Чай

— Вот же свалился на мою голову, чёртов франт столичный…– Бинх ворвался в участок, словно разъярённый лев. Впрочем, его спутанные волосы действительно порой походили на львиную гриву. С момента прибытия дознавателей из Петербурга, Александр Христофорович был сам не свой. И раньше покоя ему не давали селяне, а сейчас ещё пуще прежнего начали донимать, едва случись что — обвиняли, да ещё и дьявол этот в алом пальто — Гуро, к каждому слову цеплялся, будто делать ему нечего было, и в Диканьку пожаловал от скуки смертной. От помощника его толку не было от слова совсем: то и дело, упадёт где-то посреди поля, дёргаясь в леденящих кровь конвульсиях, и говорит что-что неразборчиво, словно в бреду лихорадочном. А потом несёт ересь разную, точно умалишённый, да только Яков Петрович к каждому его слову прислушивается, и верит, хоть и малость нехотя. Бинху это казалось странным, по меньшей мере. Более того, он считал всё, сказанное Гоголем, абсурдом чистой воды, ничем иным, как пустой болтовнёй и плодом богатого писательского воображения. Но, очевидно, Гуро был категорически не согласен с подобными изречениями. — Ищейка напыщенная, чёрт его дери… — Да что же вы, Александр Христофорович…– Тесак вмиг отложил перо и перевёл испуганный взгляд на полицмейстера, — негоже это… черта к ночи поминать-то… — Тесак, ты хоть чушь не неси! Мне хватило с головой сегодня! Припадочный этот весь день ересь молол, в пору в жёлтый дом отправлять, но нет, Гуро считает это «способностями, которые могут оказаться за пределами нашего понимания»… Ну-ну, посмотрю я на то, как эти «способности» помогут поймать убийцу…– Бинх снял треуголку и бросил на стол, после чего опустился на стул, устало вздохнув. День прошёл отвратительно, и это Тесак понял без труда. Впрочем, по приезду столичных дознавателей каждый день стал для Александра Христофоровича одной сплошной пыткой, от которой его хладнокровие и рассудительность давали трещину, и держать себя в руках полицмейстеру стоило огромных усилий. — Александр Христофорович…– несмело произнёс Тесак, опустив голову, ведь смотреть Бинху в глаза было страшно. Стёпа и раньше боялся смотреть, а сейчас — особенно. В гневе Александр Христофорович страшнее всякой силы нечистой, о которой Тесаку бабка всё детство сказывала. — Да чего тебе?..– полицмейстер перевёл взгляд на писаря, который уже успел подняться и боязливым шагом подойти к столу, — И так упырь этот кровь у меня пьёт каждый божий день, так тут ты ещё… — Может быть, вам чаю?.. С мятой…       Александр Христофорович с искренним непониманием взглянул на помощника. Тот, как ни в чём не бывало, смотрел на Бинха, но то и дело, пряча глаза, словно провинившийся малец. — Хм…– на мгновение задумался полицмейстер, — с мятой, говоришь?.. Что ж, пожалуй…       Вмиг Тесак заулыбался, едва не светясь от радости, и принялся возиться с чайником и травами, которые Бинх каким-то чудом не замечал до этого момента, хоть те и висели чуть ли не перед носом, украшая тёмные деревянные стены ароматными маленькими букетами. — Я вам сейчас такой чудный чай сделаю, Александр Христофорович! Я это мигом!..       Бинх откинулся на спинку стула, и посмотрел на потолок. Возможно, всё не так уж и отвратительно?.. Эта мысль ещё сильнее засела в голове полицмейстера, когда участок наполнился ароматом мяты, а на столе появилась чашка горячего и, несомненно вкусного, чая.