Чудики

Эдик чувствовал себя в метро, как рыба в воде. Его водой был металл. Все эти своды, рельсы, переплетения коммуникаций, скобы и шурупы, коробки поездов, украшения людей, замки и клепки на их одежде, микросхемы их телефонов. Если выдавался дерьмовый день, Эд спецом спускался в метро, просто чтобы потупить на лавке, надвинув на глаза капюшон и вытянув ноги под недовольные взгляды. А если кто возмущался, то мог и споткнуться ненароком. Дернуть на человеке что-то одно или все разом, слегка или от души не представляло для Эда большой заботы. Метро со своей толчеей и суетой было для него чем-то, вроде личного убежища, как бы дико это не звучало. И Эд жил с этим, как с тем, что дышал или смотрел по сторонам, как все прочие. Пете в метро по обыкновению становилось дурно. Он, конечно, уже не чувствовал себя, как в детстве, контуженным до обморока. И концентрированный гул чужих мыслей напоминал теперь скорее ворчливый белый шум. Но вконец отделить себя от его всплесков, сиюминутных или громких и назойливых, было тяжело даже с Петиной сноровкой. Со временем Петя научился действовать от обратного: если ему все же приходилось спускаться в подземку, он выискивал среди попутчиков самую тихую гавань и погружался в нее без вмешательства и любопытства. Так случилось и сегодня. Снаружи бесновалось очередное питерское штормовое предупреждение, и ждать в этом безобразии маршрутку, а уж тем более идти пешком, означало отморозить себе лицо, ноги и смысл жизни. Вскочив в отходящий поезд, Петя привалился к двери и растер уже успевшую заныть переносицу. От неразберихи, из которой целиком состояло его утро, сил искать приют в чьем-то спокойствии оставалось на донышке. Но сделать это было нужно, иначе до пункта назначения он мог немножечко рехнуться. Сознание растекалось по вагону нехотя, спотыкаясь и отдергиваясь от едкого утреннего раздражения, пока не натолкнулось на что-то, что заставило Петю вынырнуть из-под ладони, прикрывающей лицо. Необъяснимым образом ему вдруг удалось почувствовать весь поезд целиком. Но не знакомыми и уже привычными мыслями людей, вертлявыми и переменчивыми, словно маленькие дети. А холодной, жесткой, металлической конструкцией. И убегающую в обе стороны колею рельсов. И плотный кокон туннеля. От его собственного удивления, которое с перепугу щедро хватило через край, люди вокруг беспокойно зашевелились, просыпаясь и оглядываясь по сторонам. Открыл глаза и парень, из-за которого произошло это замыкание. Он покрутил головой и почти сразу вычислил, куда смотреть, встречаясь с Петей взглядами. И они, возможно, долго бы играли в эти гляделки, если бы поезд не начал притормаживать на станции. Двери за Петиной спиной поехали, и он на инерции вывалился на платформу. Сделал еще пару неуверенных шагов и остался стоять, прислушиваясь к еще свежему воспоминанию. Все произошло слишком быстро и неожиданно, чтобы хоть как-то ухватить происходящее, проанализировать его или что-то предпринять. Двери перед Петиным носом хлопнули, а он все так же задумчиво смотрел на незнакомца через стекло. Но потянуться к нему снова не решился. И тогда тот соскочил со своего места сам. Поезд судорожно дернулся, двери без скрипа и сопротивления поползли в стороны, выпуская. И вот он уже стоял перед Петей, наклонив голову и с любопытством оглядывая. – А ты как будто совсем не палишься, – заметил Петя вместо приветствия. – Да ладно. Готов поспорить, что никто ничего и не заметил, – ухмыльнулся парень. Его можно было охарактеризовать одной его вьющейся челкой, торчащей под немыслимым углом из-под