***
Дэц и сам не понимал, как он сумел так быстро научиться ладить с чужими детьми. «Когти Дерзких Драконов» — так прозвали его в Кура’ине, и прозвище это вселяло во врагов революции благоговейный ужас. Но Дюрк доверял ему заботится о своих сыновьях, не ставя его способности под сомнение, и сами мальчишки обожали его, считая каждую вылазку с ним настоящим приключением. Бурная стремнина широкого горного ручья обдала прохладой, когда Дэц склонился над ней, чтобы зачерпнуть воды. Чем могли гордиться люди в Кура’ине — так это хорошей экологией, которую портили не выбросы заводов, а всего лишь вбросы режимной пропаганды. Вот, к примеру, в горном селе в паре миль от их партизанской базы, повсюду были развешаны розыскные плакаты с фотографией Дюрка, живописным рассказом о его злодеяниях и кругленькой суммой денег за его голову. А знает ли старая паучиха Га’ран, сколько деревьев погибло ради этой макулатуры, развешанной по всей стране? С учетом этого, число жертв её тиранического режима уже исчислялось десятками тысяч. Но сколько бы она ни пыжилась, жители долины не выдали никого из Дерзких Драконов, и дорога к ручью была безопасной. — Так, пострелы! — Дэц похлопал в ладоши, чтобы привлечь внимание топавших за ним следом пацанов. — Наполняем фляги! Много воды пятилетние дети не натаскают, но настоящий мужчина не должен бояться труда — а то на всю жизнь так и останется беспомощным хлюпиком. Глиняные фляги, купленные у местного пожилого гончара, Дэц сам оплёл жгутом, получив нечто, вроде коромысла с дополнительными ручками у горлышек сосудов, чтобы мальчишкам удобнее было их носить. А Дюрк после того экстремального купания научил их осторожно спускаться к воде по камням. Дэц тоже получил четкие инструкции и, задумчиво очищая ножом-мачете яблоко от шкурки, следил за своими подрастающими камрадами в оба глаза. Но в тот момент, когда дети опустили в воду фляги, зоркий глаз повстанца заметил тень, мелькнувшую под серебристой солнечной рябью на воде. Беда? Нет, еда! Еда, пока ещё не знающая, что её скоро приготовят. Настоящий мужчина не отнимает чужую жизнь просто так, но Дэц уже давно держал в уме, что дети не видели нормальной белковой пищи недели полторы: жители долины не жировали, и, хотя охотно делились с Дюрком молоком яков и маслом в обмен за помощь по хозяйству, рацион повстанцев трудно было назвать подходящим для растущих организмов. Издав громкий боевой клич, Дэц бросился в воду, подняв целый фейерверк брызг. Борьба была недолгой. — Вот она, вот она — рыба моей мечты! — торжествующе вскинув руку, в которой, сверкая на солнце чешуей, трепыхалась добыча, прокричал он. Рыба оказалась превосходной — в меру жирной, в меру костлявой и чертовски вкусной. Дэц нашёл подходящий плоский камень и пожарил её прямо на берегу, с горными травами и на можжевеловом хворосте. День перевалил за свою середину — яркое солнце, похожее на гигантский персик, скрылось за склонами горы Понипони. Спрятавшись за отвесной скалой у излучины ручья, трое повстанцев почти завершили свою трапезу. — Запомните, парни, — Дэц обратился к своим юным товарищам, со смаком обглодав плавник. Те возились с прожаренным сочным белым мясом, приставшим к полупрозрачным рыбьим костям. — Мужчина не отнимает жизнь безобидного создания просто так, ради забавы. Но если ему необходимо поесть мяса… — А брат Доши’Рак из храма в деревне говорит, что есть плоть живых существ опасно для кармы, — между тем, сообщил Юти. Дэц знал этого скромного монаха, сочувствующего повстанцам и помогающего революции информацией и молитвами, но с его вегетарианским тезисом согласиться не мог. — Вот поэтому Дюрк оставляет вас со мной, а не с ним. Эта рыбина самоотверженно стала нашим ужином, чтобы вы выросли сильными. Такова была её судьба. Вы должны доесть всё! Мальчишки замерли и, осмысляя предназначение рыбы, на пару мгновений даже перестали жевать. Дэц невольно отзеркалил торжественно-удивленное выражение на их лицах, но уже в следующую секунду покатился по земле от хохота: — Ой, не могу! Шо ж вы двое такие потешные! Внезапно сквозь смех, шелест камыша и плеск ручья раздались два незнакомых голоса: — Ни с места, грязные браконьеры! Руки вверх, выходи по одному! — А я тебе говорил, что запах жареной рыбы мне не примерещился. Копы! Проправительственный мусор! Дэц моментально сгруппировался