Согрейся

Вечер. Тучи на небе все сильнее сгущаются. Детский смех становится все тише и растворяется, превращаясь в эхо, разбегаясь по домам. Влюблённые парочки в обнимку скрывались за кварталами, ища укрытие от дождя. Воришки воровали у спешащих домой сеньоров деньги, при этом, убегая от стражи, под косые взгляды жителей. Куртизанки отвлекали собой стражников, тем самым, давая ворам скрыться и заработать не маленькую сумму себе в кармашек. Торговцы с женщинами с укором смотрели на девушек, в неприличной одежде в которой, буквально, все открыто, которые, кричат: "бери меня, сеньор. Обещаю, что тебе не будет скучно". Все шло своим чередом. Только, если... не крики из соседнего дома. Жителей дома было всего четверо: женщина среднего возраста, ее муж и двое дочерей. Скандалы из открытых окон можно было услышать довольно редко, что радовало жителей этой улицы, так как семья отличалась своей тихостью, дружелюбием и добродушием, в отличие от надоевшего всем торговца, жившего рядом. Ценившие спокойствие и тишину, на самом деле, не замечали распад такой добродушной семьи. Все буквально рушилось на глазах, сменяясь лишь все больше сгущающимися тучами. Серыми тучами, из которых вот-вот польет прозрачная вода, давая, наконец, поставить точку в отношениях зашедших в тупик. Возможно, они разойдутся, исчезнув из жизни друг друга, или останутся, борясь за отношения и за поддерживание уюта в семье. — Отец, как ты можешь изменять матери?! — послышался девичий крик, который насторожил подслушавших детей, прятавшихся под балконом. Очевидно, что все разрушалось. — Тебя это не должно касаться, или волновать. — сухо пробормотал мужской голос, явно не хотев ссориться с любимой дочерью. — Элли, я думаю, что тебе пора идти в комнату и не мешать мне работать. — удар по столу и девушка с дрожью, сжимает рукав платья, боясь всхлипнуть. Разрушалось моментально и безысходно. — Работа, важнее семьи? — парируя, спросила Элли, поднимая взгляд своих небесно-голубых глаз. — Нет. — отрицательно мотнул головой, собирая бумаги. — Милая, ты не понимаешь... — тон мужчины смягчился, он смотрел на девушку. — Не понимаю? — усмехаясь, переспросила, пытаясь проглотить застрявший ком в горле. — Не понимаешь того, что маленьким девочкам — не стоит лезть в дела взрослых. — вздохнув, мужчина устало поднял взгляд на юную особу. — Тебе будет не выгодно скрывать от всех, что ты изменил матери. — пробормотала, сильнее впиваясь маленькими ноготками в нежную кожу с родинками. — Почему же? — отец девушки усмехнувшись, скрестил руки на груди. — Кто посмеет рассказать? — Я посмею. — Элли стараясь держаться более уверенней. Она с вызовом посмотрела на отца. — Ох... — не понимая упорства дочери, глава семейства облокотился о стол. — Разве ты не понимаешь, что мужчинам тоже надо отдыхать от надоевшей жены? — всхлипнув, девушка сделала шаг ближе. — Тем более, ваша матушка уже не пригодная в постеле. И... это вполне простительно. В груди девушки болезненно забилось сердце, а слезы скатились по белоснежной коже, падая на пол. — Уходи... — прошептала она, глотая слёзы, медленно опускаясь на пол. — Ты не достоин уважения, не достоин чести. — выпливывая слова, юная леди со злобой ухмылялась сквозь слезы. — Ты — ничтожный помощник, который следует за своим чертовым господином. Выслушав поток злости из уст своей дочери, сеньор Ульрих де Фринце ударил искреннюю девушку по лицу, дав пощёчину. — Проваливай из моего дома. Немедленно! — взяв за рукав платья, он потащил бедную к выходу, при этом, бив её и выслушивая проклятья в свой адрес. Но... Глотая прозрачную жидкость, и терпя боль, Элит кричала, пытаясь защищаться. Она боялась отца. Боялась