Чужой. Сердитый. Горячий.

Я слышу, как открывается массивная железная дверь с пронизывающим до костей скрежетом. Едва разлепляю глаза, повернувшись на шум. Давно знакомый мне Леонидов, всегда молчаливый товарищ, заходит своим шаркающим шагом в изолятор временного задержания. Он громко ставит поднос с очередной похлебкой, кашей и жирным мясом с парой кусков хлеба на стол. Даже от вида этого завтрака мой желудок должно вывернуть наизнанку, но я слишком голоден, чтобы брезговать едой. И без того получаю её раз в день, ерепениться не стоит. Если бы кто-то спросил меня, как законно можно пытать людей, я без застенчивости сказал бы заглянуть в российский изолятор временного задержания под руководством уже подполковника Соколовского. Грузно сажусь, прикладывая руку к своим ребрам, поморщившись от ноющей боли. Леонидов косо смотрит на меня, изучая взглядом явно не самую приятную для глаз картину, расписанную моей собственной кровью, куда он сам приложил ногу… Или руку, не помню точно. — Воды не положено? — изучив содержимое подноса, смотрю на парня, который хмурится. — Ешь, — кратко говорит он, но прежде чем выйти, добавляет, — от тебя несет, как от дворовой псины. Через час тебя отведут в душевую... Там и нахлебаешься воды, — скривился Леонидов, и поспешил выйти. Дверь громыхнула так, что едва не заложило уши, но вот головная боль отреагировала на подобный звук довольно резко, болезненно завибрировав в висках и затылке. Я пересаживаюсь с железной койки, устланной тонким старым матрасом, на скамью, пододвинув к себе поднос. Взяв ложку, действую быстро, словно кто-то меня гонит в шею. С них станется вернуться и отнять последние крошки. В голову лезут навязчивые воспоминания, как в моем фамильном доме, на моей кухне, у моей плиты, в моей одежде… Готовит моя девочка, которой нравится готовить исключительно вкусную еду. Теперь у меня просыпается другой аппетит, когда я прикрываю глаза, возрождая в памяти ее аппетитную задницу, к которой я с удовольствием прикасался каждую ночью, когда она закидывала свою стройную ножку на мои бедра. Её не хватает. Катастрофически. Никогда не думал, что какая-то девушка, ко всему прочему блондинка, да еще и младшая сестрёнка взбалмошного Соколовского, сможет зацепить меня до юношеской зацикленности. Какое-то время мне казалось, что, завладев ею в постели, я смогу срубить на корню эту самую непонятную зацикленность, но с каждым днем я убеждался, что все не так просто. И это все началось с самой первой минуты нашей встречи, когда за меня смело заступилась девчонка, не позволив взрывному нраву Гордеева ударить меня еще несколько разочков по кровоточащему носу. И он был бы прав за каждый свой удар. Ведь это была моя шалость поиметь Гордеева финансово прежде, чем мы начнем операцию с Розумовским. За меня никто и никогда не заступался, а её братец вечно бил по самым уязвимым местам и не терял возможности ударить в спину… И несмотря на то, что мне от Ярославы хотелось держаться подальше, произошло все иначе. Я просто неимоверный идиот, подумавший, что такой ураган, как Яра, промчится мимо меня, но нет… Она зацепила так, что разнесла все в щепки. Я частично понимаю одержимость Гордеева. Понимаю его желание быть с Ярославой всегда, присвоить и запереть от чужих глаз. Но единственное и самое важное, что нас отличает — я не желаю видеть ее слез, страха в глазах и чувствовать её отчаянье. И я чертовски злюсь на Андрея, который вытворил на ее глазах то, что она не должна была увидеть. Ярослава не так бы испугалась, не так бы мучилась и возможно содействовала добровольно, но Андрей захотел показать свой ублюдский характер, позаботившись только о своей гордыне, которую я задел отношениями с его сестрой… Яра с боевым характером, не смотря на хрупкую фигурку и волосы белокурого ангелочка. Она с огоньком, и черти, это нереально заводит. Один только взгляд в её глаза, в которых всполохи огня, чего только стоят! А то, что она вытворила в ванной… Господь один знает, как тяжело мне удалось сдержать себя в руках и не спугнуть её своим животным желанием. В этих воспоминаниях можно провести не один