Over Again.

***

Гарри переезжал в новое жильё. Квартиру, в которой он прожил пять лет, он решил подарить своей сестре. Это место теперь ассоциировалось у него с одиночеством и тоской, здесь он чувствовал себя отчуждённым и отрезанным от мира, несмотря на то, что условия проживания были далеко не удручающими. Шикарная четырехкомнатная квартира в большом старинном доме, обставленная дорогой мебелью и начинённая современной техникой, казалось бы, не дом, а сказка. Правда, сказка это была не детская и далеко не счастливая. Гарри сбегал отсюда при любой появившейся возможности: часами торчал в студии, ездил к родителям либо вообще улетал из страны в поисках чего-то нового. Когда Стайлс покупал это жильё, он был полон надежд на счастливое будущее: группа имела оглушительный успех по всему миру, его родители гордились им, а фанаты боготворили, даже в личной жизни на тот момент всё было идеально… Но в один момент разом навалились проблемы, одна за другой они били по его уверенности в себе, по моральному и физическому состоянию. Когда было принято решение взять перерыв, Гарри уже находился на грани нервного срыва. Алкоголь стал его верным спутником, он отстранился от друзей, любимого человека. Тяжелые бессонные ночи, панические атаки и алкоголизм — вот во что превратилась его история, и квартира буквально была эпицентром того дерьма, через которое проходил парень. Он планировал продать жильё, но мама убедила подарить его Джемме на день рождения, ведь ей так нравилось это «уютное местечко». — Приехали, — сообщил водитель, видя, что Гарри не заметил остановки машины. Стайлс оторвал взгляд от телефона и коротко осмотрелся. — Спасибо, Майкл. Хорошего вечера, — слабо улыбнувшись, сказал Гарри, открывая дверь автомобиля. — Вам того же, мистер Стайлс. Гарри не спеша вошёл в шикарную парадную и вызвал лифт. В голове парня крутились бессвязные обрывки фраз и взявшиеся из ниоткуда мысли. Он понятия не имел, зачем приехал в практически пустую квартиру, в которой уже несколько месяцев не появлялся, он не знал почему в последнее время что-то тянет его назад, мысли, воспоминания, всё чаще заполняют его голову, не давая разделаться с прошлым раз и навсегда. После сегодняшнего интервью парня почему-то потянуло окончательно попрощаться с местом — необъяснимая сентиментальность одолевала Гарри, и он ничего не мог с этим поделать. Да, он мог в любое время вернуться, заехать сюда в гости к сестре, но всё же ему казалось, что сказать этому месту «прощай», прежде чем сюда заселятся другие люди, будет правильным решением. Ключ несколько раз щелкнул в замке, и Гарри, надавив на тяжелую ручку, вошёл внутрь. Лучи закатного солнца заливали пространство тёплым светом, небольшой беспорядок, оставшийся после перевозки вещей, добавлял какой-то непринужденной атмосферы, делая это одинокое место чуть более уютным. Парень закрыл дверь, и, не разуваясь прошёл в комнату. На полу стояло несколько коробок, которые еще не забрали грузчики — за ними должны были приехать завтра — на журнальном столике лежала раскрытая недочитанная книга, а засохший желтоватый цветок одиноко стоял на запылившемся подоконнике. Гарри горько ухмыльнулся и обратился к нему: — Вот такие мы с тобой, про нас забывают, и мы засыхаем. Стайлс снял очки и положил их на стол. В углу комнаты пылилась его старая гитара, которую он решил не забирать в новое жильё. Гарри взял инструмент и медленно провёл по струнам. Они отозвались дребезжащим ноющим стоном, и парень непроизвольно скривился. «Давненько я не брал тебя в руки, расстроилась, дорогая?» — подумал он, прокручивая колки так, чтобы струны зазвучали правильно. Гарри уселся на диван и начал наигрывать простые мелодии. Он мягко касался струн, напевая себе под нос приходившие в голову строки и оглядывая полузабытое жильё. Спустя некоторое время