nf — can you hold me (feat. britt nicole)
— Так мы сможем спуститься? — спрашивает Эко, недоуменно смотря на спины остальных. — Сможем! — радостно отвечает Рейвен, глядя на висящие вверху мониторы. — И не только это! — возбужденно отвечает Монти, явно что-то найдя на космическом корабле «Елигий-4», где они все оказались. Он нажал на какой-то маленький рычаг и на одном из мониторов заскакала частота, издавая пока что только шум. — Лазерная связь! — Я серьёзно МакКриери. Мне больше не нужны потери, — раздается внезапно голос женщины. Беллами весь напрягся, придвинулся чуть ближе, вслушиваясь в разговор. Сердце отчего-то стало быстро и больно биться. Нехорошее предчувствие. Но с тем и полное надежды. Монти стал что-то рассказывать про эту лазерную связь, Мерфи поинтересовался, могут ли они с ними связаться. Беллами сказал, что не стоит спешить, ведь они не знают, с кем имеют дело, но все это происходило словно в тумане. Он ждал следующих слов. — Движение на северо-западе. МакКриери, ты это видишь? — Я нашел кое-что получше. Тут следы. Сердце стало биться ещё быстрее. — Они охотятся на наших! — резко выпалила Рейвен, поворачиваясь к Беллами, и на долю секунды застыла, смотря на него. Его лицо выражало сосредоточие, плохо скрываемую боль и надежду. — Мы этого не знаем, — ответил Мерфи. — Мы знаем, — медленно начал Беллами, — что на Земле больше никого нет, — но сердце продолжало биться в затаенной надежде, подсказывая правильный ответ. Однако Беллами не спешил всецело верить ему. Потому что, если оно окажется не право, он не переживет. Не выдержит новой вспышки боли, которую так долго пыталась потушить Эко. Которая сейчас что-то сказала, но Беллами уловил только имя сестры. И сердце дало понять сразу же, что это не Октавия. Это… Имя, которое он так и не решился произнести даже в своих мыслях, повисло тяжелым камнем на сердце, пока Беллами ждал следующих слов. Рейвен начала что-то быстро набирать на клавиатуре, бегая глазами по мониторам, объяснив, что пытается отыскать информацию про тех, кого они сейчас подслушивают. — Всем отрядам, имейте ввиду: объект вооружен и опасен! Мы на её территории. Она знает местность. Держите ухо востро, — заговорила снова та женщина, которую они услышали первой. Девушка. Она говорит о какой-то девушке! Сердце Беллами радостно запрыгало, но мозг все ещё отказывался верить. Слишком больно было переживать её смерть… Рейвен на секунду отвлеклась от мониторов, бросив взгляд на Беллами, который все с тем же выражением лица продолжал вслушиваться в резкие переговоры неизвестных. Её сердце тоже подсказало верный ответ. — Я её вижу! Бежим! — Зайдем с юга и перехватим её! Беллами придвинулся ближе. Монти, нахмурив брови, оторвался от своих мониторов, и поднял взгляд к тому, где продолжала скакать частота, которую они все с замиранием сердца слушали. — Вот она! На холме! — Мы её догоняем! — МакКриери, мы слышали выстрелы. Ответь. Отвечай МакКриери, — произнесла та женщина. Сердце Мерфи тоже подсказало правильный ответ. Отвернувшись от монитора, он напрямую посмотрел на Беллами, жадно ловящего каждое слово. В его глазах застыли почти не различимые слезы. — Спокойно, полковник, — ответил, похоже, МакКриери. Сердца Эко и Монти поняли тоже самое. Они почти что вместе посмотрели на Беллами. Только Эко сразу же отвела взгляд, понимая, что… — Я же говорил, что мы её поймаем. Довольно боевая. И смазливая. Рейвен снова резко повернулась к Беллами. А его мозг наконец поверил сердцу. Это она. Это та, которую он считал мертвой, вот уже как шесть лет. Это… — Молодцы. Ведите ко мне. Нам нужно многое обсудить. — Нужно спуститься туда. Сейчас же! — резко выпалил Беллами, стоило полковнику тех людей договорить. Сердце Беллами издало отчаянный крик радости и надежды. Это Кларк!***
Шесть лет назад.