на корточках, словно пружина, готовая в любую секунду распрямиться, замер, с мачете, зажатым в зубах. Мальчишки почти синхронно спрятались под нависавшей скалой, несмотря на испуг, воинственно сжав в руках плетёные коромысла с наполненными водой кувшинчиками. Если эти парни пришли незваными гостями к ним на ужин вдвоём, то у них не было шансов против Дэца — такие проблемы он привык решать одним ударом мачете. Такова жизнь — или убьёшь сам, или убьют тебя. Но меньше всего ему хотелось, чтобы его юные товарищи, минуту назад уплетавшие за обе щеки рыбу, увидели эту неприглядную сторону взрослой жизни. — Сдавайтесь! — вновь долетело из-за скалы. — Драконы не сдаются! — тут же крикнули в ответ мальчишки. — Дайте-ка сюда эти кусари-фундо, — пробормотал Дэц, протягивая руку за коромыслом…***
После стычки с копами на берегу ручья перед Дэцем поставили новую задачу — обучить «сыновей полка» основам самообороны. И с этим он вполне справился, хотя, к счастью, возможность убедиться в этом на практике всё никак не выпадала. — Ты все хорошо запомнил, Юти? — Да. — Повтори инструкцию, камрад. — «Если вдруг поднимется шум — беги; если попробуют схватить — бей и беги». — Отлично, — удовлетворенно кивнул Дэц. — Надеюсь, ты не забыл, куда именно нужно бить… — А я надеюсь, — улыбнулся ему Наюта, — что никого бить не понадобится. Дэц с одобрением потрепал пацана по волосам и помог ему взобраться на высокую каменную изгородь. Он не хотел признаваться самому себе, что волновался за младшего товарища. Юти для своих девяти лет держался смело и собранно: ещё час назад едва не разревелся из-за новости о прощальном ужине по случаю отлёта ЭйДжея в Америку, а сейчас сам предложил добыть в храмовом саду немного свежих фруктов для брата. Но все же ребёнок — это ребёнок… С тех пор, как Юти скрылся в густой зелени персиковых крон, прошло больше четверти часа. Все это время Дэц, в буквальном смысле как на иголках, провёл в наблюдении за стеной, спрятавшись в густом колючем кустарнике. По идее, этого времени было достаточно, чтобы собрать немного упавших фруктов и подняться по стволу дерева на ограду… А значит, младший товарищ мог попасть в беду. Дэц легкой тенью скользнул к изгороди, не позволяя опасениям раньше времени взять верх над собой. Подпрыгнув, он ухватился за камни и вскарабкался наверх, словно хищник, спрятавшись в листве и дожидаясь момента, чтобы накинуться на того, кто посмел обидеть сына Дюрка. Однако его взгляду открылась совершенно иная картина. Дэц видел его раньше в столичном храме, этого лысого худющего монаха, помогавшего Юти завязывать мешок с фруктами и одновременно с этим промывавшего его детские неокрепшие мозги своей религиозной пропагандой. — Воровство — большой грех, мой юный друг. Иногда достаточно обратиться в молитве к Основательнице и попросить помощи у её скромного слуги. — Если бы все было так просто, многоуважаемый и почтенный святой брат, — вздохнул Юти, — то моему другу не пришлось бы охотиться на горных ящериц. — На ящериц? — переспросил тот, удивленно вскинув брови. — Ага! Если правильно зажарить, то они аппетитно хрустят, и это, как говорит мой друг, — «настоящая мужская жратва», а если запечь с фруктами, то получается «пища богов». В голосе Юти слышался искренний восторг — и Дэц был до глубины души тронут такой высокой оценкой своих кулинарных талантов. Он не просто жрал все, что ползает, летает, скачет, прыгает, бегает и плавает — он умел это правильно приготовить. — Ух ты! Улитки! — Юти аж подпрыгнул от счастья и, подёргав монаха за рукав, поднял на него полный мольбы взгляд. — Можно их тоже забрать? Пожалуйста-пожалуйста, о, многоуважаемый и почтенный святой брат! Мой друг умеет варить из них потрясающий суп… — Кажется, — монах скорбно поджал тонкие губы и взял ребёнка за плечо, — мне нужно серьёзно побеседовать с твоими родителями о твоём питании, малыш… Этого Дэц уж никак не мог допустить. Хищник покинул своё убежище в кроне дерева и рванул в атаку… Позже, правда, он выяснил, что этот монах, — его звали Тараст Инми, — был весьма неплохим парнем. Улиточный суп, приготовленный в качестве извинения за поставленный под глазом «фонарь», так же пришёлся ему по вкусу.***