взгляд Стайлса снова упал на замотанные скотчем коробки. В них оставался какой-то ненужный хлам вроде рамок для фото, старых книг, тетрадей и прочего. Наверное, всё-таки стоит забрать гитару с собой, здесь она никому не понадобится, и рано или поздно окажется на свалке. Гарри подошёл к ним, аккуратно поставил инструмент, чтобы грузчики забрали его вместе с вещами и пробежался глазами по надписям, приклеенным к коробкам. «Книги» «Ёлочные игрушки» «Полотенца» «Куртки» «Открывай на свой страх и риск» Так, стоп. Надпись на последней коробке сбила парня с толку. «Открывай на свой страх и риск» «Что это за ящик Пандоры?» — подумал он, поднимая её с пола. Мысль о бомбе промелькнула в его голове, но он тут же отбросил её — сбором и упаковкой вещей занималась мама, почерк на всех бумажках был её, да и упакована коробка была так же, как и остальные. Гарри осмотрел её со всех сторон и поставил на стол. «Открывай на свой страх и риск» «Стала бы мама писать это просто так? Вдруг там что-то на самом деле неприятное или может какой-нибудь сюрприз для меня?» — любопытство одолевало Стайлса. Гарри достал телефон и набрал номер матери. Несколько долгих гудков оповестили его о том, что никто трубку не возьмет. Парень усмехнулся про себя глупости ситуации и решил оставить коробку не тронутой — откроет её уже в новой квартире, когда будет разбирать остальные вещи. Гарри еще какое-то время бродил по квартире, осматривая комнаты и размышляя о прошлом, перебирая в памяти особенно яркие моменты жизни здесь. Каждый уголок, каждая безделушка вызывала в Стайлсе приступы неизвестно откуда взявшейся ностальгии. По своему родному дому, по семье, друзьям, по времени проведенному с группой. На полке в гостиной еще стояли детские фото Гарри и его семьи, которые Джемма попросила оставить. Стайлс осторожно провёл по холодному стеклу, защищающему семейную фотографию, и его сердце сжалось в комок. Пальцы слегка дрогнули — в голове Гарри всплыла щемящая мысль: «Когда ты только переезжал сюда, на этой полке стояли не только семейные фото» Стайлс моментально одёрнул руку — он не хотел давать волю тяжёлым воспоминаниям, которые и без того нередко навещают парня, особенно в последнее время. Он тряхнул головой и медленно прошёл в спальню — знакомый родной запах вызвал в Гарри новый приступ тоски, мысли, образы, картины прошлой жизни завертелись в голове, заставляя Стайлса замереть на месте. Заливистый звонкий смех разнёсся по комнате: — Гарри, хватит, твои родители нас убьют! — Я буду биться, пока бьется моё сердце! — выкрикнул парень в ответ, драматично подняв водяной пистолет над головой. Было лето, вторую неделю стояла невыносимая жара, и они целый день лежали в кровати, не зная, чем заняться. Гарри ныл о том, что ненавидит кондиционер, который сломался так некстати, а еще о том, что он устал, что хочет есть и спать, что ему надоела жара и лето, короче говоря, Гарри в тот день был страшно надоедлив. Уже второй час он лениво копался в телефоне, листая ленту в твиттере, попеременно зевая, как вдруг из другой комнаты на кровать прилетел ярко-оранжевый водяной пистолет. Оттуда же послышался серьезный голос: — Сражайся за свою честь, рыцарь, покуда она у тебя еще осталась! — Лу, ты с ума сошёл?! — рассмеялся Гарри, хватая пистолет в руки. — Вернее… Кхм! Я принимаю твой вызов и буду биться за сердце принцессы… За сердце принца! За стенкой прозвучал сдавленный смешок, и Стайлс сам растянулся в счастливой улыбке. Они брызгали друг в друга холодной водой, носясь по квартире, как маленькие дети, поскальзываясь, врезаясь в предметы и наводя жуткий беспорядок. — Ты конечно можешь с ума сходить хоть до утра, но я не хочу, чтобы твоя мать запретила мне появляться в этой квартире, — рассмеялся Луи, откидывая мокрую челку со лба. — Ты только что признал своё поражение, воин! — воскликнул