______
Конечно, еще одной опорой для Цзинь Лина стали друзья. Сычжуй и Цзинъи тоже были рядом все это время, и Цзинь Лин как никогда радовался, что земли их ордена граничили с землями его собственного. С каждой новой встречей они становились искуснее в заклинательстве, учили его новым приемам, а Цзинь Лин учил их. Присутствие на ночных охотах Призрачного Генерала его уже мало смущало, когда он видел, как Сычжуй радуется ему. Правда про их родство была ошеломительной. Сычжуй рассказал ему под покровом ночи во время летней охоты, когда они еще были взбудоражены погоней, усталые после битвы и грязные как последние лютые мертвецы. Казалось, что он это сделал под влиянием момента, но потом он добавил, что с друзьями хочет быть честным, и это смягчило сердце Цзинь Лина. Цзинь Лин все еще был вспыльчив и иногда мнителен, но одно он уяснил точно — дети не могут выбирать себе родителей, но могут выбирать путь, которым идти. И что бы Цзинь Лин делал на своем, не будь рядом с ним Сычжуя? Едва из дверей Благоуханного дворца вышел патрульный, как Цзинь Лин выскочил следом, не позволяя себе сорваться на бег только усилием воли и ответственностью за статус. Внизу длинной лестницы стояла маленькая фигура в белых одеждах. Цзинь Лин быстро начал спускаться вниз, и на последних ступенях Сычжуй сделал несколько шагов навстречу. Они замерли друг от друга на расстоянии трех чи и церемонно поклонились друг другу. — Глава Цзинь, — с улыбкой, подобной ласковому ветру, сказал Сычжуй. Цзинь Лин был все еще чрезмерно нетерпелив и эмоции взяли верх — он не выдержал, поднырнул руками под длинные белоснежные рукава и крепко обнял Сычжуя. Еще недавно он бежал от прикосновений как ошпаренный, теперь же чувствовал в себе куда большую уверенность. Друзья и Вэй Усянь постепенно приучили его к осознанию, что так можно выразить чувства и в этом нет ничего постыдного. С дядей пришлось побороться немногим дольше, ведь все, чему он учился, он привык делить и с ним. — Я рад, что ты приехал, Сычжуй. Сычжуй был на пару лет старше, но в росте лишь недавно смог обогнать Цзинь Лина меньше, чем на цунь. Цзинь Лин же всегда говорил, что Сычжуй вырос бы куда выше, питайся он в Юньмэне или Ланьлине. Ужин подали в беседке Башни Карпа с видом на впечатляющее своей красотой море из тысячи пионов. Легкий ветер приносил пьянящий аромат распустившихся бутонов. На дне искусной работы чашки чая плавала пара чаинок. Цзинь Лин сел на перила и, расслабившись, болтал в воздухе ногой. Сычжуй сидел с прямой спиной в подобающей позе и смотрел на него. — Глава Цзян посещал Облачные Глубины в прошлую луну. — Да? — насторожился Цзинь Лин. Сычжуй знал, что Цзинь Лина беспокоили отношения его дяди с Вэй Усянем, потому сразу начал с самого важного. — После его визита осталась дюжина пустых бутылок «Улыбки императора», — Сычжуй прикрыл рот рукавом, и до ушей Цзинь Лина донесся переливистый смех. Он улыбнулся углом рта на манер дяди и некоторое время молчал. — Надеюсь, перед этим они недолго препирались. — Недолго, — заверил его Сычжуй. Каждый раз после таких новостей с души Цзинь Лина словно падал камень. Некоторое время они болтали о путешествиях и ночных охотах. Чашки их давно опустели и теперь покоились на сандаловых подставках, Цзинь Лин уже спрыгнул с перил и сел рядом с Сычжуем, когда вдруг вспомнил о своем последнем визите в Пристань Лотоса. — Дядя вздумал устроить мне смотрины, представляешь, — с искренним удивлением заговорил Цзинь Лин, — свитков принесли вот такую, — он показал руками, — гору. Дядя, безусловно, был для него самым близким человеком, но