После отъезда ЭйДжея в горном убежище стало непривычно тихо. Тихо и грустно: Дюрк постоянно где-то пропадал в поисках союзников и информации о покушении на королеву Амару, Юти либо просиживал дни за книгами, либо отправлялся в город за свежими слухами о том, что творится при паучихином кровавом режиме. Но если все трое собирались к ужину, Дэц охотно учил своего младшего товарища классическим рецептам приготовления настоящего мужского хрючева, начиная с салата из сухариков с жаренными жуками, заканчивая эксклюзивным сендвичем из чего придётся, подкопченным на газовой горелке. Словом, борьба за свободу от диктата Га’ран продолжалась, и где-то там, в далеком будущем, Дерзких Драконов ждала их великая цель…***
— Пятое мая, четыре часа утра… — повторил Дэц дату и время, записанные соусом на тонкой пшеничной лепешке, а затем, обернув ей свиток с мясом и овощами в таком же куске теста, с аппетитом откусил примерно четверть. Связной Дерзких Драконов, торговавший на столичном рынке уличной едой, за пределами Кура’ина известной как «кебаб», «шаверма» или «шаурма», кое-что понимал в конспирации — он сделал правило «после прочтения уничтожить» не только простым, но и вкусным, использовав сразу две лепешки: первую — для того, чтобы завернуть начинку, вторую — чтобы передать повстанцам незаметно жизненно важные данные на внутренней стороне. — Что насчёт конвоя? — спросил Дюрк, не отрывая взгляда от карты с маршрутом, по которому должны были этапировать в тюрьму двоих схваченных тайной полицией повстанцев. Карта была составлена из тонких лепёшек и разложена на столе посреди его бывшего агентства. — Конвой, вероятно, усилят, — подал голос Юти из дальнего угла комнаты. В свои неполные одиннадцать он уже сделал для революции больше, чем многие взрослые товарищи, — и эту вылазку за информацией в свитках из пшеничной лепешки провернул сам. И все же он пока стеснялся говорить на собраниях на равных, даже видя, как глаза Дюрка сияют от гордости. — Тюремные охранники, сделавшие заказ передо мной, упомянули об этом. К еде ни он, ни Дюрк так и не притронулись. Оглядевшись, Дэц понял, что из всей дюжины повстанцев, собравшихся в столичном убежище, уминал вкуснятину лишь один он, но ему совсем не было стыдно — напротив, он считал необходимым устыдить остальных: — Когда она остынет, будет невкусно и труды нашего союзника пропадут напрасно. Дюрк кивнул и, улыбнувшись своим товарищам, согласился: — Дэц прав. Завтра будет тяжелый день и силы нам понадобятся.***
Впрочем, повстанцам день ото дня становилось лишь тяжелее, а надгробий, отмеченных «глазом дракона» на горном кладбище появлялось всё больше. Адвокаты и те, кто посмел восстать против несправедливого кровавого режима Га’ран, навечно сомкнули веки под грубо обтёсанными камнями, над которыми ветер трепал флаги с молитвами. В День блуждающих духов они всегда приходили сюда втроём — прибирали могилы, оставляли для скитающихся душ на камнях белые цветы, рассыпчатый рис и фрукты у алтарей. На родине Дэца было принято проливать на могилы павших на войне виски, но за годы, проведённые в Кура’ине, он уже отвык от этой традиции. — Как рука, Юти? — вытерев о рукав яблоко, участливо поинтересовался Дэц, наблюдая за тем, как младший товарищ с повязкой на ладони, под которой была свежая татуировка, опустившись на колени у алтаря, зажигает в нише лампаду. — Скоро заживет… — Жду не дождусь — нас с тобой ждёт целый мешок яблок. Ты даже не представляешь, каково чистить их в гордом одиночестве, — произнёс Дэц, достав из ножен мачете и, подбросив в воздух румяный фрукт, поймал его на кончик лезвия. Неуклюжая шутка сорвалась с губ сама собой — здесь, на адвокатском кладбище, Дэц особенно остро чувствовал, как быстро летит время и как мало они с Дюрком успели сделать для этой земли. Время не давало им передышки — глядя на Юти, он не понимал, когда его младший товарищ успел так вымахать и превратиться из милого ребёнка-ангелочка в нескладного худощавого подростка с отчаянно смелым взглядом, следовавшего за отцом по пятам, жадно внимающего каждому его слову, живущего его идеалами. Юти хотел изменить свою родину к лучшему, и татуировка на ладони, такая же, как у Дюрка, была способом выразить свою преданность общему делу, так что Дэц не сердился на то, что все кухонные дела в последние дни легли на его плечи. Напротив, когда в первый вечер после того, как была сделана наколка, Юти почувствовал себя нехорошо, он с риском для жизни добыл в