Лиловые

Кристина искрится. Электричество с треском перекатывается под кожей, а в глазах молнии. Голос Джоаны — ласковый и мягкий — срывается на крик, ломается, и Крис ломается тоже. Она даже не слушает, так, краем уха улавливает что-то обидное и, в общем-то, правдивое — то, что сама знает, но слушать не хочет. — Чёрт, Крис, да ты же обычная тусовочная шлюха. Она дергается резко и слишком сильно, чтобы Джоана не заметила. Она захлопывает свой рот и смотрит. Не извиняясь, вызывающе. Агрессивно и до жжения раздражающе. У Крис в грудной клетке — пожар, хочется согнуться, потому что пламя удушающе горячее, выбивает воздух из лёгких, наполняет их чёрным дымом и ядовитыми парами, и она боится сделать что-то не так. Она сейчас — электрический разряд, и шансы рвануть, сказать то, чего говорить не стоит, предельно велики. Она — Кристина Сото — плевавшая на отдачу, готовая высказать всё, что вздумается, легкомысленная и беспечная, боится сказать что-то не то. И этот факт контачит с её состоянием слишком опасно, чтобы ничего не случилось. Взрывная волна отшвыривает все доводы логики, отшвыривает самоконтроль, отшвыривает саму Крис, кажется. Она вскидывает голову, гордо, как ебучая львица. Хотя гордости в ней, честно говоря, ноль. В ней, честно говоря, одна лишь злость. — Катись к черту, Джоана. Джоана не понимает. Джоана пытается осознать. В глазах у неё остатки злости, лиловые кончики волос перекатывают последние искры ярости, а губы приоткрываются в попытке что-то сказать. «Добить её», — думает Крис. — Крис, я не хотела… Блядь, — она открывает и закрывает рот, и это выглядит даже забавно. Джоана похожа на слепого котёнка — не понимает, что вообще должна делать. Она пытается подойти к Крис и даже протягивает руки, чтобы удержать её, не дать уйти. На секунду Крис кажется, что она даже хочет принять их. Хочет забыть, забить, отпустить то, что наговорила Джоана. Крис где-то в подсознании понимает, что это лишь дурацкий рецидив, что Джоана будет буквально рвать на себе волосы, когда отойдёт. Она уже готова выть волком, она уже тянет руки в отчаянной мольбе. — Я СКАЗАЛА. КАТИСЬ. К ЧЕРТУ. Щёлк. Что-то захлопывается внутри Крис, она смотрит с вызовом, сжимая кулаки, потирая мелкие искры на кончиках пальцев. Руки Джоаны безвольно опускаются. Лицо становится полотняно-белым: вот-вот и посыплется краска. На деле же лишь осыпавшиеся тени и округлившиеся глаза. Крис чувствует сладкий запах её кондиционера, сахарный шампунь. Под пальцами ощущает мягкость молочной кожи и растрёпанные пряди тёмных волос. Потрёпанные — исправляет себя Крис. Джоана вся такая — потрепанная. Джоана — это рваные джинсы, большие тёмные футболки, причёска-отдохни-расчёска и мировая классика в большом рюкзаке. Джоана — «Киндер сюрприз» с нереально вкусным шоколадом и игрушкой, которую ты не хотел. Джоана уходит. Катится к чёрту.

