Люпины

Маттиас кашляет. Кажется, он слишком много курит — неудивительно, выпускные экзамены заставляют сильно нервничать, а курение — это зло. Маттиас думает, что стоит бросить курить, чтобы не поддерживать табачное лобби. Думает, что социализм — это утопия, что ему нечего противопоставить, думает-думает-думает. Лучше бы я был солипсистом, думает Маттиас. Кашляет. Горло дерет. Простудился? Кажется, будто бы что-то застряло. Маттиас кашляет, пока не выплёвывает пару окровавленных лепестков.

***

Клеменс счастлив быть тем, кем он стал. Мечта родителей, приличный мальчик, за спиной хороший универ, несколько стажировок и неплохое место работы. Клеменс счастлив со своей юной женой и дочкой, с гитарой и костюмами на работу, Клеменс счастлив. Только дышать ему нечем.

***

— Я ничем не могу вам помочь. Вот направление к психиатру, правильно подобранные лекарства замедлят процесс, но Вы же понимаете, никаких гарантий нет. Я пока не видел никого, кто бы выздоровел, не признавшись объекту любви, — врач сочувственно глядит на него через стекла очков. — Я не могу рушить чужую семью, — осторожно говорит Маттиас. В груди у него что-то режется. Лепестки теперь с ним повсюду. — Я выпишу вам обезболивающее.

***

Маттиас курит, потому что нет смысла бросать, когда жить осталось всего ничего. Курит и кашляет, потому что маленькая девочка заслуживает двух родителей. Потому что большая девочка заслуживает поддержки. Маттиас курит, и думает, что даже его похороны будут поглощены капитализмом.

***

Когда его кузена хоронят, Клеменс приносит с собой темно-голубые люпины, потому что не знает, как выразить то, что чувствует. Его хоронят в закрытом гробу. И этот запах, он удушающий, он везде. — Он был весь покрыт этими гадкими цветами, мы не могли, — бормочет его мать, прерываясь на всхлипы. — Какими? — губы Клеменса почему-то не хотят шевелиться. Она молча указывает на его букет.