день… Но! Леонидов, как и обещал, вернулся за мной с конвоем, позволив принять душ, который был великолепным, хоть и ледяными. Но кто я такой, чтобы быть недовольным душем, о котором мечтал три дня? С блаженством смываю запекшуюся кровь с лица, пот и собственное унижение. А в изоляторе меня ждал еще один неожиданный подарок — чистая одежда, причем моя. Леонидов с сомнением встряхнул ее, проверяя на наличие посторонних предметов. — Кто тут был? — сдержано интересуется Леонидов. — Розумовский-младший, — ответил один из рядовых за дверью. — Сказал, что это вещи Волкова из его шкафчика. Димка Розумовский — внук полковника, добрый паренек с простецкой душой, только-только закончивший академию и ступивший на тропу своего деда, желающий подарить мир всему миру. Хороший малый, который любит всем сердцем деда, свято верящий в добро и справедливость. Преданный друзьям, считающий меня одним из них. И до безобразия наивный, что может сыграть с ним в очень плохую шутку. — Не всем ты ещё перешёл дорогу. Удивительно, — буркнул Леонидов, недовольно на меня зыркнув. — Но, когда паренек узнает как погиб Эльдар, тебе несдобровать. Я об этом лично позабочусь, — заявила эта глыба льда и безразличия. Упоминание о смерти Эльдара кольнуло меня ядовитым сожалением, и Леонидов увидел, как я прочувствовал его злую шпильку. Он вышел и оставил меня в одиночестве, со смешанными чувствами. *** Я слышу его голос за долго до того, как он заходит в изолятор. Я сажусь прежде, чем открываются двери, встречая взглядом своего гостя... Соколовский заходит с присущей ему яркой надменностью и брезгливостью, в принципе, как и уходил. Довольно эффектно, но что тогда, что сейчас мне хочется плюнуть в его морду за подобный спектакль. Гребанный придурок с львиным самомнением, а на деле шуганный воробей в поле. Андрей заходит в камеру не один. Леонидов, на пару с ребятами, заставляет пересесть с койки на скамью, грубо застегнув наручники на моих запястьях за спиной. Ребра заныли, и чего только стоило не скривиться от боли, чтобы не доставить удовольствие Соколовскому. — Оставьте нас, — командует Андрюша, не отводя от меня своего насмешливого взгляда. Как только парни закрывают двери с другой стороны, этот гаденыш по-змеиному усмехается, положив черную папку на стол. — Как самочувствие, Волков? — Молитвами твоей сестры ещё не подох. Его взгляд отчетливо мне угрожает смертью в отместку за подобные слова о его любимой сестрёнке. Он открывает папку, одновременно продолжая сверлить во мне дыру. — Начнем с того, что полковник Розумовский прикрывал все это время твою задницу, особенно твоё содействие с бандитам. Ты под предлогом семейных проблем, решил помогать главарю, и сводить покупателей с поставщиками. Оружие, наркотики, незаконные препараты и живность для опытов в фармацевтической обсерватории… Если принюхаться, двадцатью годами попахивает, — заключает Андрей, ковыряясь в моих грехах. Внутри меня всё клокочет от бешенной ярости, а от осознания, как именно он достал подобный компромат от Розумовского, злюсь ещё больше. Какой же ты мерзкий ублюдок, Соколовский. Вряд ли он лично марал свои руки в чужой квартире, но я уверен, что Эльдар ни за что бы не подставил меня подобным образом. — Дело закрыто, — настороженно говорю я, дернув подбородком. Чувствую себя беспомощным ничтожеством. Дело — дрянь, и с каждой минутой я убеждаюсь в этом всё больше. — Так я открою, Волков. С радостью! — убеждает меня Андрей. — Я вернул твою сестру, каков и был наш уговор, — я понимаю, что почти на грани. Как бы мне не хотелось раскрасить самодовольное лицо Соколовского, я понимаю, что с руками за спиной сделать это нереально. В любом случае, даже если я его уложу на лопатки, мне отсюда не выбраться. Я немощный, как рыба на суше. Ничего от меня не зависит, и это почти заставляет отчаяться. Но, все-таки почти. У меня есть она, ради которой я должен отсюда выбраться. — Уговор был вернуть её домой, — он поднялся с места, закрыв папку и хлопнув ею по столу. — А что сделал ты, сукин сын? Отвез её в свой дом, черт знает где, так ещё и вбил ей в голову ерунду, от которой она