Когда солнце поднимается на западе

Вечность никогда не пугала его. Он никогда не просыпался по ночам от кошмаров, не избегал поединка, не отстранялся от клинка, прижатого к горлу, не падал на колени перед смертью. Но все же, оказавшись в месте, о котором слагали сотни легенд и теплыми вечерами у костра пели песни, он чувствовал что-то большее, нежели обещанное умиротворение и пустоту. Ночные земли пугали его, вызывали желание бежать без остановки, не обращая внимания на боль в ногах, не слыша сбившегося дыхания. Или же его кто-то звал, кто-то отчаянно желал его возвращения. Кхал резко обернулся, почти слыша звук сдавленного рыдания, почти чувствуя, как чьи-то горячие слезы капают на его плечи. Позади никого не было. Но звук ее голоса усыпил страх, и мужчина сделал несколько неуверенных шагов к слабому источнику света среди кромешной темноты. С каждым шагом ее зов становился все тише, будто растворяясь в ночном воздухе, но уверенность кхала, напротив, росла. Он сможет это сделать. И сделает. Пусть тысяча смертей встанет между ними, пусть все ветра дуют ему в лицо, пусть солнце прожигает его тело до костей, но солнце взойдет на западе и сядет на востоке, реки высохнут, а ветер сдует горы как листья. — Тебя здесь давно ждут. Проходи, прославленный воин, для тебя есть место за моим столом. Говоривший возник из ниоткуда, и Дрого невольно сделал шаг назад, в замешательстве глядя на странного человека перед ним. Он не отбрасывал тень во внезапно светлеющих Ночных землях, не оставлял следов на белом песке, паря над ним, не имел одежды, но был облекаемый алым огнем, не смотрел никуда, но темнота вместо глаз казалось пронзала и поглощала одновременно. Он не был человеком. На секунду Дрого почувствовал слабый проблеск тщеславия — сам Великий Жеребец вышел встречать его. Языки пламени потянулись к мужчине, выпуская снопы искр, рассекая тишину протяжным потрескиванием. Некстати в сознании кхала мелькнули воспоминания о словах глупых жрецов в красных одеяниях, провозглашавших своего Владыку Света единственным божеством. Он тогда сам вырвал их лживые языки и кинул головы под копыта своего коня. Но, похоже, они поклонялись единому божеству, но называли его разными именами. Казалось, нужно было упасть на колени, склонить голову перед Великим Жеребцом и следовать за его рукой, указывающей направление. Но кхал выпрямил спину и посмотрел прямо в его темноту. — Верни меня к ней, бог огня и тени. — Наступит время, и ветра принесут ее пепел в эти земли. Тогда она сядет по правую руку от тебя, как и положено законной жене. Вы будете вместе, дольше чем продлится твое ожидание, — огненное божество указало рукой на темноту позади себя, и тысячи фонарей вспыхнули ярким огнем, освещая огромные столы, щедро заставленные едой и вином, и множество лиц с застывшим выражением блаженства. Дрого отметил, что на его руке не было кожи, и капли огня падали с пальцев подобно дождю. Спокойствие и безмятежность в голосе Владыки Света обволакивали теплым бархатом, звали в сладкое забвение, но нежность ее слов и блеск слез в фиалковых глазах Дейнерис сдавливали сознание в тисках тоски и ярости, которая, казалось, обретала форму, становилась вторым рваным дыханием. Он не оставит ее одну в жестокости солнечного мира. Умрет еще сотню раз, но будет бороться, пока сердце бьется воспоминаниями о ней. — Почему ты так хочешь вернуться? — божество снова потянулось огненными языками к кхалу, будто впитывая его ярость. — Потому что она луна моей жизни, — ответ сорвался с губ, прежде чем Дрого успел усмирить свой гнев. — Потому что я поклялся защищать ее, пообещал подарить железный стул и семь королевств нашему сыну, жеребцу, который покроет весь мир. — Твой сын теперь сияет звездой на южном небосклоне… Кхал нахмурился, где-то там, внутри, что-то болезненно сжалось, но он упрямо посмотрел на Владыку Света и повторил: — Верни меня к ней, бог огня и тени. — Почему я должен внимать твоим мольбам? Отчего твоя любовь сильнее, чем их? Они все тоже приносили клятвы, проливали кровь и захватывали земли во имя любви. Чем же отличается твоя? — Я нужен ей. — В мыслях мужчины снова пронеслись слова красных жрецов: — Ибо ночь темна и полна ужасов. Божество замерло. Казалось, оно удивлено. «Или же я сказал то, что Великий Жеребец хотел услышать», - подумал кхал. — Что ж, раз таково твое сокровенное желание, я исполню его. Но не надейся, что когда-нибудь обретешь покой за моим столом в Ночных землях. Казалось, Дрого должен был обрадоваться, но столь быстрое согласие и внезапно довольный тон бога огня и тени настораживали. Что-то было не так… — Я возвращаю тебя к Дейнерис, но в другом обличье. Ты будешь рядом, как того желал, сможешь защищать ее. И прими же еще один дар за свою смелость — если она узнает тебя, я верну тебе прежний облик. — Узнает, не сомневайся, — рыкнул кхал. Но Владыка Света лишь хлопнул в ладони — и мир исчез в огне.

