Проблемы с ориентацией

В гостиной, освещаемой лишь тусклым светом гирлянды, висящей у потолка, сидят двое. Сидят в полумраке, сопровождаемом уютной тишиной. Сидят на мягком бежевом диване, что успел пропахнуть сладкими духами Хосока, от которых Чимин нос воротил, но Мину они почему-то нравились. Конечно, нравились, ведь это он их подарил другу недавно по пьяни. Тогда у них был вечер странных подвигов. Юнги так безумно понравился сладкий, навязчивый запах каких-то цветов, что он не сдержался и… зачем-то купил их лучшему другу. Духи. Женские. Мин вспоминает шокированный взгляд Хосока, усмехается и наконец решается повернуть голову в сторону Чимина, что сейчас сидел, по-турецки скрестив ноги. В руках он держал книгу, глаза бегали по строчкам, а его брови были слегка нахмурены. Юнги заметил эту очаровательную привычку совсем недавно — Чимин передает эмоции, описанные в книге. Если персонаж истории в удивлении вскидывает брови, то Пак неосознанно делает точно так же, и это так чертовски мило, что наполняет Юнги нежностью к этому очаровательному существу и заставляет его глупо улыбаться. Чимин поправляет чёлку, чешет нос и перелистывает страницу. Вообще-то читать при таком освещении — плохо, но разве ж Чимин послушает его? Тем более, им обоим нравится выключать свет в гостиной и врубать гирлянды, которые висят здесь уже с Нового года, но Юнги слишком лень их снять. Сотни маленьких огоньков светятся приятным золотистым цветом и создают уютную, можно даже сказать, сказочную атмосферу. Юнги смотрит на своего парня ещё пару секунд, а потом откладывает телефон в сторону, выхватывает у того книгу, игнорируя возмущённый возглас, и закрывает, не забыв загнуть уголок страницы. — Итак, Чиминни, — начинает Юнги, разрушая тишину. — Я тебя возжелал. Кажется, эта фраза прозвучала очень странно по мнению Чимина, потому что в следующую секунду тот в возмущении восклицает: — Нет, засранец! — и тем самым окончательно убивает воцарившуюся тишину. — Ты не посмеешь сделать из нашего первого секса грёбанную комедию! — Го ролевуху? — Какую, нахрен, ролевуху, придурок?! — Мой Чиминни совершенно не настроен на романтический лад. Дай угадаю, твой первый секс был полным говном, душа моя? Этот Чонхуй был полным днищем, да? — Если Чонхуй — это исковерканное имя моего бывшего, который, кстати, Чонхи, то я не могу с тобой согласиться. — Ты его защищаешь. — Нет. Просто как-то обидно знать, что я встречался с каким-то хуем и невинность свою отдал какому-то хую. — Прости, солнце, но это действительно так, — не сдержав смешок, говорит Юнги. — А также я не могу утверждать что мой первый секс был полным говном, — Юнги на это лишь хмыкает. — А знаешь, почему? — Нет, и даже не хочу знать. Ты, сволочь, испортишь мне итак испорченное настроение, — говорит и дует губы обиженно. — Не испорчу, — обещает Чимин. — Просто знай, что я не считаю свой первый секс говном, потому что, милый, мне не с чем сравнивать. А теперь прошу, докажи мне, что ты прав и секс с Чонхи действительно говно по сравнению с тем, что можешь ты. Юнги усмехается. Чимин по истине мастер владеть своим языком, он так спокойно сводит на нет все обиды своего парня, да ещё и заставляя Мина влюбляться в него ещё сильнее. — Я докажу, Чиминни, — обещает Юнги, и Пак ухмыляется. Эта такая недобрая, пошлая ухмылка. Мин улыбается в ответ и ловит чужой взгляд, как он однажды выразился, буквально трахающий тебя. Да, Чимин умеет трахать взглядом. Юнги на своей шкуре испытал. Не один раз. — Я не сомневаюсь, — наконец отвечает Пак и первым тянется к Мину. Запускает свою руку в белоснежные, крашеные волосы хёна. Перебирает короткие пряди и смотрит прямо Юнги в глаза. А у того по коже мурашки от чужих прикосновений. И тепло. Он знает, что сейчас Чимин смотрит ему прямо в глаза. Он не видит этого, потому что не может оторвать взгляд от пухлых губ. Но он знает. Чимин, почему-то, всегда при разговоре смотрит людям именно в глаза. Юнги же, наоборот, на что угодно, но не в глаза. А почему, и сам не знает. Мин шумно сглатывает, когда рука с затылка переносится ему на щеку. Сначала Чимин проводит большим пальцем за ухом, потом касается мочки, потом — серебряной