***
— Пойдем, — тихо произнесла Катарина, и Альбрехт пошел по темному коридору за ней. Они остановились около двери, на которой висел ржавый громоздкий замок. Катарина достала ключи и открыла ими вход. Они зашли в помещение, и тут же на пол повалился какой-то мешок, который стоял вплотную к двери. — Надеюсь, этого никто не слышал, — сказала Катарина и включила свет. Единственная лампочка в комнате начала тускло светиться. Голые стены и пустые пыльные полки создавали по-настоящему мрачную атмосферу. — Не самое романтичное место, — сказал Альбрехт. — Не самое романтичное время: чертова война. — С нотой разочарования в голосе ответила ему девушка. — Это точно. Некоторое время Альбрехт и Катарина в тишине стояли и просто смотрели друг на друга. Они были очень взволнованы, внутри них закипали эмоции, готовые вот-вот выплеснуться наружу. Наконец Катарина заговорила: — Я слышала, ты написал сочинение против своего отца. Ты дал волю своим мыслям на бумаге. — Даже ты в курсе, оказывается. — Альбрехт вздохнул. — Это был смелый поступок, — гордо сказала девушка, не отводя глаз от Штайна. Она подошла ближе и мягко поцеловала его. Внутри у Альбрехта что-то затрепетало, кровь ударила в голову. Ему вдруг вспомнился диалог с Фридрихом: — А как ты узнал, что она там? — Ты вдруг дышать перестал. Альбрехт приобнял Катарину за талию, а она положила руки ему на плечи. Они стояли так минуты две, а потом отошли друг от друга и задумались. В тишине и слабом освещении между ними нарастало напряжение, и очень хотелось просто взять и порвать эту напряженную нить и обниматься, целоваться, смеяться весь вечер напролет. Но не было ничего смешного. Не было ничего хорошего. Да было ли что-нибудь вообще? Мир, в котором люди убивают людей — это вовсе не мир, это — горькая пустота. Эти двое всего лишь хотели позволить себе любить, быть счастливыми в этой юности, разве это сложно? Разве они так много хотят? Вовсе нет. Но очень трудно различить счастье, когда изнутри тебя съедают вопросы: «В каком русле потечет война? Какая судьба их ждет? Могут ли они что-то изменить?» Это томящая неизвестность, которая медленно убивает тебя. Альбрехт закрыл глаза и взялся руками за голову. Он пытался бороться с мрачными мыслями и отталкивать пугающие вопросы. И вдруг он нашел выход… Выход из всего этого только один. Открыв глаза и опустив руки, он начал говорить: — Послушай, Катарина. Даже если это действительно смелый поступок, он ничего не меняет. Вообще ничего. Фридрих спросил меня, кому я этим помог, на что я ответил, что помог себе. Себе, только себе. Это ведь так эгоистично, — его эмоции полились через край, поэтому он говорил быстро и громко, размахивая руками. — Тем пленным, которых мы убили и их родственникам не станет легче от моих слов, и Германия не станет вдруг прекращать войну, только потому что какой-то парень заявил, что жестокость — это плохо. Эти слова действительно ничего не значат. Это всего лишь слова, брошенные в пустоту, как будто крик отчаяния посреди леса, который никто не услышит. Мои слова и мое мнение никому не важны. Отец никогда не поймет меня, и он собирается отправить меня на фронт. А я не хочу. И не хочу не потому, что боюсь погибнуть сам, а потому, что не хочу убивать других. — теперь Альбрехт замолчал, хотя в его голове мелькнула мысль: «я уж скорее убью себя», но он не озвучил ее. Он не хотел, чтоб Катарина или кто-либо другой узнали о его намерении. Он все уже решил к этому моменту. — Мне очень жаль, — сказала Катарина, и слезинка покатилась по ее щеке. Альбрехт нежно провел по ней рукой и аккуратно смахнул соленую каплю. — Ладно, не бери в голову, — отмахнулся он, и, стянув резинки с волос девушки, начал распускать ее косы. — Ты такая красивая. Кстати, я слышал, ты не свободна. — Чушь. Кто такое сказал? — Кристоф. Когда я увидел тебя в первый раз, он назвал твое имя и сказал, что ты не свободна. — Вот балбес. Просто надеялся, что я стану его девушкой и боялся, что ты отнимешь у него шанс. — Произнесла с улыбкой Катарина, глядя куда-то в сторону. Она отвела от лица прядь пшеничных волос и сказала: — А я вот слышала, что вы с Фридрихом больше, чем друзья. — Чепуха… — ответил Альбрехт и взял Катарину за руки. Потеряв счет времени, они стояли так и улыбались, наслаждаясь моментом. Наконец Альбрехт сказал: — Мне пора идти. Я уходил, сказав, что забыл в столовой свой блокнот и ручку, и что мне