***

Первое что он почувствовал — запах дыма. И ее запах. Она была рядом, и это давало повод дышать, это окрыляло. Он пошевелил конечностями и увидел, как расправляются крылья. Его крылья? Ну конечно же его, он же дракон. Он и два его брата, устроившиеся на ее руках. Золотой и зеленый драконы неуверенно подняли головы, вдыхая новый мир. «Надо же, — подумал он, — у нее вышло… Вышло что?» Он не знал. Он чувствовал, что знаком с этой женщиной с пеплом в серебристых волосах, но кто она ему? Кто он? Когда он первый раз взлетел в воздух, то услышал, как она зовет его по имени — Дрогон. Знакомое имя, как у… Кого? Каждый раз, когда она звала его, что-то внутри отзывалось тупой болью, но очень скоро он научился не обращать внимания не это. Ее звали Дейнерис. Человек по имени Джорах Мормонт очень часто повторял ее имя, даже когда спал. Дрогон недолюбливал этого надоедливого пса, но он был фанатично предан Дейнерис, и это служило гарантией его жизни. Дрогон чувствовал ее эмоции. И повиновался им. Первый раз это напугало его. Кажется, тогда он сжег дочь какого-то пастуха, что посмела назвать его королеву дотракийской шлюхой. Это почему-то опечалило Дейнерис. Ее грусть объединилась с его злостью и, чтобы не утопить весь город в огне, он улетел из Миэрина в сторону Дотракийского моря, где устроил себе логово на вершине холма. Но ее страх вернул Дрогона обратно. Позвал громче морских сирен, заставил примириться, что он понимает и чувствует ее, как тогда в… Где? Он спас Дейнерис тогда, стал ее крыльями, поднял ее в ночном небе к самой луне. Ее серебристое сияние было так похоже на цвет волос его королевы. Это слово странным образом не хотело произносится в его сознании, будто не подходило ей так, как… Как что? Когда-то давно он называл ее… Но когда? Он никак не мог вспомнить. Мысль была как ветер — он ощущал ее, парил над ней, но никак не мог уловить. Целый кхаласар собрался у ее ног, и он практически каждой клеточкой чувствовал ее восторг. Она призывала народ переплыть черное соленое море на деревянных конях, и они поддержали ее, она говорила о своих врагах на их железных стульях, и кхаласар слушал ее, она призывала разрушить их каменные дома и конные всадники издали воинственный клич, она сказала что все это подарок, который кхал Дрого обещал ей перед матерью гор и дракон вздрогнул. Но ее гордость наполнила все его нутро, и он заревел как живое, дышащее огнем, подтверждение всем ее словам. Дракон расправлял красные крылья, поднимался в небо и чувствовал себя хозяином всего мира, но потом взлетал вместе с кхалиси и готов был сжечь любую преграду, чтобы все что она видит с высоты покорилось ей. Он не помнил, когда начал называть ее так в своих мыслях. Просто знал, что так положено называть жену… Чью жену? Ее «дракарис» раздражало настолько, что временами ему хотелось отправить Дейнерис в свободный полет и поймать где-то перед самой землей. Дрогону не нужны были слова. Он чувствовал ее гнев, изливая его своим огнем. Он слышал направление ее мыслей и следовал за ним. Временами он видел ее сны, поднимая ее к небесам в них, слушая как она называет его солнцем, протягивая к ней свои крылья, которые почему-то совсем не похожи на крылья. «Для меня они не звери». Эти слова предназначались черному псу с севера, но Дрогон услышал биение его сердца, вдохнул запах его крови и уже тогда знал, что в нем течет кровь Таргариенов. Лишь они могли подчинять себе драконов, лишь в их жилах растекался такой же огонь. Он не сможет убить этого Сноу, выращенного снежными волками, но это и не нужно, пока он верный пес его кхалиси. Дрогон поднимается все выше, но в сознании, будто молотком по раскаленному железу, бьются слова Дейнерис о том, что драконы ее дети. Но он никогда не относился к ней как к матери. Скорее как к… Кому? Рейгаль поднимается в небо с северным волком на спине и Дрогон каждой чешуйкой ощущает, как в нем поднимется ярость — псы не летают на драконах. Но Джон нравится Рейгалю, как нравится и Дейнерис. Кажется, впервые злость Дрогона становится бессильной, когда встречает пульсирующую влюбленность в груди его всадницы. Джон Сноу целует ее и Дрогон вгоняет свои когти в ледяную землю, надеясь, что она остудит незнакомое пламя в его груди, прогонит из сознания картины, где он разрывает на части тело этого Сноу и слизывает кровь с его костей. Она приходит к нему темной ночью. Дейнерис одета в черное платье из настолько грубой ткани, что Дрогон почти не ощущает запах ее тела. Она плачет, и дракону хочется сжечь тех, кто причинил ей боль, но медленно — они должны молить ее о прощении. Кхалиси прислоняется лбом к его морде, и Дрогон почти содрогается, когда ее слезы капают на чешую. Его королева почти сломлена… Вчера белобрысая кошка убила ее Миссандею — Дрогон не привязывался к ней, но в его жилах растеклась горьким ядом скорбь Дейнерис. Он рычит и скалится, но женщина не отступает — теперь она чувствует его так же, как и он ее. «Ты все что у меня осталось, Дрогон, — тихо шепчет она, и дракон расправляет крылья, желая показать, что защитит ее от всех бед. — Тише, мой огонь, я знаю, что с тобой я в безопасности. Ты ведь сожжешь всех, кто станет на нашем пути? Сожжешь город, чтобы отстроить его заново? Сожжешь замок, который предал меня и взрастил моих врагов?» Дрогону кажется, что он слышит оттенок безумия в ее голосе. Или же это он безумен. Когда-то давно он уже совершал безрассудные поступки, когда еще не был драконом… Не был драконом? Он определенно сходит с ума. «У меня было три дракона. Двоих украли мои враги, — тихо говорит Дейнерис, и Дрогон протяжно воет, вспоминая боль потери своих братьев. — Но прежде они забрали моего не рожденного ребенка и человека, подарившего мне веру в то, что в мире существует еще что-то кроме жестокости и зла. Я любила того, чье имя ты носишь. Он был моим солнцем и звездами». Дрогон спал на крыше красного замка. Он был спокоен — ее враги повержены, обещанные королевства покорились своей законной правительнице, железный стул, к которому она шла столько лет, теперь принадлежал ей. Он был спокоен, когда внезапная вспышка боли разорвала его сознание. Повинуясь лишь инстинктам, он взлетел в небо и отправился к Дейнерис. «Пусть это будет не ее боль», - он впервые молил о чем-то небеса. Нет, не впервые — когда-то он упросил Великого Жеребца вернуть его к жизни. Понимание бушующей волной накрыло сознание мужчины, как только он увидел мертвое тело своей кхалиси. Воспоминания смешались с отчаяньем, и дракон взревел, выпуская свою боль. Он посмотрел на северного пса, с загнанным взглядом, готовясь превратить в пепел его жалкое существование. Но она все еще дорожила им, умерла, дыша этим чувством. А он все еще подчинялся ее чувствам. И тогда Дрого выпустил яростное пламя на то, что было в корне всех ее бед, на то, что снилось ей в кошмарах, но в то же время было предметом ее мечтаний, на место, откуда вершили судьбы ее враги — на железный трон. Мечи поверженных Таргариенами врагов растеклись раскаленной рекой по каменному полу, но это не уменьшило его боли, напротив — она росла, готовясь потопить в пламени весь мир. И тогда он улетел, забрав Дейнирис с собой. Дрого поднимался прямо к солнцу — у него снова была цель. Великий Жеребец однажды вернул его к своей кхалиси. Теперь же пусть сделает это снова — он достаточно повеселился, глядя на то, как Дрого был заключен в теле дракона. Владыка Света говорил, что вернет его прежний облик, если Дейнерис узнает его, но что с того, когда он и сам себя не узнал. Дрого поднимался все выше, чувствуя, как солнце обжигает его крылья, как болит каждая мышца, как в сознании поднимается усталость. Но он будет бороться. Он летел уже целых восемь дней без остановки, когда упал на камни.