Гарри отбрасывая пистолет. — Вы приговариваетесь к смертной казни через поцелуи! — Это что еще за хрень?! — Томлинсон покатился со смеху. Гарри притворно нахмурился: — Ничего лучше не придумал. — Мне бы стоило начать умолять тебя о пощаде, но даже как-то не хочется, — поговорил Луи, подходя к парню. Он посмотрел ему в глаза, мягко улыбаясь. Розовые теплые губы, на которых еще оставались капли холодной воды осторожно коснулись губ Гарри. Стайлс снова тряхнул головой, заставляя воспоминание убраться из головы, и с тяжёлым сердцем вышел из комнаты. Идиотские навязчивые мысли лезли в голову, и Гарри уже пожалел о том, что решил наведаться сюда. Он быстро принял прохладный душ, надеясь освежить голову и чуть расслабиться, переоделся в старые вещи, которые оставил здесь на всякий случай, и позвонил в ресторан, чтобы заказать немного еды. Доставщик должен был приехать только через полчаса, так что Гарри включил телевизор, чтобы тишина пустой квартиры не давила на мозг и завалился на диван. Он лениво листал каналы в поисках чего-то легкого и ненавязчивого. Новости, сериалы, реалити шоу, программа о домашних животных — Гарри переключал одну передачу за другой, пока на экране вдруг не засветилось знакомое лицо. «…ты ушел в такой долгий перерыв из-за тяжелого расставания и многие уверены, что это было расставание с Луи, можешь как-нибудь прокомментировать?» — приятный низкий голос Роберта вещал из телевизора. Секунда, и на экране появляется нахмуренное лицо парня. «Эм… Опять таки, я не хочу говорить кому-то, что они не пра…» Гарри быстро выключил телевизор. «Да что же блять за день сегодня такой», — раздраженно подумал Стайлс, со злостью откидывая пульт. Тот пролетел пару метров, врезаясь в стоявшую на столе запечатанную коробку, и упал на пол. Гарри несколько секунд просидел в тишине, пялясь на неё, как на необычную находку. «Открывай на свой страх и риск» «Ну конечно, как же ещё, ничего не может быть просто», — про себя возмутился он, поднимаясь с дивана. «Ну, в конце концов, хуже этот день уже точно не будет», — решил Стайлс, хватая коробку и отправляясь с ней на кухню. Он поставил этот загадочный ящик на тумбу и раскрыл шкаф, в котором лежали столовые приборы. «Пусто. Ну даже здесь, серьезно?», — начиная злиться, подумал Гарри и хлопнул дверцей. Кое-как отыскав старые маникюрные ножницы на полке в своей бывшей комнате, он вернулся на кухню и начал осторожно разрезать скотч. Приложив немало усилий, Стайлс наконец разделался с проклятой клейкой лентой и открыл коробку. Внутри был коробок поменьше, завернутый в красную упаковочную бумагу. — Да вы издеваетесь, — сквозь зубы процедил Гарри. Он достал его и быстрым движением сорвал бумагу с коробки. Под ней был скрыт прозрачный контейнер, полный белых подписанных конвертов. Гарри открыл его и вытащил конверт, на котором черным маркером была выведена цифра «1». Стайлс перевернул его и прочитал надпись на обратной стороне. «Наша история» Знакомый почерк заставил парня нахмуриться. «Что за бред», — подумал он, вскрывая конверт. Его руки дрогнули, и злосчастная бумажка упала на пол. По полу кухни разлетелись пёстрые фотографии. Гарри, проклиная всё на свете, присел на корточки, чтобы собрать вывалившие из конверта снимки. Но стоило только ему приблизиться к ним, как что-то внутри щёлкнуло, и Гарри буквально застыл на месте. Бегающий из стороны в сторону взгляд уперся в фото, которое лежало прямо перед его ногами. На нём были запечатлены двое довольных молодых парней, в которых Стайлс моментально узнал себя и Луи. На старшем была смешная зеленая шапка, серая футболка и непонятного цвета шарф, он радостно улыбался, глядя на Гарри и крепко прижимал его к себе, обвив талию парня руками. Обычно всегда растрепанные кудряшки Стайлса на фото были собраны на макушке смешной розовой