серьги своего парня. И всё также смотрит прямо Юнги в глаза. А Юнги любуется Чимином. Его яркими фиолетовыми волосами, его родинками на лбу, гладкой кожей, а потом скользит взглядом по бровям. Что странно — в Чимине всё идеально. От его улыбки и фигуры — до вредных привычек и, к удивлению Мина, бровей. Они у него такие милые. Господи, у его парня идеальные брови, идеальная задница, идеальный голос и… опять же, зачем перечислять, если в нём идеально всё? Он будто создан для Мин Юнги. Он будто сон, сладкое наваждение. Но Юнги знает, что Чимин реален. Потому что прямо сейчас чувствует как чужой палец проводит по его губам. Наконец Мину надоедает просто сидеть и он резко хватает чиминову руку, беря в рот безымянный и средний пальцы парня. У Чимина в этот момент сердце кульбит делает и тянуть начинает внизу живота. Он замирает, смотря на контраст белых пальцев, сжимающих его запястье, и собственной кожи, которая заметно темнее, чем аристократическая мраморная кожа его парня. Пак смотрит, как бледно-розовые губы Юнги обхватывают его пальцы, чувствует, как горячий язык проводит по ним, как чужие зубы легонько прикусывают кожу. Чувствует, как его пальцы обволакивает слюна. А потом невольно сжимает губы, когда Юнги его пальцы из своего рта вынимает, оставляя ниточку слюны, исчезающую в следующее мгновенье. — Блять… — лишь может сказать Чимин. И Юнги наконец-таки смотрит ему в глаза. Только Чимин уже не смотрит. Он может налюбоваться невероятно красивыми глазами его парня чуть позже. Сейчас ему срочно нужно ощутить мягкость этих губ напротив. Поэтому он обхватывает бледное лицо ладонями и тянется к слегка поалевшим губам Мина. Юнги закрывает глаза и наслаждается ощущением таких родных губ на своих собственных. Поцелуй из нежного прикосновения быстро перерастает в полный страсти, мокрый и напористый. Теплые руки Чимина хватают Мина за плечи, проводят по шее, затылку, зарываются в волосы. Холодные же руки Юнги проводят вдоль чиминовой спины, касаясь еле ощутимо, оставляя после себя миллионы мурашек. А потом Юнги зарывается своими руками под чужую рубашку, касается уже, непосредственно, самой кожи, горячей и мягкой, проводит по выпирающим рёбрам, по мягким бокам, а Чимин вздрагивает от холода, но ничего не меняет. Мин решает не измываться над своим парнем и убирает свои руки из-под рубашки. А потом отстраняется от него, чтобы повалить на спину, забравшись сверху и снова прильнуть к столь любимым губам. Чимин обхватывает талию парня ногами и стонет прямо в губы, когда чувствует на своем паху ладонь, которая сжимает чужое возбуждение сквозь плотную ткань джинсов. Воу… Настолько далеко их ласки никогда не заходили, и это для Чимина что-то новое и смущающее. Но в то же время этого так мало, поэтому он резко толкается в чужую руку и снова стонет с наслаждением, когда рука снова сжимает там с силой, а потом послушно запрокидывает голову назад, когда Юнги отстраняется от его губ и касается жарким дыханием шеи, проводит языком, создавая мокрый след. Кусает несильно, оттягивая кожу, после чего оставляет бордовое пятно ближе к ключице, что смотрится на коже словно капля акварели, упавшая на лист бумаги. Он оставляет ещё парочку засосов перед тем как убрать руку с чужого паха и сплести пальцы с чиминовыми, который положил руки по бокам от себя. Юнги улыбается довольно, когда слышит разочарованное мычание своего Чимина, но чувствует как чужие руки всё равно сжимают его в ответ. Мин оставляет на полностью вылизанной шее последний поцелуй и опаляет жарким дыханием чиминово ухо, одновременно с этим толкаясь в чужое возбуждение и срывая очередной стон. Джинсы давят, от них хочется избавиться. И Юнги снова отстраняется от Пака, окидывая его изучающим взглядом. Фиолетовые волосы растрёпаны, шея влажная и в засосах; с пухлых покрасневших губ слетают частые вдохи и выдохи, грудь вздымается вверх и опускается — Чимин тяжело дышит. Юнги заглядывает в чужие глаза, отражающие в себе огоньки гирлянды, и неожиданно для себя улавливает в них обожание. Младший смотрит на него с такой нежностью, любовью и желанием, что Юнги прямо распирает от ответных чувств. Они такие сильные и их так