полицейской столовой жирную курицу, чтобы сварить из неё бульон, и помогал Дюрку присматривать за сыном, пока у того не спал жар. — Послушай, Дэц… — Я весь внимание, камрад. — Через месяц, может быть, чуть позже, тебе придётся искать себе другого помощника на кухню, — поднявшись в полный рост, виновато улыбнулся ему Наюта. Едва не порезавшись ножом от пережитого шока, Дэц уронил на землю яблочную кожуру. — Дай угадаю: у тебя в голове созрел какой-то безумный план? — Да. Стать прокурором, чтобы попытаться изменить судебную систему изнутри. — Ты двинулся, ты точно двинулся… — пробормотал Дэц, сокрушенно покачав головой. Наюта говорил обо всем этом так спокойно, словно собирался сходить на рынок за хлебушком, а не сдаться в лапы старой паучихе Га’ран, которая, несомненно, жестоко расправится с ним, если догадается о его замысле. — Дюрк знает? — Да. Он одобрил мое решение. Это, конечно, звучало, как план, но — как очень хреновый. Впрочем, в подобной ситуации на его месте Дэц вряд ли бы сам поступил иначе. Их борьба за столько лет не принесла никаких плодов — так может быть, у Юти что-то получится? Дэц тяжело вздохнул и протянул ему чищенное яблоко.***
У победы был горький вкус потерь, который было трудно чем-то перебить. Но жизнь продолжалась, а в чём-то даже налаживалась, и ветер перемен трепал молитвенные флаги над площадью Веры. Дэц и не думал, что когда-нибудь увидит офис Дюрка без досок на окнах. Теперь в нем было светло и прибрано, и даже портрет старой паучихи Га’ран отправился в мусорное ведро вместе с прочим хламом. — ЭйДжей, я у тебя переконтуюсь недельку, ничего? — поинтересовался Дэц, упав на диван и вытянув уставшие за день интенсивной уборки ноги. — Да без проблем, — ответил возившийся со стопкой старых дел Аполло, широко улыбнувшись ему. — Только холодильник у нас пустой… — Не страшно, — махнул рукой Дэц. — Пошлём мелкого с собакой на рынок, я приготовлю нам настоящее мужское хрючево… Вспомнив о своих фирменных рецептах, Дэц почувствовал, как в носу у него предательски защипало: Дюрк не сядет с ними за стол этим вечером, а Юти… Да у него дел выше крыши: управлять страной — это вам не семечки лузгать… Входная дверь неожиданно скрипнула, и Дэц на автомате подумал, что стоило бы смазать петли, но только он повернул голову на звук, как все здравые мысли вылетели у него из головы. Предательство забыть непросто — и в глубине души обида на стоявшего на пороге человека в белом шервани, расшитом золотом, все ещё горчила. Но вместе с этим сейчас Дэц понимал, что они с Дюрком в какой-то момент тоже предали его — оставили своего младшего товарища один на один с врагом, не знающим милосердия. — Аполло, Дэц… — на лице Наюты промелькнула виноватая, неловкая улыбка. — Простите, что не смог прийти раньше. — Да, очень жаль, — буркнул Дэц, мысленно отметив, что убираться в белых шмотках — перебор даже для регента, и не упустил возможности намекнуть камраду на то, что предпочитая дворец их обществу, он многое теряет. — Потому что мы уже всё сожрали без тебя. — О чем ты, Дэц? Я умираю с голоду, — вклинился в разговор Аполло, не уловивший в словах Эре'бела подтекст. Он всё ещё чувствовал себя неловко, когда ему приходилось общаться с Наютой вне зала суда, и старался выражать мысли ясно и прямо. Его было понять — столько лет прошло с тех пор, как они виделись в последний раз детьми. — Тогда как насчёт супа из улиток? — мягко поинтересовался у него Наюта. Дэц поднялся с дивана, удивленно моргая глазами, и принюхался — надо же, его нос отчётливо уловил запах супа с улицы. — А может быть, ты соскучился по жареной на камнях рыбе? — Я бы не отказался от чего-нибудь попроще, только пусть это будет не каша с комочками, — смущенно прижав рукой торчащие пряди волос, ответил Аполло. — Полегче-полегче! Комочки закаляют мужской характер! — возмущённо запротестовал Дэц. — Только не говори, Юти, что ты заставил королевских поваров готовить для нас настоящее мужское хрючево по старым проверенным рецептам… В носу вновь защипало от внезапно нахлынувших сентиментов, и Дэц, поддавшись внезапному порыву, сгрёб своих пацанов в охапку, как в старые добрые времена. — Там… Там много всего, — тихо произнёс Наюта, не решаясь обнять своих камрадов в ответ. — Много? — вскинул брови Дэц. — Значит, нам не справиться с этой горой жратвы без тебя, Юти.