***

Крис выпивает два стакана и только тогда готова отлепиться от барной стойки. Бармен косо поглядывает на неё, но она не хочет проблем с поддельными документами, поэтому фальшиво-кокетливо улыбается, подмигивает ему и двигается вглубь танцпола. От этих тусовочная-шлюха-действий её подташнивает, хочется выйти на улицу, подальше от этого места, подальше от себя. Еще лучше — домой, с головой нырнуть под одеяло. Раньше помогало ведь. От ярких вспышек кружится голова и сильно бьёт по вискам, ноги слишком ватные и еле держат её, где-то в сознании набатом отбивается: «Обычная тусовочная шлюха». Обычная. Тусовочная. Ш л ю х а. И Крис ненавидит это. Ненавидит то, что Джоана задела её за то самое, откровенное, больное. Она ненавидит то, что сама же сейчас подтверждает её слова. Ненавидит то, что готова содрать кожу живьём с себя за пару минут в руках Джоаны. За пару секунд поцелуя. За одну лишь возможность оказаться рядом с ней. Ей так больно, так, блядь, чертовски больно от того, что вернуться назад, туда, где не было этих слов, нельзя. Обида и желание смешиваются в адский коктейль, и Крис кажется, что вот-вот и её просто разорвёт к чёртовой матери. Тело движется в такт музыке без её усилий, ведомое двумя стаканами хорошего крепкого рома. Кто-то кладет ей на шею руки, и ребра трещат так сильно, что сейчас, наверное, раскрошатся. Она думает: ударить Джоану, поцеловать, или сделать и то и другое — заслужила ведь. Но это не Джоана, и Крис понимает это буквально сразу. Во-первых, по запаху, во-вторых, по отвратительно-идеальным длинным ногтям. Таким же, как у неё самой. Девушка игриво проводит ногтем по шее Кристины, и это последняя капля. Чаша наполняется, и стекло трескается. Трескается, когда эта идеальная девчонка притягивает Крис к себе, когда её горячее дыхание касается губ, когда остаются считанные мгновения до поцелуя. Но ничего не происходит. Кто-то дёргает её за руку так резко, что она почти падает. Ноги не слушаются, Крис дрожит до стука в зубах, до невозможности сказать что-то, да даже подумать. Эва выводит её на улицу и громко кричит, ругается, злится. Крис так сильно благодарна подруге, но сказать ничего не может. Она так отчаянна, так чертовски обижена, расстроена, обозлена, п о т е р я н а. Взгляд пустой и отстранённый. Эва щёлкает пальцами, привлекая внимание, говорит что-то прибежавшей Норе. Кристина словно в ебучей трехлитровой банке, словно в плоском экране. Чувствует себя котом Шрёдингера — ни жив, ни мертв. Эва сжимает её подбородок и направляет взгляд на себя. — Ты приняла что-то? Крис, блядь! Но у Крис чаша треснула. Взорвалась нахуй, и осколки блестят лиловым. Кристина безответственная, она пьёт, танцует и целует тех, кого хочет. От Крис не ждут взрослых решений, от неё не ждут н и ч е г о. Она глубоко вдыхает, этот шумный клуб оседает на сгоревшие легкие, музыка резко бьёт по ушам. — Нет… — голос не слушается её, слишком глухо и ломано даются ей слова. — Нет, не принимала. Мне нужно домой, девочки, простите. Эва трёт глаза и обнимает её, шепчет что-то успокаивающее на ухо, по-сестрински гладит волосы. Крис умудряется даже убедить их в том, что всё в порядке. Смеётся сама с себя, говорит, что второй стакан был лишним, но сейчас ей уже лучше, сейчас ей надо проспаться, ведь завтра с утра литература у сеньора я-идеальный-учитель Педро. Выпрашивает у Эвы сигарету и уходит. Где-то на периферии взгляда, на краю сетчатки она замечает копну фиолетовых волос, и что-то внутри неё подсказывает, что это точно Джоана. Но она не разворачивается и не проверяет, лишь ускоряет шаг. Кристина запуталась и не понимает себя, не понимает Джоану и не понимает ничего вообще. Они с Джоаной — два полюса, отрицательное и положительное, негативное и позитивное. У Крис в инстаграме фотографии с подругами, у Джоаны — безумные рисунки. У Крис идеально уложенные волосы, у Джоаны — растрёпанные выцветшие фиолетовые пряди. Крис ненавидит проблемы, а Джоана — проблема. И Крис уже давно выросла, чтобы верить в то, что противоположности притягиваются.

***

Крис приходит на урок раньше нужного и бросает рюкзак на первую парту. Она достаёт книгу и делает вид, что дочитывает последние страницы — будто вообще открывала её раньше. Рядом с ней садится парень, которого она видела пару раз в клубе и на школьной курилке, кивает ей. Голова вспыхивает адски от каждого шороха после бессонной ночи, она сжимает страницы так крепко, что бумага вот-вот сотрётся, и образуется дыра. У Крис сейчас такая же где-то в пропаленных (прокуренных) лёгких. Ей даже не надо оборачиваться, чтобы понять, когда в класс заходит Джоана. Она двигается плавно — Крис понимает это по медленным шагам, отсутствию скрипа на скрипящем стуле и слишком мягкому шороху книжных страниц. Крис не оборачивается. Затылок сводит от пристального взгляда, парень не выдерживает первым — тянет её за руку и склоняется к уху. — Слушай, твоя девушка, кажется, ревнует. Ее девушка. Крис чувствует себя сбитой с толку, потому что, кажется, этот парень знает об их отношениях больше, чем она сама. Внутренний голос кричит ей не оборачиваться, потому что если обернётся — лиловые осколки Джоаны вопьются прямо под кожу, насквозь проткнут её. Если обернётся — обида взвоет, обострит и так мучительный диссонанс. И Крис старается, честно старается не смотреть. Игнорирует парня и его идиотские слова, игнорирует как всегда блестящие ответы Джоаны, игнорирует покалывание в затылке. Но потом без каких-либо причин она просто не выдерживает. Сознание отключается от такого напряжения, и Кристина разворачивается, тут же врезаясь взглядом в карие глаза. Джоана выглядит удивлённой, напуганной и такой уязвимой. Такой, блядь, уязвимой, что хочется встать со стула и прямо сейчас подойти к ней, прижать к себе и не отпускать. Кристина ошиблась, потому что осколки не перекатываются по артерии — они совершенно непостижимым образом собираются, склеиваются, срастаются. Джоана — и есть её осколки, каждый, отливающий лиловым, сияющий кусок. Кристина отворачивается и будто теряет ориентир, спотыкается и падает лицом в бетонный пол. Кристина снова кот Шрёдингера: есть и нет, жива и мертва, присутствует и отсутствует — не узнаешь, пока не залезешь внутрь. Пока не вспорешь грудную клетку, не откроешь ребра, не заглянешь под кожу. А под кожей у неё всё не красное — лиловое, а в рёбрах у нее не воздух — сахарный запах шампуня. Склеенные осколки — снова стекло.