стала неуправляемой! — А чего ты ожидал, отняв у неё свободу выбора? Я делал каждый день для нее больше, чем ты за всю свою никчемную жизнь. Она перестала шарахаться от людей, реветь от повышенного тона и начала стремиться выжить в подобных условиях. Яра не опустила руки, узнав, что Гордеев выжил в перестрелке. Я научил её бороться до победного конца, а что сделал ты? О, я расскажу, что ты с ней сделал… — я озлобленно усмехнулся. — Она в одиночку боролась с насилием, и столкнулась с ним вновь. И не от какого-либо, а от собственного брата, который разорвал все её надежды в клочья. Все ещё считаешь, что поступил правильно? Нет, можешь не тешить себя пустыми надеждами. Моя крошка надерет вам зад. Да, я был немощен, но я все ещё жив, а значит мы встретимся. — Эта твоя крошка под домашним арестом, и как бы ты не тешил себя надеждами, она останется дома. Отец об этом позаботится и обезопасит её от неприятностей, — проскрежетал Сокол. — В любом случае, я выполнил свою часть сделки. Ты должен отдать мне обещанные документы и отпустить меня, — я очередной раз напомнил ему о нашем уговоре, который для него уже точно ничего не значил. Я видел по его взгляду, что он хочет мне испортить жизнь, о чем он так долго мечтал. Андрей Соколовский казался не плохим парнем, пока в нем не родилась зависть. Зависть всему, к чему я прикасался, на что смотрел и чего добивался. Но отдаю ему должное — я все ещё под впечатлением, как он добился того, что я стал внештатным сотрудником, да и наш уговор был не самой приятной штукой, когда меня абсолютно точно отымели в этом же изоляторе, заставив согласиться на сделку и вылететь с Розумовским в Турцию. — Ты сделал для неё многое, и я благодарен тебе в том, что ты хоть что-то в этой жизни не испортил, — он сделал большую паузу, после чего поднялся и опустив ладони на стол, немного наклонился, всматриваясь в моё лицо. — Но я не прощу тебе того, что ты был с ней в одной постели. Вот этого — никогда! Я не сдержал себя от смеха, покачав головой. Черт, я мечтаю об этом не одну неделю! То, что устроила Ярослава своим коварным языком и ртом, только распалило жажду затащить её на несколько дней в постель и не выпускать с утра до ночи! — Андрей, не будь таким идиотом, — он поправляет воротник своей формы, с презрением глядя на меня. — Мы не спали. Всего лишь налаживали контакт для взаимопонимания и выживания в экстремальных условиях. — А ты мне зубы не заговаривай, — рявкнул он, опустив свой кулак на папку. — Видел я, как она на тебя смотрит. Подобная связь бывает только… — он запнулся и прикрыл глаза. Желваки зашевелились на его скулах. Злится. — Плевать. В ближайшее время вы точно не увидитесь, и она тебя благополучно забудет. Уж я об этом позабочусь. Я неосознанно дернулся, но встать не смог, как и мысленно снять с себя металлические наручники. — Вы только посмотрите на него… — Андрей подходит ко мне, надменно смотря сверху вниз, и ожидаемо наносит удар по левой стороне ребер, вызывая мой рев от боли, из-за которой я валюсь со скамьи на бетонный пол. — Думал поимел мою сестру, значит, поимел и меня? — Ты ещё ответишь за то, что вытворяешь, — проскрежетал я, пытаясь встать, но новый удар в спину валит и придавливает к холодному полу. — Обязательно, лет через двадцать, когда тебя, возможно, выпустят, — он ещё раз бьет с бешеным остервенением, заставляя меня стиснуть зубы. — Готовься к суду, ублюдок. И не переживай, я расскажу в подробностях Ярославе, какой ты продажный сукин сын, решивший сбежать из КПЗ, и трусливо спрятаться, вместо того, чтобы прийти к ней и помочь с такой проблемой, как Гордеев. Думаю, статус ее собственного героя понизится до статуса облезлой крысы, которая нырнула в нору, — прощается Соколовский, сплюнув на пол, с шумом закрывая металлическую дверь. Грузно поднимаюсь с холодного бетона, поморщившись от новых ушибов, к которым я даже не могу прикоснуться из-за наручников, сковавшие мои запястья. Смотрю на закрытую дверь, и внутри рождается зверь, жаждущий разорвать Соколовского в клочья. — Тварь. Клянусь, я превращу его смазливое лицо в месиво при первой же возможности!