Когда воздух наконец стал нормально функционировать по тем уровням, которые им были нужны на первое время, и они более-менее обустроились, наконец сняв эти чертовы защитные костюмы, Беллами отправился к ближайшему большому окну, с которого отлично просматривалась сгорающая в волне радиации Земля. Перевязанной рукой Беллами взял стоящую на подоконнике бутылку с чем-то видимо горячительным, продолжая хмурым взглядом смотреть на планету, где он оставил её умирать. На глаза стали набегать слезы, и он резко заморгал, чтобы прогнать их. Вот только боль, поселившуюся в сердце, так просто не прогонишь. Сзади тихо подошла Рейвен, стала рядом с ним. Беллами на пару секунд оторвался от окна и посмотрел на неё, смотрящую на Землю, которую покрывала бушующая волна радиации. Затем отвернулся. — Она снова спасла нас… — не громко прошептала Рейвен. От этих слов слезы снова стали душить Беллами, делая планету размытой. Но он не станет плакать. По крайней мере, не в чьей-то компании. — Думаешь, справимся без неё?.. — в её голосе проскользнули слезы. — Если нет, — горько начал Беллами, — она умерла зря, — он незаметно нервно сглотнул, подавляя душившую боль. — А я этого не допущу. Ты со мной? Рейвен тоже подавляла свои слезы, свою боль — он увидел это по её выражению, когда повернулся. — Всегда, — прошептала она в ответ. Они должны выжить. Не смотря на все трудности, которые в будущем может подкинуть им эта чертова железная банка, зависшая в бездонном космосе, они должны выжить. Ради неё. И хоть Беллами и думал так в тот момент, пока они с Рейвен продолжали смотреть на сгорающую планету, ему понадобилось целых чертовых три года, чтобы снова начать жить. Потому что потеря Кларк сказалась на нем больше остальных. С самого первого дня приземления на Землю она была его со-лидером. Он был сердцем Сотни, она — разумом. В тяжелые моменты он сгоряча вершил необдуманные поступки, следуя скандированиям толпы, чтобы не потерять свое лидерство, чтобы иметь возможность защитить сестру. Ей же иногда удавалось остужать его, иногда нет, когда толпа была слишком напористой. Он был взрывным и иногда необдуманным пожаром, она — холодной и мудрой рекой. И хотя она была ещё совсем ребенком, младше его на несколько лет, именно к ней он спешил прислушиваться быстрее, когда перестал быть полной задницей. Кларк была умной не по годам, и её стойкость, решимость, лидерские нотки создавали особую ауру вокруг неё. Именно это и привлекло его в ней. Именно из-за этого и стало его к ней тянуть. Иногда принцесса — прозвище, данное ей Финном — тоже совершала проступки, принимала внезапные, опасные решения, подвергая себя опасности ради спасения других, и Беллами сам не успел понять, когда все его естество стало спешить её защитить. И в один момент он понял, что Кларк, его со-лидер, с которой вначале было приятно поспорить, подразниться, внезапно стала для него важна. Дорога. Даже слишком. Они через многое прошли вместе. Они доверяли друг другу. Были надежной опорой, поддержкой и невообразимо важны друг для друга. Все, в кого они хоть немного влюблялись, в итоге умирали, а между ними незримая связь, скрепившая их сердца, продолжала расти, становиться крепче и плотнее. Но они, если и понимали это, не спешили начинать столь серьёзный разговор. Да и, впрочем, было не до того, когда чуть ли не на каждом шагу поджидала новая опасность, новая угроза не только им, но иногда и всему человечеству. И они, как со-лидеры, спешили спасать всех. А после горы Уэзер, когда он не видел её целых три месяца, Беллами понял, что она не просто стала для него важна. Она стала его воздухом, его смыслом жизни. Лишь она одна сдерживала тот пожар внутри него, который мог все вокруг погубить. И когда Кларк осталась в Полисе, не вернувшись к нему, этот пожар и правда все погубил. Армию ТриКру, которую прислали защищать СкайКрю — так их называли земляне. Порядок в лагере. Альянс землян с ними, которого Кларк так долго добивалась. Он чуть не сжег собственную человечность. Но когда они на несколько секунд оказались наедине, когда пытались вернуть Рейвен, пожар наконец-то утих. И Беллами понял, что он