***

Она не пытается переступить через трудности. У Крис принципы другие, и если есть проблема — есть решение. Когда с человеком становится сложно — она говорит ему «до свидания». Крис сложности не по нраву, она любит, когда всё просто. Когда всё гладко и правильно. Крис просто не в курсе, что правильно — не всегда легко. Ей проще выкинуть всё, что непросто, послать куда подальше и жить без загонов. А с Джоаной всё сложно. Даже слишком. Джоана — синоним слову сложности. Но почему-то Крис не может бросить её. Если честно, не хочет. Если честно, с Джоаной она, наверное, даже готова посмотреть в лицо трудностям. Она делает первую затяжку, когда к ней подходит девушка. Крис находит образ смутно знакомым, а когда обращает внимание на сжимающие сигарету ногти — окончательно узнаёт незнакомку из клуба. Незнакомка, видимо, тоже узнает Крис, потому что улыбается лукаво и кокетливо. И от этой улыбки чувство такое гадкое, мерзкое и неправильное, что Крис хочется потушить сигарету и уйти отсюда, сбежать к чёртовой матери. Внутри всё сводит, и каждая клетка выказывает протест этому слишком явному флирту. Хочется стряхнуть его с себя, взять это движение и смазать его до неузнаваемости в собственной памяти. Когда Кристина собирается сказать что-то максимально грубое и минимально вежливое, её резко дергают в сторону. Это становится даже смешным: кто-то дёргает её каждый раз, когда она оказывается наедине с этой девушкой. Но Крис точно знает, что это не Эва. Ей даже не надо поднимать глаз, потому что сахарный запах говорит всё за себя. Потому что прохладные пальцы, оглаживающие её щёки, кажутся такими правильными. Нереально, блядь, правильными. Когда Джоана целует её — мягко, но настойчиво — девушка разворачивается и уходит. У Крис чувство, будто она прямо сейчас открывает коробку и видит — кот жив. Губы Джоаны слишком мягкие и родные до трясущихся коленок. Её запах передаётся воздушно-капельным, но Крис мало. Она зарывается пальцами в волосы, чувствует сожженные краской концы, и это такое нужное, просто необходимое. До зуда под кожей, до желания лезть на стену. Обида не поднимается, злость не вспыхивает. Вспыхивает нежность. Потрясающе ненормальная нежность, безумное желание прижать Джоану к себе и просто не отпускать. Коробка открыта. Джоана отрывается от неё, заправляет за ухо выбившуюся из идеального прядку. — Она в курсе, что не в твоем вкусе? Джоана похожа на себя — спокойная и уверенная, а в глазах вина переливается. Улыбка на губах печальная, и Крис хочет стереть ее, проводит пальцами, задерживаясь на мгновение. Внутри осколки плещутся, кровь приливает к щекам, и все её проблемы и переживания сводятся к панацее в виде чужой улыбки. Крис смеется чисто и искренне, осколки склеиваются окончательно. Она встаёт на носочки, чтобы оставить на лбу Джоаны мягкий поцелуй. У неё вид всё ещё виноватый, но Кристина прощает её. За то, что было, и заведомо за то, что будет. Она чувствует, что готова. Наконец, готова посмотреть в лицо трудностям. Потому что если это Джоана — ей трудности по колено будут. Джоана прижимает её крепко, не хочет отпускать, не знает, что Крис и уходить не хочет. Капкан здесь уже защёлкнулся, и Крис в нём по доброй воле. Капкан пахнет сахарно-сладко, а внутри так тепло и приятно, что она чувствует себя мазохисткой порой. Крис сцеловывает беззвучные извинения, оставляет лёгкие поцелуи на веках Джоаны. Она, наконец, понимает, что чувствует, и на секунду ужасается. Но Джоана гладит волосы так мягко и нежно, что Крис находит страх каким-то диким и неуместным. А внутри лиловые осколки перекатываются.