённость в их будущем и, возможно, отупляющее воздействие хоркрукса. Потом стало уже поздно. Сейчас же, плотно прижимая Гермиону к себе, чувствуя её волнующее тепло и изгибы, эти мысли всплыли из небытия, а тело отозвалось самым предсказуемым образом. — Кто-то уже готов, — прошептала она, щекоча дыханием его шею. — Кто-то в своё время мечтал об этом, — шепнул он в ответ. Гермиона на это только шумно вздохнула. Кто бы мог подумать? Когда-то и она сама смотрела на Гарри вполне благосклонно. То есть она всегда была ему благосклонна, но тогда эта благосклонность была немного иного рода. Стоило ему только подойти к ней или стоило ей самой дать ему хотя бы один намёк на своё желание, и, возможно, их жизни могли бы сложиться совсем по другому. — Давай сделаем это, — шепнула Гермиона, отгоняя непрошеные мысли. — Давай просто зачнём ребёнка. Она никогда не изменяла своему мужу. Она всегда была ему верна. И Гарри тоже, насколько она знала, всегда был верен Джинни. Теперь же всё могло пойти прахом, но её, такую разумную в повседневной жизни женщину, это почему-то нисколько не останавливало. Гермиона отошла на пару шагов и принялась расстёгивать чёрные осенние брюки. Расстегнула пуговичку, тоненько прожужжала маленькой молнией и медленно спустила их до колен, оставшись в изящных белых трусиках, кружевных и очень узких. Медленно раздеваясь перед одним из самых близких в своей жизни людей, Гермиона чувствовала себя очень странно. Нет, некоторая нервозность никуда не ушла. Не ушло и гаденькое чувство грядущего предательства. Но одновременно со всем этим, она чувствовала некое запретное возбуждение, то и дело рождающее всплески острого предвкушения, которые волнующими волнами разбегались по всему её телу. Гермиона чуть помедлила и, бросив взгляд на оставшегося в одной лишь домашней футболке Гарри и его напряжённый член, подцепила края трусиков и медленно стянула, оставив их, как и брюки, растянутыми между колен. После чего развернулась и наклонилась, уперевшись руками о спинку дивана. Гарри подошёл к ней и с невольным восхищением обозрел открывшийся ему вид, а его член, напряжённо подрагивая, самым своим кончиком касался её округлой и весьма приятной формы попки. Его ладонь сначала осторожно коснулась её бедра, а потом уже более уверенно легла на него, всей поверхностью ощущая её нежную кожу. Гермиона же с напряжением ждала его дальнейших действий. Её сердце вновь начало суматошно биться, а нежданное, непреклонно нарастающее запретное возбуждение стремительно увлажняло её, отзываясь приятным тянущим чувством внизу живота. Не выдержав ожидания, она чуть прогнулась в спине и вильнула попкой. — Давай, только осторожно, у меня уже очень давно... ничего не было. Гарри осторожно, самыми кончиками пальцев погладил её между ног, заставив Гермиону вздрогнуть от неожиданности и прикусить губу. — Всё будет хорошо, — ещё раз повторил он. Гарри приставил головку члена ко входу в её лоно и медленно, аккуратно вошёл, внимательно ловя каждое её движение и настороженно прислушиваясь к её дыханию. Гермиона приглушённо охнула, но больше никак не отреагировала на его действия. Замерев на некоторое время, давая Гермионе время привыкнуть к нему, Гарри уже откровенно любовался открывшимся ему зрелищем. Её светлая, алебастровая кожа будто бы матово сияла в отражённом дневном свете. Мягкие, нежные лепестки её лона плотно обхватывали его член, создавая вид столь порочный, что у Гарри просто захватывало дух и останавливалось сердце. Особую пикантность этому действу придавал тот факт, что вошёл он не во вдоль и поперёк знакомую жену, а в Гермиону — в чуть ли не самого близкого человека в своей жизни, в подругу детства и просто красивую женщину. Тем временем Гермиона немного подалась на него, и Гарри воспринял это как знак. Он мягко, но крепко обхватил её округлые бёдра руками и начал плавно двигаться. Ощущения от секса с ней были немного другими, отличными от тех, что он получал с Джинни. Гарри вряд ли бы смог внятно объяснить, в чём именно заключалась эта разница, потому как Гермиона