влюбился в свой смысл жизни. Когда это произошло? Было ли это ещё с тех, кажется, далеких времен, когда они только приземлились? Или тогда, когда он не позволил ей взваливать только на себя вину за смерть людей с горы Уэзер? Или может… Было много моментов, когда он мог влюбиться в принцессу. Сейчас ему кажется, что он любил её всегда, просто не сразу это понял. Просто не сразу позволил ей полностью завладеть его сердцем, прочно там обосноваться. Потому что все то время, что он сдерживал свою любовь к Кларк, она любила других. Сначала Финн. Потом Лекса. Когда он услышал признание Кларк её маме, что она любила Лексу, когда они все находились в заложниках у Азгеды, его сердце пронзила боль. Хоть и не видел, но почувствовал, как Кейн обернулся к нему. Забавно. Все, даже Финн, даже наверное Лекса, кроме них самих, знали, что он в неё влюблен. Почему же он так долго не мог понять этого? И как, черт возьми, он решил улететь в этот чертов космос, оставив её там совсем одну?! Как он позволил ей умереть, сгореть в волне радиации?! КАК?! — Потому что этого хотела бы Кларк, — спустя долгих три года сказала ему Эко, выслушав все, что в нем накопилось. — Она тоже любила тебя. Все это знали, кроме вас самих, — Беллами горько, сквозь слезы, усмехнулся на эти слова. «Какими же мы были идиотами, да, Кларк?..» — И она бы ни за что не простила тебя, если бы ты остался и умер. Беллами повернулся к Эко, заглянул в её шоколадные глаза, придвинулся ближе и обнял. Насвистывая какую-то легкую мелодию, чтобы успокоить его, она обняла его в ответ, давая волю его слезам, боли, отчаянным крикам. Тогда её объятья казались чужими, неправильными. В отличие от хрупкой Кларк, Эко была сильной и в нем не просыпался тот инстинкт защиты, как если бы на её месте была принцесса. Но на протяжении ещё трех лет она стала для него новым миром. Но не воздухом. Не смыслом. Все это осталось сгорать на той чертовой планете. Однако только благодаря Эко, Беллами снова захотел жить. Хоть и не так полноценно, как прежде. С первых дней, проведенных на Ковчеге, Беллами становился все более закрытым, все более отстраненным. Его взгляд становился мрачнее и пустее. Лицо, когда он находился в кругу друзей, оставалось непроницаемой маской безразличия. Все пытались с ним говорить, поддерживать, болтать на другие темы, которые не могли относиться к Кларк, но при определенных для него — только для него — словах, в его взгляде мелькала боль. Тогда он просто резко вставал и, ни кем не останавливаемый, отправлялся в свою комнату. Поначалу каждый приходил к нему по одному, надеясь, что у кого-то все же получиться помочь ему справиться. Ведь все знали, что он влюблен в Кларк. Она всем им была по-особому дорога, и никто не мог смириться с тем, что её больше нет. Но он не мог больше, дольше всех. И почему-то не хотел делиться этим с кем-либо вообще. Спустя несколько месяцев они сдались. Кроме Эко. Она давно поняла, что её по-особому влечет к Беллами. И видя, как он молча страдает, борясь с собой в одиночку, поняла, что влюбилась в него. Когда только ему удалось завладеть её сердцем? Но именно её Беллами не хотел больше всего к себе подпускать. Иногда, когда она приходила, а он был слишком зол — ведь больше не было той, кто одним взглядом мог потушить его пожар — Беллами начинал на неё кричать, посылать проклятия, обвинять. Но Эко не сердилась. Лишь молча стояла или сидела с другой стороны двери и слушала. Ведь понимала, что сейчас не достойна его любви, его сердца, которое умерло, распалось на сотни кусочков в тот день, когда они оказались в космосе. У Беллами было много причин ненавидеть Эко, не подпускать её к нему. Эко была предательницей. Почти что убийцей дорогих ему людей. Сколько раз он доверялся ей, а она предавала? А как много раз чуть не убивала его сестру, Октавию? Которую он тоже оставил на Земле, хоть и знал, что с ней все в порядке… Но ещё бесчисленно количество раз она покушалась на Кларк. Готова была убить её, если бы её вечно не останавливали. Этого он никак ей не мог простить. Даже если понимал, что Кларк… Что Кларк все равно мертва… И без помощи Эко. Но она была