***

Мужчина очнулся от солнечного света, настойчиво пробивающегося сквозь потолок шатра. Кхал резко сел на постели, пытаясь осознать, как он оказался дома, ведь последнее воспоминание — холодное тело Дейнерис в его драконьих лапах и палящее солнце над ним. «Это все был сон, — подумал Дрого, — просто дурной сон в жаркую летнюю ночь» Кхал отодвинул полог шатра и первым, кого мужчина увидел, был маленький ребенок на руках женщины с волосами, как лунный свет. «Твой сын теперь сияет звездой на южном небосклоне», — пронеслось у него в голове, и Дрого не мог поверить в отчаянность и сумасшествие своих мыслей — теперь они стали звездами в Ночных Землях. Мужчина оглянулся на людей, которые окружали его — всех их он знал, все они были его погибшими друзьями или друзьями его кхалиси. Дрого посмотрел на жену — с их маленьким сыном на руках она была так же прекрасна и счастлива, как в то время, когда они проводили долгие ночи у костра, переплетая свои пальцы и судьбы. Теперь оно казалось невыносимо далеким… — Я думал, что ты пойдешь к северному волку. Я боялся думать… Она смотрит ему в глаза и замирает. Несколько секунд они молчат. Несколько секунд в их мире нет места словам. -Когда слишком много льда, пламя быстро гаснет, — Дейнерис протянула руку и невесомо прикоснулась к щеке своего мужа. — Куда еще я могла пойти, как не к тебе, мое солнце и звезды? Кхал не знал, почему исход был именно таким, этот вопрос скорее для мудрецов с тонкими пальцами. Единственное, в чем он был в уверен — в этом мире солнце восходит на западе.