капюшона толстовки – она словно рвалась на свободу, презирая логику, правила приличий и законы гравитации, вместе взятые. – Да? С чего бы это? – прикинулся Петя дурачком. Во-первых, ему было не с руки сразу раскрывать все карты. Пусть он и отводил людям глаза, если того требовал случай. А во-вторых, надо же было как-то замаскировать тот факт, что прямо сейчас он вообще думал черти о чем. Но парень только шире заулыбался: – Интуиция. Петя не успел ни опомниться, ни закрыться, как с размаху получил от него оплеуху из незамутненного, какого-то даже лихорадочного интереса. Такую яркую, что она на несколько секунд ослепила, отсекая сигналы собственных органов чувств. Петя попятился от протянутой руки и с осторожностью покачал головой. Организм мучительно колебался между желанием выпить и тошнотой. – Пойдем на воздух, а то ты какой-то зеленый, – услышал он сквозь вату. Но в таком состоянии любое даже самое здравое предложение вызывало в душе лишь желание послать куда подальше, а еще – бежать и прятаться. И Петя уже был готов воспользоваться одной из этих опций, как парень вдруг все-таки цапнул его, покачнувшегося, за предплечье. И вокруг снова будто вырос храм. Он дышал и пульсировал вместе с человеком, который был его проводником. Вместе с ними смог наконец вдохнуть и сам Петя. – Интересный эффект, – протянул парень, вперед любых объяснений замечая эту метаморфозу. – Я бы сказал, это очень сексуально, что я так положительно на тебя влияю. Петю коробила его наглость, и в другой ситуации он бы уже огрызнулся и стряхнул чужую руку. А вместо этого по-детски засмотрелся на вестибюль станции. Ему по известным причинам не особо удавалось разглядывать метро прежде. «Вот это парень», – вздохнула, проплывая мимо, чья-то мысль. Не ужалила и не оставила за собой послевкусия, а как будто ударилась о барьер и отскочила. Петя даже обернулся вслед девушке, которой она принадлежала. – Так, я не понял. Тебе полегчало, и ты уже шаришься в головах окружающих куколок? Петя перевел на него заторможенный взгляд и, чтобы долго не объяснять, просто передал ему эхо ее мысли. – А, – фыркнул парень. – Так это обо мне? Как жаль, что она не в моему вкусе. «В отличии от тебя», – читалось у него на лбу. И он даже не думал этого скрывать. Более того, его зрачки голодно расплылись, обнаруживая, что он тоже довольно странно реагирует на Петины возможности. – Давай, что ли, хотя бы познакомимся для начала, – неловко предложил Петя. Длинные пальцы соскользнули с его предплечья, чтобы пожать протянутую ладонь: – Эдик. Можно Эд. – Петя. И тут же угнездилась на плече: – Ну что ж, Петя, я так понимаю, нам наверх. Пить чай и разговаривать о литературе, – Эдик облизнул один из металлических шариков в губе и приподнял бровь с еще парочкой таких же: – Все остальное, наверное, ты уже про меня знаешь? – Я не лезу к тебе в голову, – перебивая, поморщился Петя. – И ни к кому не лезу. Все, что я знаю, это то, что люди не прячут. Ты можешь сам это увидеть, если просто присмотришься. – Он послал вдогонку к мысли той девушки ее короткий взгляд на приятную ширину плеч и задницу Эда, затянутую в модные джинсы. – Просто я это не вижу, а чувствую. Как запах или текстуру на ощупь. Согласись, этого довольно сложно избежать, даже если очень стараться. – Зачем избегать? – прямодушно не въехал Эд. – Мне это нравится. Хотя, я думаю, ты и сам уже в курсе. И я еще ни разу не встречал других таких же чудиков. – Чудиков, – хмыкнул Петя, с умилением и совершенно без веселья. – Особенных, – покладисто кивнул Эд. – Буквально супергероев… – а