резинкой, он смеялся, закрыв глаза и запрокинув голову, обнимал Луи в ответ. Глаза Гарри широко распахнулись, он не мог отвести удивлённый взгляд от маленькой глянцевой бумажки, он словно впитывал момент, запечатлённый на ней, внимательно изучая каждую деталь. Они были такими счастливыми на снимке, еще совсем детьми, беззаботными и глупыми. От фотографии веяло неизвестным теплом, нежностью, любовью, Гарри мог поклясться, что на секунду он услышал свой смех и высокий счастливый голос Луи. Ему вдруг захотелось прикоснуться к этим ощущениям, потрогать и ощутить эмоции, которые остались далеко в прошлом. Горькая улыбка искривила его рот, когда Стайлс поднял снимок. Внутри всё сжалось, а рука предательски дрогнула, когда он проводил подушечкой большого пальца по прохладному глянцу. Гарри перевернул фото и прочитал надпись, выведенную всё тем же кривоватым смешным почерком. «Ты всегда был моей маленькой принцессой» Стайлс едва удержался от того, чтобы разорвать его на мелкие кусочки. Будто ошпаривавшись, он тут же бросил его обратно, а растерянный взгляд забегал по другим ярким фотографиям, валявшимся на полу кухни. Гарри осторожно сел на пол, стараясь случайно не коснуться снимков, словно те могли откусить ему руку, и осмотрелся. На ближайшем к нему фото Луи и Гарри стояли на пляже, забравшись на какой-то здоровый камень и, весело хохоча, изображали сцену из Титаника. Руки старшего аккуратно придерживали Стайлса за талию, в то время как тот пытался балансировать, сдуваемый порывами морского ветра. И снова. Снова Гарри «услышал» фото. Шум прибоя, откуда-то издалека доносятся едва различимые выкрики чаек, собственный заливистый смех и звонкий голос Луи прямо около уха: — Джек, я хочу, чтобы ты нарисовал меня, как тех французских девушек.* К горлу моментально подкатил ком, а на глаза начали наворачиваться горячие слёзы, и Гарри силой заставлял себя сдержаться. Прошло ведь три чёртовых года с тех пор, как они разошлись. Три года не было никаких вестей. Ни сообщений, ни звонков, ни встреч, они существовали в этом мире, как абсолютно чужие друг другу люди. Они расстались накануне хиатуса. Сначала Гарри был в ярости, он рвал и метал, проклиная всё на свете, разбивая о стены кулаки в кровь, и каждой клеточкой тела ненавидя Луи. Гарри кричал, обвинял всех вокруг, грозился разбить Томлинсону лицо, лично взорвать офис Саймона или наложить на себя руки. Но ярость не длилась долго, ей на смену пришла депрессия. Стайлс не выходил из комнаты днями, лежа на кровати, проливая слезы, безрезультатно борясь с желанием написать или позвонить причине своих страданий. Лиам и Найл следили за ним, как за маленьким ребёнком, заставляя парня есть, пить, принимать душ. Ребята видели, насколько плохо было Гарри, как сильно он изменился за короткий срок, как похудел, как на его лице появились морщинки и чёрные синяки под глазами. Из веселого и полного энергии парня он медленно превращался в асоциального агрессивного изгоя, и этот процесс протекал в рекордно короткие сроки. Почти месяц Стайлс закапывал самого себя глубже и глубже, по крупицам разрушая собственный организм. Он в пух и прах разругался с семьей, без повода срывался на друзей, которые из последних сил пытались вытащить парня из ямы, которую он сам себе рыл, Гарри уничтожал всё, что хоть как-то было связано с Луи, запрещал окружающим даже упоминать его имя. Как будто это могло стереть воспоминания из его головы. Но в какой-то момент его окончательно сломало. На смену грусти, тоске и агрессии пришёл болезненный холод и апатия. Страдания Стайлс заглушал алкоголем, тусовками, сексом со случайными людьми. Он словно отказался принимать участие в своей жизни, отдав управление кому-то другому. Однажды, будучи пьяным в стельку, Гарри в слезах рассказывал Найлу о том, как ему больно, как он с каждым