Слишком близко

      Сисси и я приехали в Нью-Йорк несколько лет назад, оставив позади родную Ирландию. Но изворотливую память и необузданные нравы никак не получалось оставить. Не получалось запереть глухо на замок, выбросить ключ, чтобы не открывать больше, не вынимать. Что-то само выпрыгивало изнутри временами, вовсе не контролируемое, привнося разруху в мою жизнь. Снова.       Меня ценили коллеги по работе, был успешен в своей области. Зарплата позволяла снять и по-современному обустроить квартиру в престижном районе, подобрать деловой гардероб. Казалось, что все в порядке. Однако ни одежда, ни мебель, ни ноутбук и прочая навороченная техника, ничто из материальных удобст не могло обеспечить душевное спокойствие.       А главной причиной являлась сестра, которая свалилась прямо на голову, непонятно откуда. Впрочем, не только на голову, а также запрыгнула на спину, на плечи, потом и вовсе юркнула в постель посреди ночи... Прижимаясь излишне близко, излишне опасно. Я не выдержал, боялся навредить, выгнал её прочь.       Потом она ворвалась в ванную комнату, когда я мастурбировал, чтобы отвлечься от тревожащих мыслей, чтобы сбросить напряжение. Меня это возмутило ещё сильнее, накинув поверх бёдер полотенце, побежал вослед. Опрокинул её на диван, придавив своим телом сверху, чтобы она не могла пошевелиться, чтобы послушала, наконец, чтобы поняла, что опасно быть ко мне слишком близко. Из-за активной возни полотенце спало ниже с меня, открывая частицу голых ягодиц. Половой орган упирался в её плоть, явно ощущала его через свою тонкую одежду. Так хотелось ей сказать в милое, хотя дерзкое, личико: "Сисси, неужто ты не боишься, что я однажды не остановлюсь и овладею тобой?" Но я молча слез с неё, проклиная сам себя.       Несносная сестрица обнажила не только тело, но и душу, которую я тщательно старался скрыть от окружающих. Но она догадывалась о всех моих незримых, замазанных лечебной глиной, трещинах, как и я сам о её затянувшихся шрамах, которые снова начали кровоточить.       Я видел то, как она задумчиво стояла на перроне, слишком близко к краю, благо, что электричка не пришла ещё на станцию, и я успел её потянуть за пальто, возвращая из капкана навязчивых мыслей в безопасность. В реальность. В свои цепкие руки.       Затем встреча в ресторане с моим боссом. В её голосе столько печали и боли, столько откровенности, словно вырвалось наружу всё то, что накопилось за столько лет; то, что скрывала обычно. За неугомонной бунтаркой, облачённой в винтажное, жемчужного оттенка, платье, скрывается ранимая девочка. Совсем такая же, как в детстве, хоть и тело уже выглядит сформированным по-женски. Слушая её пение, трудно сдержать слёзы, я и не смог, они катились по щекам, падая на скатерть.       Много произошло того, чему я хотел возразить, но не посмел сказать в тот вечер, лишь наблюдал, прикусив язык: как ты подошла к столу, босс начал фарс, флирт. Когда он заметил неровные полоски кожи на запястье, ты попыталась отшутиться, что это глупость, которую совершила в юности... Но я знаю, что это вовсе не глупости, ты тогда вполне серьёзно была настроена прекратить жизнь, самостоятельно.       В голове метался нервный монолог: "Сисси, зачем ты поддалась на сексуальные намёки моего босса? Он же играет с тобой, чтобы от своей жены развеяться. Разве тебе фальшь нужна? Нет. Думаешь, будет легче, если спать с малознакомыми людьми? Нет, совсем не легче. Боль всё равно душит изнутри. Я экспериментировал в сексе с немалым количеством раскрепощенных женщин, да и мужчины бывали изредка, но никто из них не излечил меня, и тебя тоже не смогут излечить". Хотелось прокричать это, но я молчал.       