Und die Welt zählt laut bis zehn
Eins. Hier kommt die Sonne Держась за кровоточащее место ранения, он лежит на прохладной земле, тяжело дыша. Большими хлопьями капает дождь, оставляя свои мокрые следы на тратуаре, крышах домов и кронах деревьев. Еще шесть часов вечера, но уже темно. Светятся окна зданий. Там, за окнами, своя жизнь, свой маленький мирок. Многим нравится, проходя мимо домов, наблюдать за окнами: разные шторы, затейливые, с кружевами, современные жалюзи. Светится окно — значит, кипит жизнь, значит, там тепло. Zwеi. Hier kommt die Sonne Вдали виднеются корабли, плывущие куда-то в океаническую бесконечность. Их белоснежные, как самый ранний снег, паруса, словно исполняя грациозный танец, развиваются под натиском столь сильного ветра, проходящего по всему побережью. Корпус отделан золотым покрытием, а на носу корабля красуется, блестя, будто драгоценный камень, орел. «Моудеры [1], » — пронеслось в голове у лежащего. «Неужто Диктор так быстро и глупо попался?» — закончил он свою мысль. Нет, это лишь галлюцинация, бьющая по расколотому на тысячи мельчайших частей сознания парня. Drei. Sie ist der hellste Stern von allen Он остался среди камней, погрузившись в свои рассуждения. Боль, которая часто сменялась на панические атаки, тем самым дразня юношу, становилась невыносимой для всего его естества. Казалось, она распространяясь по всему телу, уничтожала каждую клеточку его организма, грубо, без жалости нанося порезы раскалённым, как думал он, кинжалом с хорошо заточенным остриём. Vier. Und wird nie vom Himmel fallen Он повернул голову, испугав своим действием многих мелких насекомых, которые, поведясь на соблазн простого интереса, а, возможно, даже голода, приближались к его телу. Он вновь обратил свой взор к небу, на котором красовалось солнце, направляющее на парня палящие лучи, и, собрав все свои последние силы воскликнул: — Ох, Милосердный Стендарр [2], Величественная Госпожа Кинарет [3], молю, прервите мои муки! Клянусь, я выполню все нужные для этого условия! — по его щекам потекли слезы, отражавшие искренность произнесенных слов. — Даруйте мне свободу, возможность встретиться с братьями… Fünf. Hier kommt die Sonne — Твое желание будет исполнено, клон, — голос появившегося в нескольких метрах от юноши мужчины отдавался эхом по всей территории. — Но лишь с одним условием… — незнакомец прищурился, пронзая так называемого «клона» своим ядовито-зеленым взглядом. Последний, в свою очередь, чуть превстав на локтях, ошарашенно смотрел на говорящего. Лицо его было изуродовано ожогами, каштановые волосы прядями свисали с его затылка, а в пылающих ярким пламенем глазах была различима сосредоточенность и гнев. Глаза… С ними что-то было не так! Они, отражая свет солнца, словно манили словами: «Вспомни, кем ты был. Кем был я!» Sechs. Hier kommt die Sonne Вечер. Крупные хлопья снега, медленно опускаясь на избавленую от листьев однотипной осени, распадаются на мелкие частички первых холодов. Их захватывающий, предсмертный пляс заставляет любоваться своим превосходством и красотой. Возможно, в каждой крупинке снежинки найдется крупица чего-то живого. Чего-то, что способно привести этот мир к более лучшему будущему. И именно сейчас, на закате уходящего дня начала столь суровых морозов, маленький домик на окраине поселка озарил чуть слышный детский плач. — Ха-ха! Вот же парня Фортуна поддерживает! — воскликнул мужчина, держа своего новорожденного сына в руках. — Дай мне его, Сэм, — хриплым голосом попросила супруга так называемого Сэмюэля, и тот, в свою очередь, отдал младенца матери. — Как назовем его, милый? — Том, — Сэм на секунду замолчал. — Томас Плацман! — И станет он великим учёным этого столетия, как ты мечтал? А, писатель? — один из вошедших в помещение подал голос, задиристо ухмыляясь. — Тилль… — Плацман улыбнулся. — Вечно ты суешь свой нос куда не надо, Смит! — Но в отличии от тебя, я не разбрасываю попросту надежды. Sieben. Sie ist der hellste Stern von allen — Сэм, ты не можешь просто так отправится в поход! — чуть ли не плача, Элизабет бросилась в догонку за мужем. — Ты только взгляни на Тилля — он весь в ожогах и шрамах после прошлой поездки! — Я не могу бросить свое дело. Ты это прекрасно знаешь, — обняв свою супругу, Сэмюэль взглянул на Тома. — Сын мой, — подходя к ребенку, он стал доставать что-то из кармана теплой жилетки. — Возьми это и храни ценой собственной жизни, — тихо шептал отец, отдавая амулет мальчику. — Это вещица играет важную роль для нашего семейства. Мать с сыном провожали главу семьи грустными взглядами, иногда посматривая друг на друга. Возможно, это продолжалось бы долгое время, если бы Томас, все ещё сжимая в руках безделушку, не разбавил оглушившую уши, словно молот, тишину, задав единственному, кажется, оставшемуся родному человеку вопрос: «А папа вернётся домой?» В ответ Элис лишь горько улыбнулась, а после, неуверенно проговорив некую фразу, похожую на «Идём за мной», повела маленького Томми к их соседям по улице Торрей пайнс Драйв, к Смитам. Acht, neun. Hier kommt die Sonne — Тилль! — жуткий грохот распространился по всей местности заброшенного здания, ударяясь об наполовину разрушенные стены и возвращаясь к месту образования — стрелявшему. Потеряв равновесие своего тела, Сэм упал в нескольких метрах от своего напарника. — Сэм, Сэм, Сэм… — проигнорировав просьбы Плацмана о пощаде, Смит, желая растянуть этот момент, медленно двинулся на лежащего. — Неужто ты думал, что вражда между нами прекратится так быстро, хах? Запомни, Сэмюэль! Запомни одну неисправимую истину: ваши предки забрали то, что по праву принадлежит нам, Смитам! Это реликвия, амулет… — вооруженный недолго промолчал. — За который придется заплатить твоей родне… Жизнью. — Что? Нет! Не смей, Тилль! — Ты проиграл! — резко бросив, Тилль прицелился в бывшего приятеля и, не раздумывая, спустил курок.Ты даже не знаешь, что я приберег для твоего сынка, Друг…
Aus — Первый! Шрам? Так тебя зовут? Что же, Шрам, судьба — злая тетка. Погоди, сейчас тебе станет лучше.