Флорист

      У него челка такая пушистая, взъерошенная. Торчит ежом, частично прикрывая один глаз. Светлая, перегидрольная в основе. В ней остатки голубой краски, давно смывшейся. В радужках его глаз эта краска плещется ничем и никогда не вымываемая — ярко-синяя. Он пестрит, как цветы вокруг. Несмотря на грубость темных чернил под кожей, контраста угольных волос на макушке, он будто является частью этого великолепия нежных белых и темно-фиолетовых лепестков.       Он перебирает стебли, аккуратно раскладывает по цветовой гамме, пальцы словно порхают над длинными мечевидными листьями. Сосредоточен. Сосредоточен настолько, что нетрудно представить его в какой-нибудь более серьезной роли — нож для подрезания стеблей в его руке смотрится так же гармонично, как скальпель в пальцах Ли.       Рыжая девчонка в зеленом фартуке — милая и застенчивая сотрудница — обращается к нему по имени и передает свежий составленный букет. Это полевой сбор. И парень вдруг улыбается, ямочки на его щеках становятся настолько глубокими, что серебристый пирсинг в них утопает и едва заметен.       «Ксу, значит», — думает Ли и осторожно дотрагивается до нежных лепестков фиолетового ириса насыщенного темного цвета. Почти черного.       Краем глаза наблюдает за тем, как этот Ксу упаковывает букет в крафт-бумагу и перетягивает бечёвкой уверенным привычным движением. Пальцы, забитые чернилами — длинные, с аккуратным маникюром. Пальцы, нетронутые грубой работой. Только нежным обращением с растениями, цветами… искусством?       Пальцы, умеющие нежно обращаться с женщинами, а возможно, и с мужчинами. Умеющие почти невесомо гладить, пересчитывая позвонки, проваливаясь подушечками на среднем и указательном в две ямочки, ложбинки на пояснице. Кто знает, что они еще умеют, эти пальцы…       «Интересно, он рисует?»       Парнишка поднимает ладонь, привлекая внимание, и встречается своим ярким васильковым взглядом с янтарно-желтым и зависает с приоткрытым ртом.       — Ваш букет… готов… — неуверенно тушуется он под напором солнечных колких глаз и ресницы опускает на долю секунды. А затем его губы искажает мимолетная, едва заметная ухмылка. Он поднимает свое лицо, возвращает пронзительный взгляд из-под темных ресниц — уверенный и наглый. — Букет для девушки?       — Нет, — Шэ Ли лениво достает бумажник.       — Для матери? — все так же напористо.       — Для друга. Он лежит в больнице.       Вопросов больше не возникает. Только контакт глаз все-таки прерывается, и Ксу сникает. Сникает почти полностью.       Ли кладет купюру на стол и двигает ее вперед по поверхности, задевая осыпавшиеся мелкие лепестки.       — Сдачи не нужно.       Он забирает полевой букет и собирается уходить, напоследок вскидывая глаза на парня. Ксу рукой отодвигает свою челку, нервно пожевывая губу, вдыхает глубоко, будто собираясь с мыслями и на выдохе говорит:       — Погоди. Я думаю, этот букет не подойдет.       Он наклоняется за стойку, передвигает вазы со скрежетом пластика по выложенному бежевой плиткой полу. Сопит громко.       Ли полевой букет аккуратно передает девчонке в зеленом фартуке, у которой лицо настолько виноватым кажется и губы шевелятся в явном «извините», что Ли становится неловко. Он пожимает плечами. Уткнувшись локтем в стойку, кулаком щеку подпирает и крайне заинтересованно ждет.       — Вот этот должен ему понравиться. Уверен, он не сможет оторвать от него глаз, — выскакивает из-за стойки довольный, улыбчивый Ксу, и Ли залипает на эти ямочки на щеках.       «И правда, глаз не оторвать», — думает он.       Когда Ксу передает ему букет, составленный из темных и светлых ирисов, их пальцы соприкасаются и задерживаются на мгновение дольше, чем по вине простой случайности.       Теплые.