дальше его сознание соскользнуло в водоворот, спровоцированный этой ассоциацией, и Петя дрогнувшей рукой провел по лицу, выдыхая. – Прекрати. У тебя как будто вообще стоп-крана нет… – Зато вокруг их более чем достаточно. Так что я решил, что собственный мне ни к чему… А ты о чем? Аааа, – он, ни на миг не покраснев, пожал плечами. – Ну, знаешь, я этот процесс тоже не контролирую. Только не говори, что не понравилось. – Как-то слишком быстро, – выдавил Петя. А когда понял, что сказал, растер горящее лицо уже обеими ладонями. – Быстро… – хрипло усмехнулся Эд, и одна из его рук без спросу объявилась у Пети под курткой, притягивая. – Быстро – это не нет. Петя дернулся было, чтобы возмутиться, но его аккуратно заткнули и почти сразу же отпустили. – Черт, – сказал Эдик спустя какое-то время. – Это очень странно. И офигеть как круто. Я… я как будто чувствую все в двойном объеме. Ты вообще себя контролируешь? – Стараюсь, – вздохнул Петя. – Но таких чудиков я тоже еще не встречал. Ты реагируешь, я реагирую на твою реакцию. Процесс закольцовывается и набирает резонанс. Что такое сенсорная перегрузка слышал? – Смотри-ка, а мозг еще работает. Ну окей, а как же годы тренировок?.. – оскалился Эд, однако никак иначе подначивать не пытался. Петя мог ему не отвечать, потому что никогда никому на это не отвечал. А вот сейчас подумал: Эд и так уловил суть, кроме одной маленькой нелепой детали: – А с девочками не так. – С девочками? – не поверил своим ушам Эд. – О-ху-еть. И Пете пришлось снова зажмуриться, потому что в этот раз было еще жарче, и в сознание взорвался бесстыднейший кавардак. Когда к краскам вернулась прежняя яркость, Эд как-то сдавленно рассмеялся: – Окей, окей, прости. Но ты мне тоже не облегчаешь.. ничего. Охренеть. Погнали уже наверх. Мне тоже теперь не помешает проветриться. Он закинул руку Пете на плечо и, по-видимому, не удержавшись, едва ли ни лизнул в висок, подталкивая к выходу: – Наверху отпущу, обещаю. Ты ужасно мило краснеешь. А с виду такой серьезный. Это будет самый долгий эскалатор в моей жизни. – Что ты несешь? – Ох, Петя, если б я знал... А со светильниками вообще неловко вышло. – Светильниками? – не понял Петя. Эдик какое-то время хмурил брови в попытке сохранить независимый вид. И только когда они шагнули на эскалатор, сдался и мотнул головой за спину. – Ох, ё, – вырвалось у Пети. – А поправить никак? – Думаешь, кому-нибудь есть до этого дело? – Эд! Эдик посмотрел на него с весельем, которое довольно скоро сменилось напряжением, потому что они опять оказались слишком близко к друг друг. Второй поцелуй уже не отличался деликатностью первого, но закончился для Пети так же неожиданно. – Я, блядь, не могу это поправить, пока ты так на меня смотришь, – прошипел, как показалось, с досадой Эд и отвернулся сам. «Ну, огонь отмазка», – разозлился Петя. А потом его взгляд выхватил их переплетенные пальцы, спрятанные от посторонних глаз в зазоре между куртками, и дурная импульсивная злость растаяла. Саднило расцарапанные губы, и сердце в груди толкалось, как будто пыталось дотянуться до Эдика. Петя осторожно накрыл их ладони второй рукой, поглаживая. И послал Эду картинку, какой он впервые увидел эту станцию благодаря ему. – По-моему, ты преувеличиваешь, – вздохнул тот. – Не такая уж она была и красивая. В гуле прибывающего поезда почти растворились звуки, которые могли кого-нибудь насторожить. Но Петя все равно услышал и оглянулся, чтобы удостовериться и спрятать улыбку. – Значит, теперь будет. – Зря стараешься, – протянул Эдик за его спиной. – Я все равно ее чувствую.