Зачем рыцарям доспехи?

Тони перестал восхищаться жизнью давно. Она кажется ему тухлой, присохшей, как жвачка к ботинку. Любовь - еще хуже. Приторная, вызывающая стук вязкой крови в ушах. Эстетика удовольствия, говорите? Пошла она нахрен. Один раз - весело. В сотый раз - похоже на то, как тонут люди. А вокруг - никого. Вокруг правда никого. Вокруг все - и никто одновременно. Пэппер, старая добрая, пахнущая лавандой. Пэппер: все будет хорошо. Пэппер: семья, дети, безбедная старость. Кажется, это ещё приторней, чем девушки на одну ночь. Хэппи: что прикажете, что сделать и чем услужить? Парень, а глаза - то у тебя стеклянные. И Мстители. Каждый из них - как грех по библии, как порок, а когда смеются вместе, то Тони уже ничего не слышит. И собственных мыслей тоже. Все же хотят, чтобы он пропал, чтобы вывески "Старк - Индастриз" валялись где-то на шоссе. Поэтому он выбирает молчать. Нормальное такое решение. А потом приходит он. Питер Паркер с глазами как у олененка, ладонями тёплыми и дрожащими. Голос похож на холодный стакан, суженный к концу, тронь пальцем - будет петь. Так жизнерадостно, мягко, глубинно, не понятно только почему мальчишка почти прописался в пентхаусе Старка, почему так не любит свой дом и почему его толстовки такие большие. Старк звонит ему. Просто, чтобы: "эй, парень, как делишки? Домашки много? Бедняга." Но в ответ ему не извечное: "Мистер Старк!" А громкий, крик фурии, крик обезумевшего человека, крик того, кого нельзя подпускать к детям хоть на шаг. Мэй Паркер. - Дрянь ты эдакая! Бесполезен в нашей семье! Полезнее кто - угодно, но не ты. Громкие удары наотмашь - и ни звука, только помехи телефона. - Никому не нужен будешь такой. Блудный, больной, шелудивый, как пес. Телефон, будто не в состоянии принимать такой жестокости и децибел ее голоса, отключается. Когда на следующий день Старк видит Питера - на нем перчатки, пальто и толстовка с водолазкой. - Засосы прячешь, малыш? - спрашивает невесело, надеясь, всем сердцем надеясь, что засосы. - Да что вы, - улыбается и Тони видит, как мальчишка крошится подобно стеклу, пытаешься поднять, чтобы не резать ног, но оно крошится до пыли, въедаясь в ладони. Питер Паркер стирается. Она стирает его. - никому и в голову не придёт меня коснуться. Откидывается на сидение и молчит, сводя брови. *** Старк видит его тело однажды, когда путей отступления не осталось. Дверь комнаты слегка приоткрыта, а любопытство бьёт как кровь из открытой раны. Питер будто бы жалеет себя сам с невиданной лаской снимая с себя толстовку, подушечками пальцев оглаживая синяки. Так как должны касаться другие: родители или девушка. Но он - пронизан болью сам. С ненавистью глядит в зеркало. Избитый сильный торс и хоть бы это были злодеи, Тони же знает, что костюм слишком хорош для таких увечий, а тетя слишком разьяренна и глупа, чтобы понять, какой принц за этой бронёй скрыт. И Тони злится, видя тонкие, трусливые удары, которые от этого кажутся ещё намеренней. Ему так хочется перенять всю боль. Пусть бы россыпью на его теле, только не на мальчишке. А он разбитый и Тони снова видит стекло, которое торчит из юной души. Юной, должно быть когда-то целой, души. Торопливо переодевается и громко кричит: "Я скоро, Мистер Старк!" - Не торопись. - Сипит из дверного проёма. Глаза Питера - большие. Напуган, зажимает синяк ладонями. С ума сойдешь, на плечах - будто порезы. - Садистов любишь? - Котов люблю. Смешок застревает где - то в горле. Может быть, это безумие, но Старку хочется стереть пальцами его шрамы. - Питер, на это же без слез не взглянешь. - Так плачьте, я привык. - натягивает толстовку. - Почему ты не обороняешься? - Бить женщин - некрасиво. В отражении - сильная спина, исполосованная будто ногтями. - Чем, Питер? - спрашивает Тони, боясь залезть слишком глубоко в рану. Но отлично понимая, что мальчик на всю жизнь изменен, будто бы генетический код заменили. - Всем. *** И Тони не может перестать думать о синяках, что скрыты под костюмом, не может перестать думать об этом даже тогда, когда видит его смеющегося. Таким подрагивающим голоском подростка, немного неловким, но звонким, до морщинок возле ореховых глаз. Где-то на дне души возникает вопрос, как же звучит этот голос, когда не смеется, а дрожит от слез. Но так думать нельзя. Нельзя спрашивать "как". Не то жизнь покажет, каково это. Так говорит Наташа. Наташе можно верить у нее сердце стеклянное. Если у Питера там - еще немного стекла, то все сердце шпионки из него сделано. Парень скачет по машинам, шутит невпопад, сам же хохочет и больше Тони не хочется его обрывать. Пусть смеется, подтрунивает, веселится в свое удовольствие, куражится, дурачиться всласть. Он это заслужил. Старк будет молчать о том, что заботливо укрывает его одеялом, часто сползающим, потому что Питер не может даже спать спокойно и будто кролик из мультика про олененка Бэмби барабанит ногами. Старк будет молчать о том, что проезжая мимо дома Мэй Паркер и даже не видя ее в окнах, думает, что запустит туда всю взрывчатку из прошлой жизни, но никогда не разрешит вернуться ему домой. Старк будет знать, что за всей открытостью Питера - вся его нелюдимость. Но наконец начнет ценить то, как доверительно жмется к его боку мальчишка, когда спать одному уже совсем страшно. И больше никаких: "Это не обнимашки!" Захочешь, будут и они. Это жалость, но жалость с гордостью. Ни разу не ударить темную фурию, но выдержать столько ударов от неё - и правильно до скрежета зубов и неправильно совершенно. *** Но ты не вернешься домой, мальчик. Будешь вдали от дома, когда лежишь ко мне исполосованной спиной, открытой, не боясь, что я воткну нож. Даже не дернешься, когда я проведу пальцами по линиям, а я выдохну: "Зажили." Будешь смеяться над тем, как я издеваюсь над Роджерсом, подставлять голову подобно котенку под Наташины сильные, усталые и пахнущие ванилью руки, будешь и сам перепираться с Локи и разговаривать о легендах с Тором, а Клинт научит тебя стрелять. Все они - будут семьей. А я буду претендовать только на ловца снов, отгоняющего твои ужасы. Буду насылать добрые сновидения, где ты скачешь по чужим машинам и укладываешь воров под аплодисменты. Не нужно и "спасибо вам, Мистер Старк!" Просто продолжай смотреть вот так. Но оказалось, одной ночью ты не спал. И заменил свое "спасибо" теплотой губ. И кажется, стекла в твоей душе стало меньше. Как и в моей.