потребность делиться новостями с обретенными друзьями никуда не делась. Улыбка Сычжуя вдруг замерла на лице. — Что? — переспросил он. — Лучше бы он сперва себе невесту нашел, — продолжил Цзинь Лин, по-своему истолковав перемену в лице Сычжуя. — Ты же не должен соглашаться? — тот отставил опустевшую чашку в сторону. — Знал бы ты его упрямство, — пробурчал Цзинь Лин и расправил плечи, будто уже был готов дать словесный отпор. — А я чувствую… что еще не хочу. — Прямо как дядя, — сказал Сычжуй и попробовал улыбнуться снова. — А ты что так заволновался, — развеселился Цзинь Лин, пытаясь скрыть за шутками смущение, — никогда не общался с девушками? У вас, в Гусу, наверняка так не тащат под венец. К лицу Сычжуя тут же прилила краска, он опустил взгляд и, показалось, сжал белые одежды на коленях. — В этом смысле, — ответил Сычжуй неожиданно серьезно, — не общался. От честности и деликатности, с которой он говорил правду, иногда щемило в груди, потому что это было одной из тех черт, за которую Цзинь Лин Сычжуя очень любил и уважал. Тот даже умудрялся мягко сказать, какой Цзинь Лин дурак, и это было ни капли не обидно. В вечерней тиши нестройно пели птицы, Цзинь Лин отвернулся в сторону, потому что действительно смутился, не ожидая такого ответа. В Облачных Глубинах были девушки, не может быть, чтобы у Сычжуя не было своих воздыхательниц. Статный, утонченный, он вошел в возраст самого расцвета, как голубой ирис в разгар весны. Его внутренняя красота пленяла больше внешней, а его характер для счастливицы стал бы настоящим подарком. Закатное небо над горными пиками сменило цвета, и Башня Карпа погрузилась в ночные тени, гребни крыш поменяли роскошь красок на черный цвет. — В Облачных Глубинах уже время отхода ко сну, да? — решил сменить тему Цзинь Лин. — Если хочешь спать, твои покои уже приготовили. Они прошлись по широкой вымощенной камнем дороге в сторону Благоуханного дворца. Гостевые покои для своих друзей Цзинь Лин всегда отводил рядом, в соседних постройках.______
Совесть не давала Цзинь Лину уснуть. Когда Сычжуй открыл ему дверь, он был в накинутом на нижние одежды ханьфу, волосы освобождены от заколки, а на лбу не было привычной ленты. От такого необычного вида Цзинь Лин некоторое время нерешительно смотрел на него, будто увидел что-то очень личное, и захотел немедленно извиниться. Сычжуй пригласил его войти. На столе еще горела свеча, значит, Сычжуй еще тоже не спал. — Я пришел извиниться, — сказал Цзинь Лин. — За ужином я сказал лишнего. Научиться просить прощения было одним из ценных советов Вэй Усяня. Это помогло ему многого добиться и многого избежать. Сычжуй только покачал головой. — Тебе не за что просить прощения, — он смотрел на него с добротой, которая не прекращала удивлять Цзинь Лина. — Ты не имел в виду ничего дурного и сам был смущен. Вечерние птицы почти умолкли. Тусклое пламя свечи делало просторные и богато обставленные покои маленькими, будто ограничивая пространство пятном света, где они стояли. — Потому что в этом смысле я тоже с ними не общался, — на одном дыхании сказал Цзинь Лин. За честность нужно платить честностью. Он опустился за низкий столик, поджав под себя ноги, и Сычжуй присел рядом, взмахнув полами одежд. От него пахло ароматными травами — теми, которые добавляли для купания и главе ордена Цзинь. — Это тревожит тебя? — Немного, — помедлив, ответил Цзинь Лин. Конечно, его это волновало. Он боялся потерпеть поражение в любви также, как в делах своего ордена. — Какая же мне невеста, если я не знаю, с какой стороны к ней подойти? — Хм, — задумался Сычжуй и потер рукой