а есть ли?

Мария прекрасно понимала, что наступает конец. она видела, шагая по Зимнему, как печален Николай, как ему не хочется умирать. она понимала, что скоро от нее тоже ничего не останется. Анастасия не была неожиданной гостьей, но царская семья, вместе с Марией старались оттянуть ее приезд на как можно больший срок. но та все равно ворвалась резко и громко, как умела, от нее пахло кровью, а в дырках на гимнастерке, оставшихся после ножевых, можно было разглядеть остатки прошлой жизни. Мария бы никогда даже и дышать бы рядом с этой пугающей девушкой не стала бы, но кто же мог знать, что та сама ей воздухом станет? рядом с Настей было страшно: у нее взгляд дикий, а с каждым днем ран на бледно-мертвенной коже все больше. она флиртует с каждым, кого видит и утягивает в свой омут. Настя видела столько смертей, сколько Маша после Первой Мировой не видела. и ей это нравилось. и Маше — боже! какая фамильярность — было страшно, потому что ей тоже нравилось. она, правда, не замечала, как красивое, белое платье сменялось на костюм с холщевой юбкой, а прекрасная коса в один миг превратилась в короткие, неопрятные патлы. в дворце, кажется, все заметили, потому и бояться стали еще больше. назад дороги больше не было. и кто же знал, что сильная, могучая Российская Империя сможет вдруг питать чувства, самые светлые, к пугающей Революции? Мария бегала за ней, словно кошка, ласкалась, касаясь руки, в лучших манерах аристократической крови, которая пока что текла по венам. Настя зажимала ее в углах пропахших кровью улиц (или это все же пахло от нее?) целовала напористо, жестко, кусая до крови, и получала чистое удовольствие от этого. Маша стыдилась этой порочной связи, но упрямо застегивала не свою гимнастерку на все пуговицы, поднимая ворот как можно выше, закрывая синие укусы. казалось, что Настя хочет выпить всю пока еще голубую кровь полностью. Мария все еще боялась, но покорно шла по заученному адресу на встречу к неизвестному. она все еще не сдавалась, хотя финал был близко. и однажды на месте сладких вечно холодных губ оказалось лезвие клинка, такого знакомого, потому что сама же подарила. Анастасия, восставшая из крови пепла, улыбалась пугающе, но так притягательно. и боже, если Мария все еще верила в него, даже если последнее, что будет чувствовать Маша перед смертью - это губы Насти на своей шее, она бы ни за что не решилась исправить все. потому что так, до смерти, ее никто не любил. на белые простыни капает алая кровь юной Марии, и теперь, после смерти, она точно знает, что между ними ничего не могло бы быть, никогда.