***

Мне было уже знакомо чувство, которое поселилось в душе. Такое вязкое, противное и липкое. Ненависть. Ненависть к себе за то, что я так облажался. Я корил себя за неосторожность довериться Соколовскому, который очередной раз подставил и доказал, что верить людям нельзя. Даже не помню, когда мы стали заклятыми врагами, наверное, ещё со времен учебы в академии. Я добивался всего, чего желал, но эти достижения доставались мне через тяжелую физическую и интеллектуальную нагрузку. И хоть каждый курсант должен подчиняться обязательным правилам, меня часто заносило в спорах с офицерами, из-за чего я был незаменимым дежурным… Тем не менее я ладил со многими из высших чинов, и добивался похвалы не языком, а делом. Разборки с Соколом начались, где-то с третьего курса. Как сейчас припоминаю: увольнительные, вечеринки по столице и шикарная брюнетка в белом платье, которая скользнула мне на колени, единственному, кто имел смелость на свой страх и риск быть по форме в клубе. Я-то знал, что внимание девочек привлекает форма, и каждый раз пользовался этим, затягивая в свои объятия самую бойкую и задорную прелесть на зависть всем курсантам… И ничто не предвещало беды, кроме того, что эта девочка ранее приглянулась вредному Соколовскому, который на следующий день в академии устроил со мной драку, оглушая своим криком, что я, похотливая свинья, завладел его девушкой. В тот момент это было весело, и меня раззадорило подобное поведения парня, который стал меня ненавидеть и открыто противостоять. Потом начался ряд его нападок, и уже стало не так весело, как в начале. Он действовал грязно, подставлял меня, и я уже незаслуженно получал дежурство, которое не позволяло мне расслабиться с парнями на турниках или побегать по дорогам вечерней столицы. Вынюхивал все мои планы и нагло выводил меня на эмоции, когда рушил их, как карточный домик. Сплошное удовольствие было попасть с ним на преддипломную практику в наш отдел, в котором выделили мои успехи и похвалили за службу. А вот сущий Ад оказался в том, что работать мы стали вместе, что нестерпимо злило. И злило не меня одного, когда на каждый новый день за нами числилась новая драка. Сейчас наша ненависть перешла границу, и я оказался в проигравших рядах, опуская руки, которые и без того в металлических оковах. Надо же, никогда не думал, что попадусь на уловку Соколовского, который действительно найдет на меня компромат и сдаст под трибунал. Но вот Ярослава… Из-за этой девчонки сердце кровью обливается. Как она справится, справится ли вообще? Поверит ли в то, что я трусливо сбежал после всего, что сделал, что говорил, что обещал? Как быстро забудет и смирится ли с подобным сюжетом? Я вот, вряд ли смогу смириться. Пусть эта мразь попадется мне на глаза, и я выбью ему зубы. И буду действовать только на его благо, так как попытаюсь вправить ему мозги в правильное место. Железная дверь открывается тихо, но в гнетущей тишине и темноте, слышно отчетливо. Я ощущаю, как заходит кто-то чужой, скорей всего непрошеный гость, оттого и остаюсь на месте, едва приоткрывая веки, пытаясь распознать силуэт, который с каждым шагом осторожно приближался ко мне. Неужели по мою голову? Мысленно я уже продумывал, как именно ударить ногой крадущегося ко мне незваного гостя, чтобы уложить его на лопатки и придавить его своим весом к полу, не используя своих рук… — Вставай, Вадим, — шепчет парень, и аккуратно касается моего плеча. Открывая глаза, я лишь убеждаюсь в том, что передо мной Дмитрий, который поджимает губы, напряженно поглядывающий на открытую дверь. — Ты должен уходить. Сейчас же, — говорит он, и помогает мне встать, быстро снимая с моих затекших рук наручники. — Как ты сюда пробрался? — недоверчиво спрашиваю я, частично усомнившись в его помощи. За мной присматривало минимум четверо рядовых, это может быть явная провокация Соколовского. И что на этот раз? Будет стрелять в спину? Вот уж не удивлюсь! — Как ты и учил — устроил ЧП в главном отделении, куда все и помчались, — довольно уточнил малый, гордо скинув подбородок, когда я сощурился. Ну, хитрец! — Спасибо, — я ему верю, хоть и ощущаю царапающее сомнение в груди, поглядев на дверь. — Ты даже не представляешь, как помог, — говорю я, и уже делаю несколько шагов по направлению к выходу, как Димка препятствует, встав в проходе. — Тебе нельзя домой. Соколовский поставил надзор за твоей квартирой, — предупреждает он. — И у меня не получилось забрать папку с компроматом. Он припрятал её у себя дома, но и там тоже опасно. Думаю, сейчас везде есть люди, которые готовы подсластить жизнь будущему полковнику. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. Потираю запястья, слушая парня. Еще бы не понять, Соколовский всегда метил на кресло Эльдара, а тут такой непредвиденный поворот и свободная должность, на которую он охотно станет лезть, к тому же меня, как конкурента, давно уже убрал с поля боя. — Спасибо за наводку, но дальше я сам, — пожимаю ему руку. — А теперь, как я тебя и учил, возвращайся на место ЧП. Никто не должен понять, что ты помог мне, иначе последуешь за мной, — предупредил я парнишку, который широко улыбнулся. — Всё под контролем, товарищ майор. И я вспоминаю одну важную деталь, которую у меня изъяли перед тем, как бесцеремонно впихнуть в эту пыточную камеру. — Я могу доверить тебе вопрос жизни и смерти? — спрашиваю я парня, который задумался, но утвердительно кивнул. — Мой дед отдал за тебя жизнь, Вадим. Я знаю больше, чем ты думаешь, только поэтому я помогаю тебе. Хоть ты и редкостная сволочь, но незаменимый следователь. Мой дед давал тебе смачных пенделей, и я продолжу его дело с абсолютным удовольствием, — сказал парень, пронизывающе поглядев в мои глаза, которые я опускаю и отвожу в сторону, всё ещё не поборов в себе сожаление из-за смерти Эльдара. — Говори, я помогу. — Мне нужны мои личные вещи.

***

Мне требуется целый день, чтобы устроиться на новой снятой квартире, взять в аренду машину, купить новый телефон и договориться об очень важной встрече с не самыми хорошими ребятами. Проверяя свой телефон, все почты и чаты, я не нахожу ни одной весточки от Ярославы, и это раздражает больше всего — я не знаю, что с ней и где она находится. Раньше я думал, что Соколовский оставит сестру под своим надзором и возьмет пару человек из нашего отдела, но он оставил ее в Питере, и я без понятия, насколько там безопасно. Если бы она написала мне хотя бы одно сообщение, облегчив бремя, я мог мыслить здраво, а не связываться с Киром, который крутится в криминальных кругах. И чего стоила мне эта встреча… Я даже представить не мог, что способен ради неё снова ступить на скользкую дорожку. Я подавляю в себе стыд перед Эльдаром, которому я божился больше ни под каким предлогом не связываться с Князем. На встрече с которым, первым делом, на меня навели несколько автоматов, грубо вытряхивая из машины с поднятыми руками, толкая в спину и поставив на колени перед крайне довольным бородачом. Кирилл Князев, по прозвищу — Князь, с садистским блеском в глазах, получает дозу кайфа, когда смотрит на меня сверху вниз. Я единственный человек, который способен разрушить его криминальное гнездо и засадить на пару десятков лет, а сейчас стою перед ним на коленях, заведя руку за голову. — Какие люди. Без оружия. Без охраны. Почему бы мне тебе сразу не свернуть шею? Это утро станет лучшим, за этот год, — насмешливо спрашивает Кир, стоя со своей бесноватой охраной, которая вопреки всей безопасности не сводит с меня автоматов, окружив. — Мне очень нужна твоя помощь, Кир, — тихо, но довольно твердо говорю я громиле, который подходит ко мне ближе, брезгливо рассматривая. И с завидной силой бьет в челюсть, свалив на острую щебенку. Ощущения ярче, чем умеет доставлять Соколовский. У меня из глаз в буквальном смысле вылетают искры. Чем я всем так насолил? Ах да… Припоминаю! — Вполне… Заслужено, — сплевываю я кровь, кончиком языка проверяя целостность зубов. — Когда ты пришел к Барсу с подобной просьбой, он оказался в суде с выговором на тридцать лет строгого режима, — проскрежетал он. — Думаешь, меня ты тоже сможешь подставить? Хрена с два, Бродяга. Ты просто очередной мусор, который вышвырнули даже из мусорного бака, — он подходит ближе, и я вовремя перекатываюсь по щебенке, не давая возможности пройтись массивным ботинком по моим и без того ноющим ребрам. — Я готов заплатить. Много. Любую