много, что он просто теряется, не зная, что с ними делать, куда деть, потому что он ими уже наполнен до краев, а их всё больше с каждым взглядом, каждой улыбкой, посланной ему Чимином. Юнги быстро целует Пака в уголок губ, снова отстраняется, с неохотой расплетая пальцы их рук. После чего он опускает чужие ноги, окольцевавшие его и спину и усаживается прямиком на пах Чимина, расставив свои ноги по бокам от него. Бледные пальцы начинают спешно расстегивать пуговицы рубашки и Чимин закрывает глаза на некоторое время, полностью отдаваясь поглощающим его ощущениям. Сейчас даже сладкий запах духов Хосока, которым был пропитан диван, не раздражал Чимина как то обычно бывает, а сводил его с ума, вскруживая голову, как и всё происходящее сейчас. И Чимин не выдерживает, перехватывает чужие руки и сам начинает расстегивать свою рубашку, побуждая Юнги заняться чем-нибудь другим — например, снова впиться в шею своего парня такими сладкими и горячими поцелуями. Но вместо этого Мин выпрямляется, чтобы стянуть с себя чёрное худи, а следом и белую футболку и кинуть это всё куда-то на пол. Что ж… Чимину и так сойдет, наверное, это даже к лучшему, ведь теперь он может любоваться бледным телом с выпирающими рёбрами и упругим животом, которое, казалось, сделано из мрамора. Тем временем с пуговицами было покончено, но никто не спешил избавлять Чимина от рубашки. Юнги ловко расстёгивает ремень джинс, после чего просовывает руку через расстегнутую ширинку и касается твердого члена сквозь серые боксеры. Чимин уже который раз не сдерживается и тянет Юнги за затылок к себе, чтобы на этот раз уже самому припасть губами к белоснежной шее и оставить там тёмно-лиловый след и лишь потом втянуть своего парня в очередной мокрый поцелуй. Чем сильнее чужая рука сжималась на его паху, тем сильнее он кусал и так истерзанные от вредной привычки губы любимого. Саднящая боль на губах не то, что не нравилась Юнги, она, наоборот, лишь усиливала возбуждение парня. В какой-то момент тот не выдерживает и убирает руку с чужого члена, разрывая поцелуй и приподнимает Чимина, чтобы снять с него наконец эту рубашку, а потом выкинуть её нахрен к другим вещам на полу. Лишь спина Пака снова касается прохладной кожи дивана, он ощущает на своих ключицах горячий язык Юнги и чувствует, как бледные пальцы сильно сжимают его бедра. Чимин кладёт свои руки на чужую задницу, обтянутую плотной тканью черных джинс и сжимает, давит, начинает двигаться, трясь о чужой пах своим, тем самым срывая с губ любимого хриплый стон, от которого у младшего сердце бьётся быстрее, хотя, куда уж ещё. Юнги тем временем проводит языком вокруг чужого соска, а потом припадает губами и легонько кусает, пока одной рукой ласкает второй сосок своего парня. Получив от Чимина приглушённый стон, Мин наконец оставляет в покое чужие соски и неожиданно хватает Пака за руку. Подносит к своему лицу, лижет от локтя до самой кисти, кусает за ребро ладони, проводит языком между средним и безымянным пальцем, после чего ставит засос на запястье. И всё это, смотря Чимину прямо в глаза. Напоследок он оставляет лёгкий поцелуй на тыльной стороне ладони и резко толкается в чужой пах. И снова, и снова, заставляя Чимина нахмурить брови и зажмуриться от наслаждения, запрокидывая голову назад. — Блять… — говорит он на выдохе после очередного громкого стона. — Юнги, боже, трахни меня уже! А Мин и сам уже еле сдерживается. Но это их первый раз, он не хочет спешить, хочет растянуть удовольствие, заставив Чимина запомнить это и вспоминать с блаженной улыбкой. Потому проводит рукой по фиолетовым волосам, что в желтоватом свете гирлянд приобретают персиковый цвет. Оставляет целомудренный поцелуй на виске, потом целует в уголок брови, в скулу, чуть ниже, в щеку. Осыпает быстрыми нежными поцелуями всё лицо Чимина, заставляя того морщиться и тихонько хихикать. Кусает легонько чужую мочку уха, а потом неожиданно встаёт и уходит, оставляя Чимина на диване одного. Пак знает, за чем ушёл любимый, поэтому остаётся совершенно спокоен, но не может сдержать себя и всё-таки тянется рукой к собственному члену, что уже стоит до боли. Юнги возвращается, одаривая Чимина укоризненно