подбородок. Цзинь Лин чувствовал себя совершенно глупо, открывая все свои сомнения перед Сычжуем, но уже не мог остановиться. Сычжуй никогда его не осуждал, и Цзинь Лин доверчиво к нему тянулся. — Только и умею бегать по ночным охотам, — сказал Цзинь Лин, — и теперь немного разбираюсь в счетных книгах. Но не в делах сердечных. — Не каждый и это умеет. Это тоже впечатляет, — сказал Сычжуй. — При девушках у меня все мысли путаются и хочется сбежать, не то, что до нее дотронуться. Да и чем же я могу понравиться, — Цзинь Лин повесил голову, — кроме как положением главы ордена. Сычжуй заглянул ему в лицо. — Добрым сердцем, — сказал он и тут же продолжил, — честностью, решительностью, верностью и тем, что на тебя всегда можно положиться. С каждым его словом щекам Цзинь Лина становилось все жарче и жарче. — Даже твои вспыльчивость и смущение способны пленить. На последних словах Цзинь Лин уже не знал, куда деться, а серьезный голос Сычжуя все только усугублял. — Скажешь тоже… — только и промямлил он. — Ладно, — ответил Сычжуй, — возможно, я тебя понял. Это должно работать так же, как в искусстве заклинаний или владения мечом. Цзинь Лин кивнул, а Сычжуй продолжил: — И ты должен тренировать это с тем, кому ты доверяешь. Цзинь Лин снова кивнул. Сычжуй умный, много читает и дурного не посоветует. — Если тебе не будет неприятно, — на этой фразе голос Сычжуя стал ниже, — можешь попробовать со мной... поцелуй. Последнее слово камнем упало Цзинь Лину на голову, он вскинулся, сраженный таким предложением. Помимо обретенных за годы достоинств, слова все еще вылетали из его рта впереди мыслей: — Я тебе что, обрезанный рукав? — возмутился он. В отношении к подобным людям Цзинь Лин прошел внушительный для себя путь — от резко отрицательного до терпимого. — Совсем не хотел тебя обидеть, — замахал руками перепуганный Сычжуй, до которого, кажется, полностью дошла смелость его предложения. — Прости. Сычжуй в его представлении совсем не ассоциировался ни с чем недостойным и порочным, поэтому Цзинь Лин в очередной раз пожалел о сказанном за этот вечер. — Я согласен, — вдруг сказал Цзинь Лин, и Сычжуй удивленно моргнул, будто не расслышал. — С тобой, — севшим голосом повторил Цзинь Лин, — я согласен. С ним он действительно был согласен на любую авантюру. И в огонь, и в воду. Сычжуй предложил это ради него самого, Цзинь Лину нужно было постепенно привыкать к близости, чтобы потом не ударить в грязь лицом. Это совсем не делало их обрезанными рукавами, успокаивал он себя. Казалось, даже птицы на улице притихли, не решаясь нарушить возникшую тишину. Они сидели рядом и не решались двинуться. — Тогда я погашу свет? — спросил Сычжуй. В темноте ночи будет не так стыдно, подумал Цзинь Лин, и кивнул, не поднимая на него глаз. Сычжуй наклонился к столу, подул на свечу, и покои укрыла ночь. Глаза не сразу привыкли к темноте, и было не разобрать даже силуэтов предметов. Мягко, как дуновение ветра, руку тронула прохладная рука и поднялась выше. Сычжуй бережно взял его за подбородок и приблизился — Цзинь Лин ощутил на коже его дыхание. Так близко они были только единожды, но совсем в другой ситуации — когда летели кубарем с горы на одной из провальных охот. Тогда было не до прикосновений, ароматов и, тем более, не до поцелуев. — Ты дрожишь, — сказал Сычжуй. — А как бы ты чувствовал себя на моем месте? — шепотом возмутился Цзинь Лин. — Я неопытен так же, как и ты. Отбрось свои тревоги. Голос Сычжуя имел поистине магическое действие — он успокаивал и располагал к себе, и Цзинь Лин с готовностью поддавался его чарам. Из-за