Aratta

Она не любит сладкий кофе и ранние подъёмы. Она не терпит опозданий и упрёков. Она привыкла быть и не быть частью одной большой системы, в которой мы все так или иначе оказываемся связанными в один беспощадный тугой узел. Ей ближе бессонные ночи, крепкие сигареты на кухне в предрассветной тишине, и долгие часы ожидания. Ожидания чего-то большего, чем прожитый и грядущий дни. Ожидание заветного момента, когда в прихожей раздастся звук открываемой двери. Он пройдёт почти неслышно, и ей это нравится. Словно страж ночи, мелькнёт по тёмным улицам по пути к нужному месту. Она никогда не знает, во сколько именно он придёт, знает лишь, что это произойдёт. Обязательно. Непременно. Каково это — жить с человеком, которого одновременно хочет и не понимает половина земного шара? Она улыбается, непроизвольно потирая запястье с набитой чёрной буквой «М» — его метка, как знак принадлежности только одному. Ему. Он жуткий собственник, но это не отталкивает. Ей нравится находиться в подчинении. Ей нравится, когда он дышит в спину — так медленно, навязчиво, в упор… Как будто желает что-то сказать, но он всегда молчит. Потому что тишина сильнее слов. Потому что эти шипы на нём не дают, не позволяют быть к ней ещё ближе. Игра, которая стоит свеч, будет тянуться целую ночь. Одна сторона — сладкий мальчик, любящий кексы, детишек и своего брата, улыбчивый, взрослый Питер Пен, другая — надрыв откуда-то изнутри, до обжигающей нехватки кислорода в лёгких, когда он рычанием доносит до толпы простые истины. Ему нелегко и нетрудно, и это нравится им обоим. Как день и ночь, никогда не встречающиеся, но всегда дополняющие друг друга, обе половины уживаются в одной личности. Но кто знает, что происходит в нём, когда закончилась ночь, но ещё не начался день? Какие тайны несёт в себе его рассвет? Какие загадки скрывает закат? В его глаза смотреть не нужно — заманит, затянет, утащит под воду, туда, где спрятана бездна — чувств, слов, эмоций. Он не умеет выражать то, что ощущает, но им это никогда не мешало. Так и должно быть. Так будет всегда. Он опять положит свои руки на её плечи, она снова поцелует его пальцы, а дальше… У неё случится истерика, если он не сделает того, что делает всегда. Если не прильнёт губами, если не набросится, если не причинит боль. Другую. Персональную, только для неё. Только когда он рядом, у неё появляется вдохновение. Он жесток в своей страсти, будто хочет уничтожить властью своей любви. Она любит, когда он в ремнях. Это причиняет дополнительную боль. Как будто, если он снимет свою броню, ей станет значительно хуже. Он принял эту игру сразу. Она никогда не узнает, нравится ли ему это. Может ли мазохист оказаться садистом? Стон. Рык. Боль. Кровь? Нет… Не так… Опять, опять… Она задохнётся, если он не сделает ей больно. Ей не хватает, боже, ей так мало… Он ухмыляется, сжимая запястья сильнее, вдыхает сильнее, широко раскрывает глаза… и она снова и снова стонет и стонет, целуя эти губы, изогнутые в полуулыбке-полуоскале, прижимает к себе ногами, закинутыми на мужскую поясницу, шепчет, что ненавидит, но оба знают, что никогда не отпустят друг друга. Просто потому что это невозможно. Их могут ненавидеть за эту нездоровую, дичайшую любовь друг к другу, их могут презирать за его эгоизм и её податливость. Это их дело. Пусть осуждают. Она больна им, но в нём же её исцеление. С ним легче. Даже когда он далеко. Даже когда близко, и терзает её нежное тело под собой. С ним легче. Даже когда он кричит вместо обычных разговоров. Даже когда смотрит не в её сторону. Даже когда не улыбается. Под черной наколкой — шрамы прошлой, без него, жизни. Он закрыл её собой от этого мира. Так ли хорошо эта убийственное существование, в которое её упорно зазывают вернуться обратно? Что хорошего в этой жизни она видела до него? Он будет истязать её всю оставшуюся ночь, но эта боль приятна. Она желанна. Она заслуженна. Никто не имеет права говорить ей, кого любить и кому отдаваться. Его шипы не больнее их слов. Его действия лучше их взглядов. Распятая в толпе, в нём она нашла своё спасение. Обесцененная в этом обществе, для него она драгоценна. Они будут вместе. И плевать на мнения. Даже если он всего лишь заперт в её воспалённом от бессонницы мозгу.