просто была другой. Как бы ни старалась Гермиона держать себя в руках, но она так и не смогла воспринять движения Гарри в себе, как чисто техническую составляющую процесса зачатия. Её эмоции предали её. Её чувства предали её. Её тело предало её. Член Гарри быстро входил в неё и мучительно медленно выходил, распаляя, разжигая, заставляя сильно прикусывать губу, дабы не заскулить от постепенно охватывавшего её острого желания. Когда она уже была совсем готова плюнуть на всё и сама двинуться ему навстречу, движения Гарри изменились. Сейчас он входил глубокими, слитными движениями, а потом столь же быстро выходил, практически полностью покидая её. Гермиона сдалась. Гарри поначалу подумал, что ослышался, когда Гермиона коротко вскрикнула и начала тихо постанывать, отзываясь на каждое его движение. Но в то же мгновение он и сам заметил, в каком состоянии находится его подруга. Он покрепче обхватил ладонями её бёдра и продолжил равномерно двигаться, чувствуя, как плотно она обхватывает его член, даруя им обоим всё новые и новые волны наслаждения. Гермиона совсем потеряла голову. Сложно сказать, что сыграло в этом большую роль. То ли долгое отсутствие секса как такового и ещё более долгое отсутствие секса нормального. То ли понимание, что она сейчас занимается тем самым, природным, актом соития ради зачатия, а не просто трахается ради удовольствия. То ли личность её партнёра. Но это было и не важно. Важным было только одно — мощные и ритмичные движения Гарри всё ближе и ближе подводили её к самому краю. Гермиона уже мало что соображала, ослеплённая волнами острого удовольствия. Она отняла одну руку от спинки дивана и запустила её между ног. То и дело содрогаясь от пароксизмов страсти, Гермиона начала двумя пальчиками поглаживать свой набухший клитор, то круговыми движениями, то вверх и вниз. Вверх и вниз, снова и снова. Она всем телом начала подаваться навстречу Гарри. — Быстрее! — всхлипнула она. — Ещё быстрее! Гарри послушно ускорился, приближая и её, и себя к известной цели. Он входил в неё мощно, глубоко, ритмично. Он раз за разом повторял свои движения, доводя её до грани безумия. Сейчас она двигалась навстречу его толчкам, хныкая, когда он выходил и, вскрикивая, когда он резко и глубоко входил. Долго так продолжаться не могло. Гермиона ещё несколько раз погладила себя между ног, чтобы в следующее мгновение почувствовать взрыв сверхновой от накатившего на неё оргазма. Она затряслась, забилась, закричала от острой волны неимоверно сильного наслаждения, прошившего всю её сущность. Ноги ослабли, и она бы обязательно упала, если бы Гарри не продолжал крепко поддерживать её за бёдра, в прежнем ритме насаживая её тело на свой член. Впрочем, Гарри ненадолго отстал от Гермионы. Движение, другое, в ставшей неимоверно узкой подруге, и он последовал вслед за ней, бурно изливаясь в её горячее, пульсирующее лоно. Гарри сделал ещё несколько судорожных движений и, вогнав член как можно глубже, блаженно замер. В лаборатории наконец воцарилась тишина, нарушаемая лишь заполошным, тяжёлым дыханием мужчины и женщины, только что свершившими древний, как этот мир, ритуал любви и зачатия новой жизни.***
Спустя четверть часа Гарри и Гермиона стояли в холле дома Поттеров. Опустошённые, задумчивые, запутавшиеся. Предавшие свои семьи. — Останешься на ужин? — поинтересовался он, просто не найдя других слов. — Нет, спасибо, — покачала головой она. — Я не спала больше суток и почти что валюсь с ног. Перекушу бутербродами и спать. — Тогда до встречи. — До встречи. Гермиона вышла из дома и пошла по каменной дорожке к калитке, за которой её уже ожидало такси. Она не знала, правильно ли поступила, обратившись к Гарри с такой просьбой. Она не знала, правильно ли поступил он, согласившись эту просьбу выполнить. Она знала лишь одно: сейчас, внутри её подстёгнутого зельем плодородия тела зарождалась новая жизнь. Пусть не от её мужа, но от Гарри, которого она тоже очень сильно любила. Эта уверенность наполняла её душу каким-то особенным, тёплым светом. Новая жизнь… а может даже и не одна.