облаков, кажется, выглянула луна, и в темноте проступил его силуэт: лунные блики серебром играли на длинных волосах. Цзинь Лин едва сдерживал свое волнение и именно поэтому первым ткнулся губами наугад вперед. И попал в щеку. Смех Сычжуя зашелестел как весенняя листва, но в темноте было проще перенести свой промах. Прохладные ладони вдруг обхватили лицо Цзинь Лина. Он явственнее почувствовал ароматы трав, и теплые губы накрыли его почти невесомо и сразу же исчезли. — Вот так, — прошептал Сычжуй. Он ожидал реакции Цзинь Лина, словно безмолвно спрашивал — все хорошо? Или мне прекратить? Та бережность, с которой Сычжуй к нему относился, теплом окутывала сердце. В ответ Цзинь Лин повторил его действие и обхватил ладонями его лицо. Кожа оказалась шелковой, Цзинь Лин не удержался и провел по ней пальцами — новые ощущения, ведь ему еще не приходилось никого так касаться. Цзинь Лин подался вперед — дважды он не повторял одних и тех же ошибок, поэтому теперь попал в цель. В отличие от Сычжуя он сильно прижался к его губам и застыл как каменная статуя, боясь сделать лишнее движение. — И все? — отстранившись, наконец, спросил Цзинь Лин. Кроме смятения он пока ничего не ощущал. — Думаю, что нет. В действиях Сычжуя появилось больше уверенности, и в следующем поцелуе он лизнул его в губы, а затем прихватил губами за нижнюю. Все очень осторожно, медленно и нежно, и Цзинь Лин с испугом услышал собственный вздох. Дрожь тела выдавала его с головой — все это было нелепым, странным и при этом дико волнующим. Он попытался сделать то же самое. Губы Сычжуя разомкнулись, и когда Цзинь Лин попробовал его лизнуть, он коснулся и его зубов. Между ними мелькнул язык, и он оказался таким ласковым, влажным и мягким, что Цзинь Лин опомнился, когда уже ласкал этот язык своим. Сычжуй сжал его за плечи, а Цзинь Лин положил ладонь ему на затылок — так было удобнее держать голову и самому не свалиться на циновку от переизбытка ощущений. Близость и запах чужого тела кружили голову, дозволенность дарила небывалую смелость, а на каждое неловкое движение Цзинь Лина на выручку приходил Сычжуй. Едва он отстранялся от его губ, как Цзинь Лин тут же тянулся к нему сам. Он даже не успел толком задуматься, нравится ему или нет, только неосознанно тянулся к рукам и касаниям всем телом, поэтому когда Сычжуй обхватил его за талию, он доверчиво подался ему навстречу. Спустя некоторое время они нашли свой ритм, перестали сталкиваться зубами, и комната погрузилась в звуки поцелуев. Тело Цзинь Лина же погрузилось в агонию. Если сначала их попытки казались скорее смешными, то теперь Цзинь Лин начал понимать, почему люди с таким трепетом болтали о поцелуях. Сычжуй прерывался только на краткие мгновения, чтобы прошептать — «Тебе нравится?», «А так?», «Давай попробуем еще», и Цзинь Лин совсем размяк в его руках. Точно как юная госпожа, думал он про себя. Он ничем не заслужил такую нежность. Когда воздуха стало совсем не хватать, они отстранились друг от друга, сбито дыша. Сычжуй все еще обнимал его, а потом вдруг провел рукой по спине вверх. — У тебя такие красивые волосы, — он взял хвост Цзинь Лина и пропустил волосы через пальцы. — Прости, всегда хотел так сделать. Цзинь Лин тоже так и не убрал руки, поэтому когда Сычжуй погладил его по волосам, то он еле удержался от порыва снова его поцеловать. Если бы горел свет, Цзинь Лина, наверно, уже простыл бы след, и он долетел бы до самого Юньмэна, чтобы остудить голову в пруду с лотосами. Но свеча не горела, и Цзинь Лин рассматривал в темноте очертания силуэта напротив. Напоследок Сычжуй еще раз потянулся к