днём всё больше и больше ненавидит себя. — Я как будт сморю на сбя со стрны, понимаешь? Это не я. Это уже не я, — всхлипывая, бормотал парень. Тогда начались самые тёмные времена его жизни. Написание песен перестало быть отдушиной, постепенно становясь проклятием, чёрной тучей, нависшей над головой парня. Его тексты были мрачны и полны ненависти, а музыка потеряла прежнюю лёгкость и позитив. Гарри с тяжестью в сердце вспоминает этот период, когда из-за своего поведения он едва не растерял всех друзей, когда он оттолкнул от себя семью, с головой погрузившись в окруживший его хаос и мрак. Спасением от этого кошмара наяву стало бегство, как бы глупо это не звучало. В один день Стайлс просто плюнул на всё и улетел из страны. Ему до омерзения противно стало находиться в своей грязной тёмной квартире, просыпаться в объятиях незнакомых ему парней, ежедневно мучаясь от похмелья и головной боли, смотреть на своё отражение и видеть там осунувшееся серое лицо, черные мешки под глазами и недельную щетину. Гарри ненавидел свои трясущиеся от нервов и постоянных пьянок руки, красные от ночных загулов глаза, синяки и засосы по всему телу, запутавшиеся длинные волосы… От них он и избавился в первую очередь. Кухонными ножницами отрезал пучок, собранный резинкой и, ни секунды не раздумывая, бросил волосы в урну. Теми же большими тупыми ножницами срезал немного волос спереди, чтобы пряди не лезли в глаза и зачесал их назад. Он избавлялся от грязи, боли и ненависти постепенно. Почти год Гарри скитался по миру, однажды улетев с парой рубашек и одним разбитым сердцем из Лондона. За это время он побывал в тридцати странах, где-то задерживаясь подольше, где-то лишь ночуя, где-то гуляя на природе, где-то тусуясь ночи напролёт, где-то усиленно избегая контакта с людьми, где-то активно заводя новые знакомства. Не сказать, что за тот период алкоголь навсегда ушёл из жизни парня, Стайлс, конечно, не прикладывался к бутылке так часто, как после расставания с Луи, но всё же иногда позволял себе немного выпить в клубах или барах. Он не хотел и боялся вновь свалиться в эту темную яму, вероятно, из которой во второй раз он так просто не выберется. Когда Гарри только улетел, он с ужасом думал, о том, что однажды ему придётся вернуться в Лондон, снова контактировать с людьми из прошлого, жить в квартире, где они, пусть недолго, но были так счастливы с Луи, снова заниматься музыкой, давать интервью, общаться с фанатами. Но, спустя год полнейшего отстранения, парень заскучал по родине, по семье, по друзьям. Решение вернуться домой уже не было для него сложным, Гарри летел в Лондон с лёгкостью на душе. Казалось, всё, что накопилось в нём, весь негатив и всю боль, Стайлс оставил где-то далеко на островах и песчаных пляжах, где-то на укромных улочках Италии, среди шумных фестивалей Бразилии, в ледяных реках Аляски. Его разбитое сердце напоминало себе время от времени воспоминаниями, которые после тяжелого расставания подсознательно окрашивались в тёмные оттенки. Однажды, остановившись в наугад выбранном токийском отеле, Гарри вдруг понял, что он уже бывал здесь, и был совсем недавно. Во время их тура Токио был в списке городов, и они все были очень взволнованы этой поездкой. Отношения между Гарри и Луи тогда уже начали становиться натянутыми, но несмотря на это, они оба ждали этой поездки, почему-то будучи уверенными, что этот город исправит то, что сами они исправить были не в состоянии. На самом деле, здесь они почувствовали себя немного свободнее, весь день они развлекались как могли, путешествуя по красивому яркому центру, заваливаясь в местные рестораны, непременно пробуя местную еду и алкоголь, попутно пытаясь выучить какие-нибудь простые фразы на японском. Под вечер дружная компания уже собиралась в бар, но Луи вдруг сказал, что чувствует себя не очень