сумму, которую ты скажешь. Прямо сейчас, — говорю я, и остаюсь на земле, не рискуя геройствовать, зная этого человека. Гребанный рэкетир. — За какие деньги ты говоришь? Мне с тебя нечего поиметь. Это же явная подстава! — фыркнул Кир, и поддает знак своему парню, который подходит ко мне ближе, приставив оружие к моему лбу. Я прикрываю глаза, пробуя собраться с мыслями, но весь контроль летит к черту, зная, что именно стоит на кону. Она. Сглатываю, прикрывая глаза, с колотящимся в груди сердцем. — Ты думаешь я явился сюда с пустыми руками, чтобы получить пулю в лоб? К тому же я точно знаю, что, убрав Барса с твоего пути, открыл тебе новые возможности. Я не прошу мне доверять. Я прошу тебя о помощи, за которую оплачу сполна, — говорю предельно спокойно, насколько это возможно, когда в мой лоб упирается дуло автомата двухметровой машины-убийцы. Кир обдумывает услышанное, а после усмехается, сложив руки на груди. — И кто же это прелестное создание, за которое ты решил подставиться и расплатиться за свои проступки передо мной, а, Бродяга? — о да, он умный мужик, и точно понимает, что я ни за что бы не вернулся в криминальные круги после злополучного опыта... Из-за которого я стал внештатным сотрудником. Но других вариантов нет, в полиции просить о милостыни, помощи и взаимопонимании я не стану. Они все под Соколовским, как жалкие шавки. — Женщина. Неужели Бродяга... Нашел свою Леди? — говорит он, склоняя голову к плечу, и уже искренне удивляясь подобному факту, он задорно смеется. Я бы тоже посмеялся с его сравнения о Бродяге и Леди, но только не в этой ситуации. Смешного ничего не было, я только ещё больше нахмурился. — Женщина, — киваю я, смотря в бездушные глаза Кира, в которых появился заинтересованный блеск. — Ей угрожает опасность. Думаю, ты наслышан о нашумевшей истории Гордеевых. Пока я участвовал в операции, смог пробраться в бухгалтерию Гордеева и перевести на мой счет несколько миллионов. Я уже сказал, что готов платить за твои услуги любые деньги… Лицо Кира удивленно вытягивается. — Вставай, Вадим. Поболтаем до душам, — он подает мне руку, отзывая своего человека с автоматом. Я хватаюсь за его ладонь, крепко сжимая своими пальцами и поднимаясь с щебенки. — Я помогу тебе. С предоплатой в семьдесят процентов, и ты мне сдашь всю имеющуюся на меня информацию, которую ты раскопал за последние два года, — говорит Кир, поставив не самые приятные условия. До этого черта никто не мог подобраться, но вот Эльдар имел настоящий талант, копить информацию о группировка и брать их горяченькими налётом. Причем с моей помощью полковник собрал немало информации, выжидая подходящий момент для контрольного провала Князя с последующим обвинением через суд. Но, думаю, он простит меня, ведь за Ярославу он погиб с пулями в груди... — Ты как всегда изворотливый гаденыш, Князь, — процедил я, отряхивая свою куртку и джинсы. — Я все еще слышу сомнение в твоем голосе, Бродяга. А сделал я в своё время для тебя не мало. Будем в расчете после этой оплаты друг другу, — громко говорит Кир, чтобы все слышали его условие. — А сунешься сюда ещё раз после нашего договора — башку снесу и из машины выйти не успеешь, — предупредил он, и сделал это вполне дружелюбно, несмотря на то, что говорил чистейшую правду. — Мне нужны люди, спецы. Еще оружие и машины, а ещё паспорта, — перечисляю то, в чем нуждаюсь на данный момент. — И самое главное, разведчики, которые доложат мне обстановку и обеспечат поиск… — Нет-нет-нет, Бродяга, — перебил меня Кир, остановившись перед дверью старого здания, которое служило гнездом для его группировки. — Сначала ты мне в самых мельчайших подробностях расскажешь о том, как тебя занесло к Гордеевым и как у тебя получилось присвоить его жену в свои грязные лапища, — весело рассмеялся Кир, — ещё я хочу увидеть её фотографию. Я непроизвольно насупился, замолчав, понимая, что яростно сверлю дыру в Князе, который своими условиями заставляет закипятиться. — Что угодно, Кир, но пялиться будешь на свою жену, — тихо ответил я, хоть и со свистом, цедя слова через зубы. Он весело хохочет, похлопав меня по плечу. Шутник какой! — Порычал? А теперь в подробностях и с самого начала.