На круги своя

      Тихое утро, прерываемое топотом тяжелых солдатских сапог за дверью и веселым почти детским восторгом. Ханджи снова спешит обрадовать Эрвина новыми результатами экспериментов, а может, в этот раз забежит к нему, чтобы снова вывести из себя безрассудным восхищением самыми мерзкими тварями этого мира. И тогда он вновь, не стерпев, холодно пошлет ее подальше, на что она опять не обратит должного внимания, и уйдет, весело смеясь и обещая в следующий раз обязательно рассказать что-то новое.       День, проведенный на опасной вылазке, когда вокруг скачут во весь опор сосредоточенные вояки и не умеющие сдержать радость от переполняющей свободы новобранцы, в первый и для многих последний раз покинувшие привычные стены последнего оплота человечества. И она скачет среди них, забывая о возрасте, долге, чине капитана, будто сливается с их свободой, улыбаясь радостно, с каким-то озорством предвкушая встречу с монстром. Но время, когда это по-настоящему выводило Леви из себя, прошло достаточно давно, и он огрызается на ее выходки без сильной злобы, так, по привычке чисто.       А когда вечереет, и отряд, подсчитав потери, возвращается за кольцо стен, чтобы снова пытаться вернуть свободу ничему не подозревающему человечеству, Леви прекрасно игнорирует любые попытки Ханджи поделиться с ним впечатлениями от сражения и оставляет ее позади, искренне недоумевающую, чем она заслужила подобное отношение.       Как же... давно все это было.       Революция. Гибель Эрвина. Новые открытия и новые враги.       Теперь не титаны угроза человечеству. Теперь его мастерство лезвий может еще меньше в этой борьбе со всем внешним миром. Теперь ее исследования титанов не имеют смысла - надо сосредоточиться на людях, просчитать их ходы, опередить их мысли, умело провести переговоры и подготовиться к войне. Война со всем другим миром. Война с совсем другим миром. Неизбежные потери, невозможность спланировать такую операцию, при которой не пострадает никто из людей.       Эрвин, раньше казавшийся оплотом для разведки, стал не только символом борьбы и героизма. Он стал недосягаемым идеалом для последующих командиров, и, в первую очередь, для Ханджи. Леви видел, как она старается соответствовать дипломатическим умениям Эрвина, его положению, его способности во всем и всегда находить лучшее решение, и, чтоб вас всех, она действительно достойна уважения.       Так почему эти надменные ослы из военной полиции и гарнизона ехидно перешептываются, когда она во главе небольшой группы представителей разведки - всего лишь Леви и она сама - идут по коридорам на очередное важное совещание, на котором вновь будут мусолить те же темы, что и на прошлой неделе? Почему они пытаются оправдать свою тупость тем, что пытаются выставить дурой ее? Ярость клокотала внутри Леви всякий раз, когда напыщенный полудурок предлагал Ханджи решить за них за всех задачу глобальной важности, а потом презрительно хмыкал и качал головой, перебивая ее, не дослушав. В такие моменты рука дергалась, привычно ища лезвия, но, увы, этот враг был совсем другого толка.       За месяц, прошедший с их возвращения из Шинганшины, Ханджи словно поблекла. Она не просто устала, - Леви видел, что давящая на ее плечи ответственность постепенно, медленно, но неотвратимо ломает ее стержень. Ее редко можно было увидеть улыбающейся теперь, когда все вопросы решались только с ее одобрения, а все отчеты складировались в ее кабинете. Даже кабинет был не ее - она унаследовала его от Эрвина, и все в нем было так, как если бы хозяин не уехал отсюда навсегда. Может быть, поэтому она редко была там, постоянно находясь в движении от одной проблемы к другой.       Ханджи старалась держаться бодро, как всегда, и многие не замечали перемен в ее походке, движениях, тоне голоса. Леви же видел, но молчал. Он просто не был уверен, что если обратит ее внимание на все это, она выдержит новую информацию легко. Может быть, она старается не показывать свои чувства как может, думал он про себя, видя, как Ханджи проходит мимо без топота, скованно выпрямив плечи. У нее получалось, хотя до него было еще далеко, конечно.       Но когда вечером он зашел в ее кабинет с очередным отчетом, он понял, что сделал неправильный выбор. Ханджи стояла спиной к двери, обхватив себя руками, а когда он зашел, быстро смахнула что-то с покрасневшего и припухшего лица, уверенно положила руки на пояс, говоря ему твердым голосом командующего не имеющие большого значения слова об отчете, предстоящем собрании, новобранцах. Он не слушал ее внимательно. Гораздо большее значение имела эта хрипотца в голосе, и Леви молча наблюдал, как она становится сильнее, упрямее, и вот уже глушит слова, и Ханджи замолкает, так и не закончив фразу, еле владея собой.       - Ханджи, сядь, - в его тоне звучала твердость, которой так не хватало в последнее время новому командиру. Она послушалась, вспоминая, как Эрвин тоже говорил с ней так - уверенно, спокойно. Леви замолчал, не зная, как правильнее начать разговор. Вечерний свет растекался по комнате, и он вдруг вспомнил, как много раз именно по вечерам уходил от разговора с ней, не дослушав, не желая понять. А сейчас - наоборот, причем и добровольно.       - Мне его... очень не хватает сейчас, - первая выговорила Ханджи. Она смотрела в пол, низко опустив голову, но Леви буквально почувствовал, какая скорбь отразилась на ее лице. - Он бы точно знал, что нам всем теперь делать...       -... Да, - согласился он, удивляясь, что хрипотца перешла и в его голос. Он подошел к Ханджи, присаживаясь на одно колено, чтобы видеть ее лицо. - Но он выбрал тебя сам. Значит, он знал, что ты сможешь.       Чуть помедлив, он нашел нужные слова:       - Я не сомневаюсь, что он прав.       Ханджи подняла голову, и Леви увидел, как искривился ее рот, сдерживая то ли плач, то ли улыбку. Он твердо подавил в себе желание коснуться этого лица, чтобы оно больше не страдало, и ограничился тем, что положил руку на каштановую копну волос, неловко потрепав по макушке. Ханджи тихо всхлипнула, улыбнувшись. Она отстранилась от Леви, посмеиваясь и поправляя очки. Леви продолжал молча вглядываться в капитана, и чуть погодя ее дыхание выровнялось, а в улыбке промелькнул свет прежней Ханджи.       - Чай... Хочешь, я заварю? - без малейшей дрожи в голосе, почти беспечно спросила она. Капрал кивнул, и она раздвинула гору бумаги на заваленном столе, освобождая место для двух чашек. Ханджи совсем уже весело рассмеялась, видя, как Леви с легким раздражением протирает обе кружки чистым платком, смахивая пыль попутно и со стола. От этого смеха ему стало чуточку легче, ведь он значил, что все вернется на круги своя. Что Ханджи справится, что снова будет смеяться и с восторгом обсуждать новые открытия - теперь уже мира за стенами. Снова начнет донимать его разговорами о своих теориях, планах. И все станет как было.       Почти как раньше.