нему, и, в отличие от прошлых поцелуев, последний аккорд был неожиданно ярким и пылким настолько, что кровь ударила в голову. — Цзинь Лин, — прошептал Сычжуй, — если ты не хочешь, тебе не нужно этого делать. — Не делать что? — не понял осоловевший Цзинь Лин, ведь они уже сделали все, и он не высказал протеста. — Ничего, — Сычжуй провел тыльной стороной ладони по щеке. — Хочу, чтобы ты был счастлив. Я помогу тебе всем, чем только захочешь. И спасибо, что разделил этот опыт со мной. Каждое слово со звоном ударяло по опустевшей голове, Цзинь Лин прополз по циновке назад, пытаясь совладать с негнущимися конечностями. Сегодня необычная ночь, и место необычным разговорам тоже — слова эти не укладывались в голове, казались странными и от них тянуло безнадежностью. — Мне пора, — выдавил из себя Цзинь Лин. Возможно, они зашли слишком далеко, потому что трепет тела Цзинь Лин не мог унять почти до самого рассвета.______
Утра Цзинь Лин опасался, но как оказалось зря — Сычжуй его встретил светлой улыбкой и приветствием того старого и доброго друга, которым был. И к Цзинь Лину вернулись привычные бахвальство и самонадеянность. За завтраком он то и дело бросал украдкой взгляд на губы Сычжуя — припухшие и более яркие, чем обычно. Усилием воли он заставлял себя туда не смотреть, но взгляд невольно так и замирал на них. Кошмар. — Глава Цзинь, — позвал его Сычжуй, когда пришло время прощаться. — Надеюсь, ты не пожалел. Цзинь Лин расправил плечи и поднял подбородок. Они стояли на вершине лестницы в нескольких шагах друг от друга. — С чего бы мне жалеть? Мы же друзья. А друзьям не нужно видеть двусмысленности в своих поступках. Может, Сычжуй спрашивал, не жалеет ли Цзинь Лин о том, кому достался его первый поцелуй. Так это было взаимным. И вообще, глупости все это, романтическая ерунда. — Надеюсь, — Сычжуй прикрыл рот рукавом, словно заметил взгляды Цзинь Лина, — ты встретишь самую достойную. — Может, и встречу, — сказал Цзинь Лин и кашлянул в кулак. — Иди уже, — буркнул он, хотя совсем не хотел, чтобы Сычжуй уходил. Сычжуй улыбнулся в ответ и последний раз обратил взгляд на море из пионов. В утреннем солнце пышные бутоны светились, ослепляя своей белизной как бурная морская пена. Впервые Сычжуй был здесь весной и видел одну из гордостей ордена Цзинь. Может, роскоши в Башни Карпа и поубавилось, но не пионов — они содержались с той же тщательностью, как и во время пика расцвета ордена. — Очень красивый вид, — сказал Сычжуй. — Да, — задумчиво ответил Цзинь Лин, глядя на него.______
Наваждение Цзинь Лин переживал недолго. Так он считал. От растрепанных чувств отвлекали стопки документов и прошений, которые дожидались его в рабочем кабинете, и которые он разбирал, отдаваясь делу полностью и без остатка. Иногда он засыпал прямо в кабинете, иногда на Фее, которая грела его ноги, а потом получал подзатыльники от дяди, если тот замечал, что Цзинь Лин выглядел хуже. Как умело он умудрялся отчитывать и поучать за то, в чем повинен сам! В воздухе с треском взметнулась фиолетовая молния и ударила оземь. Еще одна молния — и ее отбила яркая вспышка меча. Дядя стоял в середине тренировочной площадки как скала, ухмылялся и кривил губы. — Если у тебя и дальше так будут заплетаться ноги, ты не выстоишь и мгновения против сильного чудовища. — Против одного чудовища напротив я сейчас уже стою куда дольше! — крикнул Цзинь Лин, удирая от ударов Цзыдяня по площадке, блокируя их и нападая снова. Ответом на подколку был оглушительный свист кнута, от удара которого Цзинь Лин заслонился, но от волны энергии не удержался на ногах и шлепнулся