Guilt

А скажи-ка мне Царевна, без утайки и вранья: А почем нынче, Царевна, Цесаревичей сердца? Ты, Царевна, разберешься – не впервой уж, почитай. Ну, Царевна, что ж ты ждешь-то, пред тобою – приступай. Женщина ты, ой, лихая – за таких-то только в печь; Красота твоя младая всех отправит под картечь. Но тебе оно не надо, ты давно жестока, твердь, Ты желаешь только брата, что не знает слова смерть. Ты грохочешь каблуками, не богиня – ведьма ты. Ты хохочешь над грехами, а идешь ты – вся в крови. Жертвой чар и обаянья пали сотни из мужей. Боль кровавой алой данью впилась в сердце будто змей. Муж, знакомый до соринки, тот, что всех желанней благ Словом колет для перчинки и ведет себя как брат. Знаешь, милая Царевна, что обман вокруг и ложь, Но Царевича напрасно все равно никак не трожь. Будь, Царевна, осторожней, и смотри издалека, Как смеется, глуп-несложен, девку милую ведя. Ты сожми покрепче зубы, хоть за шлемом не видать: Острые как бритва скулы улыбаются опять. Ты, Царевна, распрощайся с жаром юношеских грез. Лишь одно – вовек не кайся, пусть никто не видит слез. Всего стоило оно – в это верь ты беззаветно, А кинжал всегда в ладони, и ударит он ответно. Вечно истину глаголит ненавистная молва - Счастье дуракам приходит, женщине – лишь пустота. С щек утри ты капли злые ненавистного дождя. Над мостом, несущим гибель, занимается заря. Пишешь твердою рукою ему письма – гвоздь в свой гроб. Но не властен над тобою сладкозвучный грозный рок. Ведьма-ведьма, ты по что же пляшешь в грозной тишине? И зачем так долго гложешь кость обиды при луне?

***

Глуп Царевич, дети лихи, ну а он рожден в войну. Кровь водою не разбавишь, не утопишь на корню... Ты войди к сестре в покои, с громом сватанный ты князь И исправь свои помои, что ты в душу лил как грязь. Сядь покойно пред Царевной, былы руки обхвати И у нежной и плачевной ты прощенья попроси, Обмани судьбу, Царевич, защити родную кровь, Злые планы на сестрицу ты задолго обескровь. Ты, Царевич, не десница грандиозного отца, В твоей воле лишь бы биться до победного конца. Юн мальчишка, что лукавить, только больно много он Сотворил, что не исправить нанесенный им урон. Тайну девы сердца лиха не понять тебе, ослу, Отчего Царевна тихо, словно тень стоит в углу. Рушишь жизнь своей девицы, оглянись, бесстыдный царь, Слезы в уголках глазницы выедает ада гарь. Что забыла преисподня в этих молодых глазах? Ты не видел, что сегодня свет исчез навек впотьмах? Боль от ран давно не лечит и ничем не заглушить Голоса, что ум калечат, душу жаждут заклеймить. Шупчут, умоляют сладко голубые небеса. Между тем хохочут гадко в подземелье силы зла. Там Царевна как родная, рождена ведь с чернотой; Пляшет ненависть слепая в мути мозга затяжной. Ты смотри не отрывайся, нам-то видеть не впервой. Ну, Царевич, не пугайся, сущности, что знал сестрой. Капли крови на степенный мрамор белого лица Брызжут, словно драгоценный сок элитного винца. Госпоже вселенской боли не в престиж страшиться тьмы: Пытки, крик со вкусом соли - ее выкуп, жизнь взаймы. И лежит в основе груда грубо битого стекла. Не буди ее покуда спит подальше от греха.