И мир окрасится...

Альгамбра горит. Повсюду яркие всполохи огня и чернеющее марево дыма. Запах гари. На лице Максвелла — тень удивления и добрые росчерки азарта. На его собственном — разочарование и ярость. Мир замирает для Джейкоба в эти мгновения. Стук сердца перекрывает рёв разрастающегося пожара и людские крики. Он будто со стороны наблюдает за тем, как в алых отблесках огня заносит руку для удара. Яростного. Смертельного. Последнего. Рука будто не его. Тяжелая. Резкая. Чужая. Как в чужих глазах сияют отблески. Огня. Безумия. Его собственного клинка. Звук врезающегося в чужое горло лезвия, впервые вызывает иное чувство, нежели удовлетворение от выполненной цели. Наверное, потому, что это Максвелл Рот. Проклятый Максвелл Рот, который всё портит. Даже сейчас. «Darling, что за ночь?» — хрипло смеется Рот, плечо которого всё ещё прижато к полу рампы рукой ассасина. Его обращение, кажется, режет больнее любого ножа. Звук клинка вызывал отвращение. Безумие в глазах и смехе мужчины вызывает боль. «Зачем ты сделал это, Максвелл? Всё это…» — его тон не соответствует ярости на его лице. В его тоне боль, которую уже невозможно скрывать. Не от этого человека. Не сейчас. Горький, непривычный смех, вместо ответа. Прежде чем Джейкоб успевает задать ещё хотя бы один вопрос, один из самых важных сейчас, Максвелл целует его. Из последних сил подавшись вперед. Страстно. Горько. Безумно. Джейкоб со смесью ужаса и удивления заглядывает в чужие глаза и все слова мигом исчезают из его головы. Ему не нужны никакие ответы. Ведь он не посмеет задать больше вопросов. Уже нет. Он видит всё на дне чужих глаз. Сейчас — отчетливей, чем что-либо в своей жизни. Первый порыв, когда он осознает это — отстраниться. Оттолкнуть. В том, что они делают, нет ничего правильного и всё это стоит прекратить, как скоро прекратится чужая жизнь. Но Джейкоб только крепче сжимает чужое плечо, чуть приоткрывая губы, снова будто не в силах контролировать себя. Позволяет этому длиться. Это безумие. Или нечто гораздо худшее. Ведь его безумие умрет через считанные мгновения, оставив за собой лишь привкус пожара и недосказанности на губах. И мир окрасится в ненавистный светлый оттенок синего. Кажется, что именно таким станет мир после того, как чужая хватка на предплечье ослабнет. И даже бушующая стихия не сможет этого изменить, пытаясь вернуть свой излюбленный оранжево-алый. И даже яркость дневного света, в любой из последующих дней, не сможет доказать ему, что мир всё так же ярок, а не утонул в росчерках голубого. Но их последнее мгновение продолжает длится. И рыжие всполохи придают ему нечто потустороннее. В этот вечер Джейкоб Фрай совершает две самые неправильные вещи в своей жизни. И он не знает, какая из них была хуже.