Шатёр

— Ты моя королева! И всегда будешь ею, — произнес Джон, опаляя ее губы горячим дыханием. Согревая ее своей преданностью. Он никому не расскажет о своем происхождении, он разделит жизнь на ее условиях, он верен ей так же, как был сир Джорах… Прежде боли пришло удивление. Дейенерис поглядела вниз, на кинжал, вогнанный между ее ребер. Как же так… Ведь Джон по-прежнему глядел на нее с такой любовью, с такой тоской и печалью, и болью. Будто прощался. Он прощался с нею. Она не гневилась, переживая неиспытанное прежде. Таким было все в этом моменте, даже боль. Джон продолжал держать ее в руках, а сознание помутилось. И вдруг он исчез, растаял в пепельно-снежной дымке тронного зала, словно и не появлялся вовсе. Дени выпрямилась. Не было ни кинжала в сердце, ни цепочки его следов, ведущих к ней — все исчезло. Повалил снег, густой и пушистый, какого она никогда прежде не видывала. Он так мягко оседал на лице, но ощущался таким холодным, укрывая ее завесой от окружающего мира. Так ее скоро совсем завалит! Дени направилась к выходу из зала, но вместо щербатых обломков стен увидела лишь белое снежное полотно. Она побрела вперед, все больше утопая в снегу, прикрывая лицо рукой, чтобы хоть что-то видеть. А дорога все не кончалась. Где же все? Где Джон? Где Серый Червь? Где Дрогон? За пеленой снега что-то показалось. Еще несколько шагов, и Дени могла различить очертания того, что изначально приняла за часть замковой стены. Перед ней появился шатер. Она ступила под его защиту, и зима сменилась летом. Сквозь полотнище светило утреннее солнце, яркое и веселое. Они ждали ее. Дрого держал на руках годовалого Рейго. Они глядели на нее, словно она вышла наружу всего мгновение назад, но при этом как на что-то невероятно драгоценное. — Луна моей жизни, — обратился к ней первый муж на дотракийском. — Ты пришла навсегда? Разом из глаз хлынули все слезы, что она еще не выплакала. И плакала Дейенерис по себе. Она так долго взбиралась на вершину, чтобы увидеть новый мир, лучший мир, что и представить не могла, насколько устала. — Да! — радостно, содрогаясь от рыданий, ответила она, падая перед ними на колени, целуя в мягкие щеки сына и обнимая Дрого за плечи. — Да. Навсегда.