слишком настойчивой. Приходила каждый день, иногда что-то рассказывала, пытаясь его отвлечь, иногда просто молчала, находясь по ту сторону двери, но он всегда знал, что она там. И в какой-то момент Беллами привык к её вечному, незримому присутствию. А потом осторожно, шаг за шагом, день за днем, стал впускать её в те осколки, что остались от его сердца. И спустя три года Беллами позволил ей помочь ему забыться. Он влюбился в неё, хоть и чувствовал, что это не та единственная любовь, которую он ощущал к Кларк. И все же, он постарался отдать все уцелевшие кусочки его сердца Эко. Хоть и понимал, что больше никогда не влюбится так сильно, как в Кларк. Что больше никогда не сможет так хорошо кого-либо понимать без слов, легко читать и предугадывать следующие решения, как Кларк. Больше нет той девушки, которая помогла ему стать самим собой, отбросить ту маску полного засранца-лидера, которым он пытался казаться в первые несколько дней после приземления. Больше нет той, с которой он выживал бок о бок, которая стала ему дороже всех за каких-то пару месяцев. А может, и за несколько дней. Больше нет Кларк, которая была его светом, его воздухом, его смыслом жизни. Но благодаря Эко он понял, что девушка, изменившая в нем все, хотела бы, чтобы он продолжал жить. Даже если её больше не будет рядом. И Беллами постарался выполнить последнее желание своей Принцессы.***
Но когда он увидел девочку, которая позже сказала, что её зовут Мэдди, хладнокровно убившую двоих заключенных, пытавшихся убить их, когда она назвала его имя, когда назвала её имя, сказав, что Кларк, все эти долгие шесть лет, ждала их, его сердце наконец излечилось полностью. Боль от потери любимого человека испарилась с нервным выдохом, когда он тихо, неверяще, чувствуя, как слезы снова начинают его душить, спросил: — Кларк жива?.. В тот момент он не мог думать ни о ком, кроме неё. Даже не мог подумать про чувства Эко, которое ведь все слышала, улавливала эти нотки, прорезавшиеся в его голосе, видела его выражение лица тогда на «Елигий-4», и наверняка чувствовала, какое оно сейчас. Но сердце Беллами сейчас могло думать лишь о Кларк. И когда он увидел её в свете фар, лежащую под чьими-то ногами, повзрослевшую, с обрезанными волосами, живую, Беллами был готов — хотел, черт возьми, всем сердцем хотел! — кинуться к ней, обнять, прижать к себе так близко, насколько возможно, чтобы больше никогда не потерять вновь. Но ему пришлось побороть это желание. Потому что любовь к Кларк осталась в прошлом. Потому что сейчас он был с Эко. И потому что Принцесса была окружена десятками головорезов, которые не пропустят его так просто. Но замечая её счастливую улыбку, когда он вышел и стал вести переговоры с, видимо, главной этих преступников, её полные радости, все такие же кристально-голубые, глаза, увидев, как она невыносимо сильно рада его видеть, его сердце снова стало наполняться к ней любовью. И чувства разделились. Он по-прежнему любил Эко, но та настоящая, единственная любовь, которая бывает лишь раз в жизни, которую он испытывал к Кларк, которую, как ему казалось, он потерял, сжег в волне радиации, стала возвращаться в его сердце недостающими кусочками, грозясь вытеснить все то, что он невообразимыми усилиями строил целых три года. — Двести восемьдесят три жизни за одну? Должно быть, она тебе очень дорога, — сказала Дийоза, биографию которой им показала Рейвен ещё на «Елигии». Беллами посмотрел на Кларк, которая почти что плакала, и попытался подавить эту любовь. Ведь просто не может предать Эко, потерять любовь к девушке, которая заставила его снова жить. Но все его естество, против воли разума и половины сердца, снова потянулось к Кларк, желая защитить, вытереть эти непрошеные слезы, даже если они от радости, уберечь её от боли. — Так и есть, — ответил Беллами, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Ведь Кларк жива, смотрит на него с улыбкой и полным счастья, любви взглядом. Он понял, что до неё наконец дошли её собственные чувства. Но он не мог предать свои. Не мог так запросто выкинуть из сердца Эко. «Прости меня, Кларк… И спасибо, что все-таки осталась жива.»