сильно... до мурашек, до отчаяния, до смерти. Дотащив до двери вырывающуюся особу, Ульрих старший хлопнул дверью, не давая зайти в дом. Оставляя ту на улице, отдавая на растерзания мыслям. Всё разрушилось... Прижав ко рту руку, она тихо крикнула в неё, проклиная всё живое. Несправедливость. Сдержав поток ругательств в сторону отца, Элит отчаянно начала стучать в дверь, наивно полагая, что отец откроет и не оставит бедняжку на улице. Но... ей не открывали, вместо этого дверь и вовсе заперли на ключ, чтобы она не вошла. Мальчишки подслушавшие разговор под балконом, вздрогнув, вышли из под укрытия и побежали по домам, так как начинало темнеть. Дождь, не заставив себя долго ждать, полил, а прозрачные капельки покапали, то в маленькие лужи, то в большие. Делая тем самым, лужи всё больше и больше. Ей действительно хотелось раствориться, чтобы не вспоминать измены отца и несправедливости судьбы. Но... Она наслаждалась дождем и шумом от этих прозрачных капелек. А вечер медленно, но уверенно становился ночью. Уже, не было слышно галдежа, криков куртизанок и недовольных возгласов торговцев. Уже было ясно, что все разошлись, а осталась лишь она. Одна... Вздрогнув от холода и начав сильнее бить кулаками по двери, Элли ругала себя за эмоциональность. Но... Это же было правильно? Скорее всего, ведь она чувствовала, что сделала правильно. Прекратив визжать и прислонившись спиной к двери, она судорожно задышала, закрыв глаза. Она знала, что семья Аудиторе сможет дать ей ночлег. Но... она уперто сидела на мокрых ступеньках, одним кулачком стуча в дверь. «Слишком упёртая» — глядя на неё из приоткрытого окна думал её папаша. Честно говоря, ему действительно хотелось вернуть тот момент, когда он осмелился поднять на неё руку. Да, его задели слова любимой дочери. Честно? Он не думал, что она узнает об его изменах. Бессмысленно было что-то скрывать. Скрывать от своей семьи. Устало прикрыв окно, мужчина хихикнул себе под нос, и взяв бумаги удалился из кабинета по своим делам. Оставляя лишь беспорядок после себя. Светлые волосы уже вымокли из-за дождя, а платье и вовсе намокло, так что теперь можно было увидеть через кружева родинки и разглядеть красивые шрамы на нежном тельце. — Элит! — позвавший голос вывел недо-защитницу из раздумий. К ней подбежал мальчик. Она даже и не повернулась к нему. Но мальчик с веснушками на носу и с темной челкой, которая закрывала его глаза, уперто тянул ее за рукав платья. — Да? — наконец, Элли подняла взгляд своих небесно-голубых глаз на мальчика. — Почему Senora Ульрих не дома? — младший Аудиторе наклонился к ней и с внимательностью, но со слабой хваткой взял за подбородок, давая ей понять, что стоит посмотреть ему в глаза. — И встань, наконец, со ступенек. Заболеешь, ведь! — П-петруччо, почему ты не в кровати? — Отряхнув платье, Элит встала со ступенек и с опаской разглядела младшего Аудиторе, который стоя сжимал рукав ее белоснежного платья. — Мы прогуливались с Эцио и я заметил тебя. — ответил Петруччо, заботливо поправляя рукав платья младшей Ульрих. Поджав губы, до Элли медленно доходило, что ей не скрыться от настырного Эцио, который потащит ее хоть за шкирку. Но... в сторону его дома, не давая оставаться под дождем. — Моя мама гостит у бабушки, — запинаясь, и при этом, покусывая внутреннюю сторону щеки, Эли дрожала то ли от холода, то ли от взгляда Аудиторе младшего. — А не дома я, потому что отец обещал скоро придти. — Элли, а ты не врешь? — покачивая головой в разные стороны, она прикрыла глаза. — Элли, не спи! — мальчишка не слабо дернул за рукав Ульрих, на что та ответила нечленораздельным мычанием. Цокнув, Петруччо скрестил руки на груди