взглядом. Недовольно хмурит брови и обиженно дует губы. И уже в следующую секунду хватает того за руки и расставляет их по бокам от лица, после чего начинает стягивать с себя джинсы вместе с боксерами, а потом то же проделывает и с Чимином. И, стоило последней одежде, что была на Паке, оказаться на полу, Юнги тут же припадает губами к внутренней стороне бедра своего парня. Целует, проводит языком, и, о боже, чиминовы бёдра так прекрасны, что заслуживают целой поэмы, но Юнги не поэт и всё, что он может, это кусать мягкую кожу, с силой сжимая на бёдрах пальцы. Хотя, судя по сладким стонам Чимина, тому и не нужно всяких поэм, а нужно именно то, что делает сейчас с ним Юнги. Мин заканчивает с ласками чужих бёдер и тянется наконец за лубрикантом, что оставил на тумбочке. Выдавливает себе на пальцы, хорошенько смазывает их, отложив смазку в сторону и, резко накрыв губы Чимина своими, вводит один палец в своего парня, сразу же находя ту самую точку. И тогда Чимин с очередным громким «блять» хватает Юнги за плечи, закрывает глаза и стонет, когда внутри начинают двигаться. Мин снова начинает ласкать чужую шею языком, пытаясь отвлечь Чимина от неприятных ощущений, но хрен там, ощущения охуенные, а с языком на шее становится ещё лучше, и Чимин не выдерживает и восклицает: — Блять, боже!.. Ещё! Юнги не совсем понимает какого именно «ещё» хочет его Чимин, поэтому с сомнениями, отпечатавшимися на лице, вводит второй палец и понимает, что именно об этом и просил Пак, когда тот, не сдерживаясь, громко стонет в благодарность. — Тебе не больно? — хмурит брови Мин, явно переживая. — Мне охуенно, — отвечают ему, и Юнги не может сдержать умилительной улыбки. Да уж, умилительная улыбка не совсем подходит под ситуацию, но именно умиление Юнги чувствует, видя такого Чимина. Он не может оторвать взгляд от нахмуренных бровей, от блестящих капелек пота, дрожащих ресниц и пухлых губ, нижнюю из которых парень закусил, чтобы, видимо, скрыть боль, а Юнги уверен, ему, хоть чуть-чуть, но всё же больно. Хотя, кажется, ему намного больше приятно. Юнги смотрит на Чимина пока растягивает его пальцами, смотрит и не может налюбоваться — Пак Чимин даже в такой момент прекрасен как бог. Мин снова склоняется к Чимину, обхватывает его затылок левой рукой, притягивая к себе и оставляет поцелуй на лбу, тут же вводя третий палец когда понимает, что уже достаточно растянул своего парня. Но, кажется, недостаточно, судя по тому, что Чимин неожиданно выкрикивает «сука!», после чего вдруг хватает одной рукой Юнги за затылок, другой за плечо, а сам больно кусает в шею, либо пытаясь тем самым отвлечься от неприятных ощущений, либо… мстя? Но даже если бы это и было местью, то неудачной, потому что вместо болезненного вскрика с покрасневших губ Юнги срывается стон. А тем временем не выдерживает его маленькое божество и само тянется рукой к собственному члену, обхватывает с облегченным вздохом и начинает водить по нему рукой, откидывая голову назад со сладким стоном, который Юнги, уже и так сходящего с ума от нетерпения, добивает. Ему уже хочется войти в Чимина и просто вытрахать из него всю душу, потому что каким бы прекрасным и милым этот парень порой не казался — на самом деле он дьявол. Юнги вздыхает с огромным облегчением, когда понимает, что так хорошо растянул Чимина, что даже как-то чересчур. Больно он ему вряд ли сделает. Если, конечно, не специально. Потому что эта сраная булка не дождалась его и сама решила сделать себе приятно. Поэтому Юнги хватает руку, которой Чимин себе надрачивал и ощутимо кусает за запястье, стараясь сделать реально больно. Но Чимин — дьявольский ребёнок, так как он от этого лишь стонет с наслаждением. Юнги с удовлетворением отмечает след от собственного укуса, после чего отвлекается на минуту от Чимина, чтобы надеть презерватив, а потом безо всяких отвлекающих поцелуев резко войти, вырвав из Пака громкий стон, что слился в один вместе со стоном самого Юнги. Он подхватывает Чимина под ноги, укладывая в чуть более удобной позе и начинает медленно двигаться. Теперь уже стоны Юнги разносились по гостиной, заставляя Чимина ещё сильнее возбуждаться. Пак смотрит на хёна, вид