хорошо и что лучше он отдохнёт в отеле перед концертом, чтобы никого не подвести. Гарри вызвался поехать с ним, дабы удостовериться, что его бойфренд доберётся до номера в целости и сохранности. На тот момент парень и не подозревал, какие планы строил Луи на этот вечер. Стоило им отделиться от компании, хитрая ухмылка блеснула на его губах, Томлинсон, не скрывая своего голодного взгляда, осмотрел Стайлса, и притянув его за воротник рубашки практически вплотную к себе, прошептал на ухо: — Мы проведём этот вечер только вдвоём, любовь моя. Гарри удивлённо посмотрел на парня, не понимая, что это нашло на него, но противиться не стал. Они доехали до отеля, поднялись на свой этаж, и прямо перед самым входом в их комнату, Луи резко остановился, повернулся и, едва, не столкнувшись с Гарри носами, спросил: — Ты знаешь такую японскую традицию, как поедание суши с гейши? — Что, прости? — усмехнулся Гарри. — Ниатомори, — как никогда серьезно ответил Томлинсон. — Луи, если я сейчас зайду, а там лежит какая-то дама, с едой на сиськах, меня просто вырвет, — сохраняя прежнее веселое настроение продолжил Стайлс. — Очень смешно, придурок, — в шутку обиделся Луи. — Ты сегодня побудешь гейшей. — Я что?! — возмутился парень, скрестив руки на груди. Старший в ответ лишь загадочно улыбнулся и открыл дверь в их номер. На кровати уже красовались подносы с кучей разнообразных суши, на комоде горели свечи, а по полу были разбросаны лепестки роз. — Ох… — выдохнул Гарри, заходя в комнату. — Луи, ты всё это заранее придумал? — Всё для тебя, любовь моя, так что не задерживайся, тебе еще надо принять душ, — Томлинсон обвил руки вокруг талии своего бойфренда и несколько раз чмокнул его в губы и подбородок. — Иногда ты просто сбиваешь меня с толку, — опуская ладони на бёдра Луи и заглядывая ему прямо в глаза, прошептал Гарри. — Не хочу, чтобы ты заскучал, солнце, — мягко улыбаясь, ответил старший. Это вечер они запомнили надолго. Горячая ванна, дорогое шампанское, мягкая постель, руки Луи, скользящие по мышцам Гарри, раскладывая еду на его груди и прессе, пальцы, аккуратно макающие суши в соус и кормящие лежащего на спине парня. — Я не могу больше терпеть, Лу… Язык парня, слизывающий остатки соуса с татуировок Стайлса, горячее дыхание, жаркие поцелуи, голые прижатые друг к другу тела — всё это моментально пронеслось перед глазами Гарри, когда тот вошел в комнату отеля. Он стоял там один, в руках его была небольшая сумка, под глазами чёрные мешки от недосыпа, растрепанные волосы торчали во все стороны, а в душе назревала очередная трещина. — Придурок, — ругал он себя, ворочаясь в постели. — Как можно было выбрать именно этот отель из сотен по городу?! В другое место он решил не переезжать, надеясь одолеть свои чувства и воспоминания, но уже буквально на следующий день он ночевал в новом отеле. Несмотря на подобные эмоциональные встряски, его растрепанные и разодранные чувства со временем притупились. Уже возвращаясь домой, Гарри уверял себя, что он оставил всё позади и готов начать жизнь с чистого листа. Он даже успел набросать несколько песен, пока был в дороге, и ему уже не терпелось приступить к записи. Но ворох из нерешенных проблем неустанно следовал за парнем: он так и не наладил отношения с семьёй, не извинился перед Лиамом, Найлом, за то, что исчез, написав лишь пару слов, нужно было начать поиск нового агентства, с которым Стайлс мог бы записать дебютный альбом, ещё оставалась квартира, которая была напоминанием о тяжёлых временах… Короче говоря, дел было столько, что о своём возвращении на сцену говорить было ещё слишком рано. Так и прошёл второй год его затяжного перерыва, Гарри пожил у родителей, постепенно налаживая прежние тёплые отношения с семьёй, стал чаще видеться с Найлом, Лиамом, Эдом и Ником, не вспоминая о своих многочисленных «друзьях» с тусовок, которые скорее превращали его в животное, чем поддерживали. Парень нашёл новое жильё, в которое пока не рвался заселиться, решил все вопросы с агентством и менеджментом, продолжал писать песни. Гарри всё глубже и глубже старался спрятать ноющую рану, заглушая собственные эмоции работой, заботами и другими людьми. Это неплохо подействовало, и к третьему году молчания Стайлс практически вернулся к своему прежнему состоянию, окружающие вновь стали узнавать в нём весёлого простодушного парня с сияющей широкой улыбкой, любящего дурачиться и смеяться. О своих бывших отношениях Гарри вспоминал скорее с лёгкой грустью, чем с ненавистью и болью. Новости и фотографии Луи больше не вызывали в нем желания разбить телефон на осколки, хотя всё ещё причиняли боль. Однако, никак связаться или поговорить с Томлинсоном парень не решился: данное себе обещание вычеркнуть из жизни человека, доставившего ему столько страданий, не позволяло ему как-либо наладить контакт с Луи. И вроде бы после всего этого Стайлс должен был люто ненавидеть своего бывшего бойфренда, презирать его, забыв о его существовании, но… Гарри не хотел этого. Он не мог отрицать, что годы проведенные с Луи были лучшими в его жизни, он не хотел ненавидеть то, какими счастливыми они были, презирать эмоции, что они дарили друг другу, и уж тем более забывать человека, который помимо боли и разочарования показал ему настоящую светлую любовь. Парень в итоге просто отпустил ситуацию, перестав так отчаянно цепляться за прошлое и пытаясь выстроить полноценное будущее самостоятельно. Гарри считал, что он уже готов начать новые отношения, но старался не спешить с этим, боясь наступить на те же самые грабли. Весь третий год он посвятил музыке, полностью отдавшись написанию альбома. На самом деле, только лишь отойдя от дел, Стайлс в полной мере ощутил тоску по работе, и когда он вновь оказался в студии, то почувствовал сильнейшее вдохновение. Музыка, стихи рождались в его голове, стоило парню только сесть за их написание, он наконец заговорил о себе, о своих чувствах насколько искренне и открыто, насколько мог. Конечно, не всё было легко и просто, некоторые, особенно личные песни давались ему с трудом, заставляли парня мысленно переживать тяжелые времена раз за разом. Но Гарри верил, что оно стоило того. Он знал, что люди услышат его, что найдут отражение собственной боли, тоски в его словах и музыке. И неважно, что практически половина альбома была написана только лишь об одном человеке, неважно, что его сердце ныло каждый раз, когда он думал об этом человеке, которого, кажется, он до сих пор… Дверной звонок заставил Гарри дёрнуться, и фотография выпала из его руки. Он тут же вдруг вынырнул из вихря воспоминаний, захвативших его с головой. Стайлс вновь оказался на полу кухни своей старой квартиры, вокруг него снова оказались разбросаны выпавшие из конверта фотографии. В ту же секунду он вспомнил откуда они взялись. Таинственная коробка так же безучастно стояла на тумбе. Он рассеянным взглядом посмотрел на неё, словно та могла прояснить странную ситуацию. Каким-то шестым чувством Гарри понимал, что всё это происходит не случайно. Появление Луи в Лондоне спустя три года полного отсутствия, постоянно его имя на слуху, эта неизвестно откуда взявшаяся коробка, треклятые фотографии, вопросы о Луи и песнях, посвященных ему, в интервью, ностальгические воспоминания, одолевающие парня весь день… В дверь снова позвонили. Стайлс поднялся с пола, вытер слёзы ладонями и пошёл открывать. В нём теплилась надежда, что за дверями его ждёт нечто особенное. Интуиция подсказывала, что не просто так судьба привела его сегодня в эту квартиру, не просто мама написала на коробке «Открывай на свой страх и риск». Гарри осторожно подошёл к входной двери и нажал на холодную металлическую ручку.