и принялся ждать братца. Мальчика отвлекали от раздумий лишь барабанящие капли на крыше и тихое, но милое сопение на плече. Даже, в свете луны его соседка была прекрасна. Прекрасней луны. Но... шорох в кустах заставил приглядеться и заметить, почти в точь-точь такую же темную макушку, которую можно было разглядеть из-за выпирающих через капюшон волос как у него: — Эцио! — позвал негромко мальчик, глазами показывая на спящую бедняжку на его плече. На что тот подбежав, скинул капюшон накидки на плечи и, отжав мокрые волосы, которые были завязаны в хвост, невольно залюбовался: Светловолосая мирно посапывала на плече его брата, на щеках были видны маленькие царапины; на ресничках были прозрачные капельки; нежно-розовые губы приоткрыты. А из-за того, что ее платье намокло, можно было разглядеть родинки и... неплохие формы. Аудиторе невольно присвистнул, и прекратив разглядывать Элит, взял ее на руки, при этом, ухмыльнувшись. — Мама тебя прибьет если посмеешь что-то сделать с дочерью sen'ority Ульрих. — напомнил мальчишка, шагая вслед за братом. Дождик становился все меньше, а то и вовсе прекращал лить как из ведра. — Вырастили такую una donna — сами и виноваты. — отрезал Эцио, накрутив на палец светлый локон волос. — Скажи так матери и отцу. — пробормотал младший, заметив знакомый силуэт дома. Кивнув, юноша аккуратно пронес сквозь ворота спящую Ульрих. Оставалось лишь собраться с мыслями и придумать, что он скажет, занося в дом Элит... — И что ты скажешь? — спросил шепотом младший Аудиторе, пытаясь разглядеть сад и увидеть цветы. Бутоны, которые уже распустились и теперь, скорее всего, можно было почувствовать аромат. — Что, я спас bambino и хочу оставить ее на ночь. Выделив ей ночлег в моей спальне. — ухмыльнувшись, ответил, занося бедняжку в виллу. Кивнув напоследок Петруччо и пригрозив ему, тем, что больше не пойдет с ним на улицу, итальянец положил на кровать Элит и, поддавшись неизведанному ощущению, дотронулся до холодной щеки. В тот же момент, он смог услышать недовольный, но полусонный возглас: — Н-не надо. — закатив глаза на возглас, Эцио сняв плащ, присел на краешек кровати. Да, он был недоволен, тем что она не пошла сразу к нему. Сильно недоволен. — sciocco. — прошептал, касаясь губами ее макушки. У нее был жар. Но она дрожала и ворочалась в его постели. Почему ему хотелось отругать ее и больше не выпускать отсюда? Сжав кулаки, он поддавшись злости закутал ее в белое одеяло и лег рядом. В темноте ему удалось разглядеть царапины. Вблизи и дотронутся. Слишком наивная. Может, это из-за того, что он что-то испытывал к ней? Но... его размышление прервал чих, который, напомнил Аудиторе чих беззащитного котенка, которого хотелось прижать к себе и не отпускать. Аудиторе не хотелось отходить от нее, оставлять одну без внимания и заботы. Хотелось, остаться с ней и прижать к себе, обняв в кольцо рук. — Я рядом, il mio gattino. — укусив за мочку уха, прошептал, обвивая холодное тельце руками. Эцио был доволен, но упитан злостью и резкой заботой. — А, если, ты заболеешь? — прошептала Элит, кладя на обнимающие ее руки, руку и устало гладя в знак благодарности. На это юноша хихикнул и теплыми губами коснулся шеи девушки, пытаясь ее согреть. Уловив мурашки, которые прошлись по телу волной, он с нескрываемой заботой прижал сильнее к себе. А воздуха категорически не хватало. Жарко. Воздух, почти заканчивался, а щеки приобретали багровый оттенок, ушки же были нежно-розовые от смущения. — Полудурок. — пробормотала с улыбкой, уткнувшись в руку, согреваясь в теплых объятиях. Он улыбнулся искренне и уткнулся носом в светлые волосы, вдыхая аромат дождя, которым пахла она. — Согрелась?