стало плохо. Но меня нет уже почти час, возможно, они начали меня искать или скоро начнут. — помедлив, он повернулся в сторону двери и сделал неуверенный шаг. — Останься, — попросила Катарина, одергивая Альбрехта за рукав формы. — Прости, мне действительно пора идти. Я буду скучать, — произнес Альбрехт, понимая, что скорее всего уже не увидит ее, и поэтому ему было очень тяжело покидать эту комнату, но он не показывал этого. Катарина и Фридрих — единственное, из-за чего не хочется расставаться с жизнью. Он не хочет оставлять их, не хочет делать им больно. Но другого выхода нет. Все уже решено. — Я буду ждать нашей встречи, — с этими словами она отпустила его.***
Фридрих возвращался домой из академии. Мокрый снег больно врезался ему в лицо. Он шел, и внутри него бушевала ненависть. Его съедало изнутри чувство несправедливости за его друга. Так и хотелось уйти под лед вслед за ним. Но он держался. Он понимал, что нужен семье и поэтому цеплялся за любые причины жить. В голове вставали мысли лишь об Альбрехте и последние минуты его жизни. Воспоминание, в котором он видит сквозь толщу льда Альбрехта, который отпускает веревку и качает головой, колко ранило его сердце, а в горле застрял ком. И вдруг он увидел повороте девушку. Она шла в легком пальто, пряча часть лица в шарфе. Она смотрела себе под ноги и, кажется, думала о чем-то своем. Девушка приблизилась и Фридрих узнал в ней знакомые черты. «Катарина!» — понял он и подбежал к ней. — Привет, — грустно произнёс Ваймер. — Фридрих? — подняла глаза на него Катарина. — Я больше не учусь в академии. Меня выгнали, и я только рад этому. — А я больше не работаю там. — Тебе не холодно? — Нет. Холод или жар — нет разницы. Я уже разучилась чувствовать… Мне кажется, что я мертва и лишь притворяюсь, что жива. Фридрих оглянулся вокруг и подошел ближе к девушке. Он смахнул снег с пальто Катарины и собирался уже было ее поцеловать, но она отстранилась со словами: — Мы с Альбрехтом были ближе, чем ты думаешь. Я хочу поцеловать его снова. — Я понял, — задумчиво сказал Фридрих. Он вдруг вообразил, как они спорят с Альбрехтом о том, кто из них больше нравятся Катарине: Ваймер говорит другу, что позовет ее на свидание, а Штайн лишь деловито пожимает плечами и бросает острую шутку. Фридрих обижается и сгоряча больно толкает Альбрехта. Штайн злится и со словами «совсем обезумел?» толкает его в ответ. Они колотят друг друга совсем несильно, будто в шутку. «Извини, я вспылил» — произносит Ваймер, успокоившись, и хлопает друга по плечу. Драка из-за девушки — юношеская классика. Если бы только Альбрехт был жив… Фридрих улыбался, рисуя в голове эту сцену. Вскоре улыбка сошла с его лица и он немного удивленно спросил у Катарины: — Когда вы только успели? — Когда он сказал, что ему плохо, он пошел ко мне. — Я догадывался. Слишком уж долго его не было, я собирался пойти его искать. В ответ Катарина просто вздохнула. Она побежала в сторону от дороги и легла прямо на свежую снежную подстилку толщиной около пятнадцати сантиметров. Она лежала и вглядывалась в серебристое небо, колючие снежинки обжигали лицо. Она лежала и представляла, что Альбрехт рядом. Она не могла смириться с его потерей. Все случилось слишком неожиданно. — Вставай! — закричал Фридрих. — Заболеешь! Легкие простудишь! — Да и что с того, — равнодушно пролепетала Катарина. Фридрих стал тянуть ее за руку. Сопротивляться она не стала — не было сил, да и к тому же, ей было совсем все равно на то, что происходит. Катарина еле стояла на ногах, они были какие-то ватные. — Я тебя до дома дотащу, у камина согрею, и дружить буду. А то подглядывать я за тобой подглядывал с Альбрехтом, а теперь заботиться буду, нельзя ж тебя одну бросить, — говорил Фридрих, застегивая пальто девушки. А она пожала плечами и все с тем же равнодушием пошла с Фридрихом.***
Мир не перевернулся после смерти Альбрехта, но нельзя сказать, что он ушел бесследно и что его смерть была напрасной. Он оставил глубокий след в памяти и глубокую рану в сердцах Фридриха и Катарины. И хотя многие посчитали самоубийство Альбрехта низким поступком, некоторые все же восхищаются им и запомнили его поступок навсегда. Фридрих и Катарина в свою очередь дождались окончания войны и радовались этому событию вместе. Вайнер, как и обещал, не бросил Катарину, и они крепко дружили и дорожили друг другом, храня в сердце светлую память об Альбрехте Штайне.