которого прямо кричал о том, как ему хорошо: приоткрытые от наслаждение губы, с которых то и дело срывались хриплые стоны, отдающие мурашками по телу Чимина; нахмуренные брови и полуприкрытые глаза, в которых сейчас лишь животное желание. Чимин ухмыляется, а потом сам резко толкается вперёд, полностью насаживаясь на член Юнги, заставляя того опять простонать наслаждённо и побуждая ускорить темп. Юнги начинает двигаться быстрее и стонут уже оба, когда он то и дело проезжается по простате. А через какое-то время движение становится ещё быстрее и комнату заполняет звуки шлепков, поочередные стоны и частые возгласы Чимина, которому всё мало. — Господи, Юнги! Блять!.. Ещё! Боже!.. Прошу, ещё, Юнги-я, сильнее! Но в какой-то момент Юнги замедляется, сбавляет темп, пытается получить ещё больше наслаждения и перевести дыхание. С чем абсолютно не согласен Чимин, который резко подскакивает, хватая Юнги за плечи и укладывая того на спину. Член Мина совсем ненадолго покидает чужое тело — Чимин, умостившись на бёдрах своего парня, сам насаживается обратно и уже может самостоятельно задать тот темп, который ему нравится. Он буквально скачет на Юнги, под аккомпанементы из шлепков своей задницы о чужие яйца и собственных стонов, вырывающихся чуть ли не синхронно со стонами Юнги. Первым не выдерживает Мин: простонав громко и силой сжав пальцы на чужих ягодицах, он, чуть не умирая от наслаждения, кончает. А Чимин продолжает с громкими шлепками насаживаться на чужой член, после чего и сам кончает, с пониманием того, что это был лучший оргазм в его жизни. А потом он ложится рядом с Юнги на узкий диван и, обнимая чужое оголенное тело, говорит: — Я победил. Юнги поворачивает на него непонимающий взгляд, пытаясь перевести дыхание и удивляется ещё сильнее, натыкаясь на торжествующую хитрую ухмылку. Вроде не так должны выглядеть люди, у которых только что был первый секс с их возлюбленным. — Ты со мной переспал, Юнни. Представляешь? — Фу, бля, — выдаёт Юнги неожиданное и улыбается, завидев веселую счастливую улыбку напротив. — Я люблю тебя. — Да, я тебя тоже. — Я так сильно люблю тебя, что, кажется, не смогу жить без твоей улыбки, бледных пальцев и хриплого голоса… Без тебя не будет и меня. — Чтоб ты знал — если когда-нибудь бросишь меня, я покончу с собой, милый. Потому что я думаю точно так же, как и ты. Без тебя мне незачем жить. — Хочешь сказать, я твой смысл жизни? — спрашивает Чимин. — Да, хочу. Чиминни, ты мой смысл жить и причина моего счастья. Я люблю тебя. И Чимин неожиданно прячет лицо, утыкаясь носом в кожаный диван. Юнги не сразу понимает, что происходит, а потом теряется на секунду, завидев подрагивающие плечи парня, проводит рукой по оголённой спине, слушая тихие всхлипы. — Надеюсь, ты плачешь от счастья… — Нет, от горя. Мне достался такой придурок, как тут не рыдать?! — язвит Чимин, и Юнги на это лишь улыбается, ведь понимает, что тот просто пытается скрыть своё смущение. — Ты тоже мое счастье, Юнги. — Что ж, а теперь я намерен принять с тобой ванну, которую заготовил заранее. Вода в ней должна быть тёплой, прямо как ты любишь, — ещё одна милая черта в Чимине — он любит ванны с чуть теплой водой. Юнги призывает Чимина подняться с дивана и доковылять до ванной, пока сам он собирает раскиданные по полу вещи под ругань Пака о том, что ему в жопу будто засунули метровую отвёртку, а не столь желанный член любимого. Юнги на это усмехается, а потом тоже идёт в ванную. Чимина он застаёт уже сидящим в воде, чуть ли не мурчащим от наслаждения. Мин тоже залезает в воду, усаживаясь между ног Пака, и кладёт свою голову тому на грудь, одновременно хватая чужие руки и опутывая себя в чужих объятьях. Чимин на это лишь усмехается. Он единственный из всех людей на свете знает, что Мин на самом деле до безумия тактильный и просто обожает такие вещи, как обнимашки, валяния в кровати, переплетаясь всеми конечностями, и примитивное держание за руки. Но проявления таких нежностей на людях он почему-то очень стыдится, поэтому такие порывы происходят только когда они наедине. — Приятных снов, Юнни, — тихо говорит Чимин с улыбкой, улавливая тихое посапывание. Что ж, он даже не удивлён.