Дневники Алисы и Марго.

"Меня зовут Алиса. - Любезный друг ! {аккуратно зачёркнуто старательно выведенной прямой линией} - Милые друзья ! {небрежно зачёркнуто грязной кривой так, будто кто-то рисовал прямо по написанному непомерно длинную одностороннюю ёлочку} - Уважаемые читатели ! {сердито замалёвано чёрными чернилами, по бумаге разлетелись и тут же влажно набухли густые кляксы} - Дорогие мама с папой !! Та автокатастрофа" на грязный листок последовательно упали три крупные капли "приснилась мне," поставив запятую, девочка замялась, нервно кусая нижнюю губу и вытирая кулаком слёзы, а потом как бы для того, что бы успокоить саму себя, неуверенно приписала : "правда ? Вы давно уже в Авиньоне, сидите, обнявшись, и думаете, что где-то там, в далёком Париже, осталась одна ваша Алиса. Мама ! Я до сих пор помню ту старинную сказку из детства про Алису, ставшую ангелом. Ты любила говорить, что мы с небесной девочкой схожи не только именем, но и характером и внешностью, и что когда-нибудь я сама смогу в этом убедиться. Но знала ли ты, мамочка, что иногда даже самые кроткие и красивые ангелы попадают в Ад, могла ли ты, милая, догадываться, что его воплощением станет грязный Хардвикский приют с улицы Марсейез ?! Отец Люсьен запрещает нам так отзываться о месте, которое "спасло нас от жестокого произвола судьбы". Он требует называть приют домом, а себя - отцом, хотя за спиной все ребята зовут его Люцифером. И не только из-за созвучного имени, но и из-за пугающей внешности, делающей обыкновенного доходягу-учителя похожим на гётевского Мефистофеля : несмотря на возраст, его волосы остаются угольно-чёрными без единого намёка на седину, и на макушке две несимметричные пряди вздымаются вверх, будто два коротких рога. В его больших, немых, рыбье-голубых глазах ничего нельзя прочесть, кроме пустоты и безразличия. Тонкие бледные губы всегда скептически сжаты, придавая лицу воспитателя вечно надменное выражение. Загорелый оттенок кожи, отливающий бронзой, выраженные скулы, орлиный нос, высокий рост, худоба, средний возраст и привычка ходить чуть сгорбившись делают отца Люсьена похожим на старого хромого ястреба. Люцифер нас не любит. Даже за самые безобидные проступки и детские шалости он ставит нас коленями на горох. Я никогда не понимала, зачем на нём стоять, если можно просто собрать этот горох и съесть ? Ведь нам совсем не хватает еды ... Сегодня днём на обед ( не знаю, можно ли его так назвать, ведь ни завтрака, ни ужина у нас нет ... ) нам дали суп из шпината. Я прекрасно помнила, что у меня на него аллергия, но отчаянное осознание того, что кроме этой скудной, но всё-таки пищи я не смогу получить ничего, заставило пойти на риск. Попробовав одну ложку, я мгновенно выпустила из рук столовый прибор, закрыв обеими руками рот и натянув старый шерстяной шарф по самый нос. Глаза заслезились, в горле встал отвратительный комок, появилось непреодолимое желание раскашляться, стало жарко, нос скрёб колючий шарф, от которого пахло сыростью и мышами ... Меня стошнило. Прямо в тарелку. Но животный голод взял верх. Обливаясь слезами и давясь, я доела всё то, что плавало в миске : и шпинат, и бульон, и то, чем меня туда вырвало."