Правда, что я вёл бурную половую жизнь, испробовав целую сотню разнообразных женщин: разного возраста, разной внешности, разного темперамента, разного уровня развития. Все они сливались в непрерывную вереницу, почти ничего не значили, короткие интрижки, что мимолетно начинались и так же подходили к завершению. Однако сестра — совсем иное.       — Я пытаюсь тебе помочь! — настойчиво восклицает девушка, хотя в голосе уже сквозят нотки подступающего ближе, нарастающего нервного напряжения.       — Как ты можешь мне помочь? — спрашиваю сестру, даже не пытаясь предотвратить её истерику, наоборот, усугубляя ситуацию, хватаю её за горло.       Она явно не против, если бы я её задушил в тот миг. Сжимаю пальцами бледную и нежную кожу. Кажется, чуть-чуть нажать посильнее — сломаю, словно старинную драгоценную фарфоровую куклу. А раньше таким экспонатам пришивали настоящие волосы их владелиц, предварительно срезая с девочек. Возможно, даже игрушечные лица старались сделать похожими на настоящие, потому что в то время детская смертность была нередким явлением из-за отсутствия должной гигиены, еды, своевременного обогрева помещения или лекарств. Да и некоторые методы лечения были ошибочными, принося не выздоровление, а вред. Поэтому иногда кукла или посмертная фотография ддя родителей оставались в качестве своеобразных и достоверных напоминаний об утраченном ребёнке.       Бросаю взгляд на Сисси, её светлые локоны сейчас чуть длиннее плеч, уложены волнообразно. Невольно вспоминаю, что в детстве носила иную форму — распустив, откидывала назад, чтобы покрывали всю спину, спадая золотым водопадом, в котором невольно тонула от макушки и до поясницы. Года 3 назад обрезала покороче, поскольку излишне увлеклась винтажным стилем, отчаянно пытаясь измениться, но это удалось сделать лишь внешне, а внутри почти ничего не изменилось.       Рычу что-то в гневе, кажется, напугал её сильно, но она храбрится, пытается скрыть дрожь в голосе и что-то объяснить, доказать то, что мы нужны друг другу. А я лишь отмахиваюсь от её назойливых фраз.       Она всегда останется для меня той персоной, о которой надо заботиться. Ведь это моё предназначение как старшего брата, как мужчины, тем более родителей больше нет рядом. Но я чертовски устал, хочется послать её, грубо и резко, чтобы отстала навсегда. Что я и сделал сначала, затем сам же и ушёл, пропустив мимо ушей её предупреждение.       Предупреждением являлась её фраза про то, что никогда не услышим друг друга снова, если она покинет сейчас... Подсознательно мог догадаться о попытке самоубийства, но предпочёл пустить на произвол, позже почувствовал, что надо вернуться. Бежал изо всех сил, нашёл её в ванной, лежащей на полу, с перерезанными венами. Зажимал её крепко, извиняясь за свои слова, за свои действия и умоляя очнуться. Благо, что успели врачи помочь. Теперь она лежит в палате, на её теле, под бинтами, и на душе появились свежие раны, которые постепенно превратятся в шрамы.       Она такая хрупкая, я бы хотел защитить её любым способом, хотел бы быть намного ближе, ведь только мы способны увидеть настоящую поднаготную, пусть даже это выглядит нетипично, как некое извращение или навождение. Правильно ли будет это? Наверное, многие скажут, что нет. Но есть же исключения. Тем более я люблю её, хоть и раздражает временами, хоть и не могу говорить о своей любви. Она тоже не говорила. Однако мы и без слов знаем.       Однажды надо набраться терпения и смелости, чтобы заполнить пустые комнаты этого большого города вместе с тем человеком, который необычайно важен, которого любишь, о котором стараешься заботиться. И держать слишком близко, не отпускать. Попытаться создать хотя бы кусочек счастья. ___