на землю. Он подорвался и вновь принял боевую стойку, быстро оглянувшись по сторонам, не заметил ли кто его позорного падения. Цзинь Лину еще предстояло пройти долгий путь, чтобы он смог противостоять дяде на равных, но за годы у него уже были ощутимые успехи — бой не заканчивался мгновенным поражением. Такие тренировки выматывали тело и отвлекали от лишних мыслей. Только дядя добавил еще новых. Разговор он завел после ужина, когда перед ними поставили кувшин вина и чашу с замороженными фруктами. Цзинь Лин выпивал с дядей только на пышных приемах во время Совета кланов; это была формальность, а от сосредоточенности на вопросах совета хмель даже не трогал разум Цзинь Лина. — А-Лин, — сказал дядя. — В свой следующий визит отправишься со мной в Сяньнин. — Ладно, — Цзинь Лин согласился сразу же и не думая. Он с рвением наблюдал, как дядя решал вопросы ордена и охотно соглашался на предложения его сопроводить. Модель управления постепенно отражалась и на ордене Цзинь и не сказать, что это было не на пользу. Цзинь Лин отпил из чаши, терпкая сладость обожгла горло, и он зажмурился. — Постой, Сяньнин? — запоздало переспросил Цзинь Лин, не совсем уверенный, что правильно догадался. Дядя закрыл рукой лицо. — Только не делай такое лицо, будто не понимаешь. — Ты что, хочешь, чтобы я смотрел на… — А-Лин, не позорься, — дядя одним глотком осушил свою чашу. — Твоя невинность начинает смущать даже меня. Цзинь Лин некоторое время хлопал глазами, глядя на него. А затем, сам того не заметив, тоже выпил полную чашу вина. Уши заалели так, что все остроты застряли в горле. Цзинь Лин изо всех сил старался вести себя достойно, потому что такие разговоры — тоже в порядке вещей, а то, что из-за этого у него внутри все переворачивалось, не должно быть заметно. — Если ты сейчас спросишь, что мы там будем делать, то я не выдержу и ты, наконец, познакомишься с Цзыдянем. Цзинь Лин ухватился за возможность скрыть за остротой свое смятение. — Я так невесту не жду, как знакомство с твоим Цзыдянем.______
Горы окутывали непривычной прохладой и влагой, шум рек ласкал слух, летняя зелень отдавала синевой и пышными шапками уходила по горам ввысь, теряясь за облаками. Даже в самый засушливый месяц здесь шли дожди. Сквозь темную листву кустарников выглядывали розовые цветы. Казалось, все постройки и вся жизнь ордена были вписаны в окружающий пейзаж, чтобы не нарушать гармонию с природой. От этого места, начиная с самых ворот, веяло высокой нравственностью и строгим укладом. Цзинь Лин с тоской глянул на стену с четырьмя тысячами правил, а затем тайком посмотрел по сторонам, не видно ли где Сычжуя или Цзинъи. Цзинь Лин не пренебрегал своим статусом, но иногда жалел, что не мог прибыть в Облачные Глубины не в статусе главы ордена. Теперь это была череда скупых церемоний встреч, обедов, решения вопросов о пограничных землях. Сперва он общался с главой, Лань Сичэнем, и только потом, если оставалось время, мог встретиться со своими друзьями. По дороге ему встречались небольшие группы адептов ордена Лань, которые замечали его золотые одежды и вышитый белый пион, расцветающий на груди, приветствовали почтительным кивком, и Цзинь Лин отвечал им тем же. Его взгляд задерживался на их лобных лентах, туго вплетенных в прическу. Их концы покачивались от ходьбы или дуновения ветра. Сразу же вспоминался Сычжуй, который в ту ночь был без ленты, и в душу закралась запоздалая и недостойная мысль, словно тогда он отбросил правила ордена ради Цзинь Лина. Конечно же нет. Это Цзинь Лин свалился ему на голову, в таких ситуациях он был искусным мастером — оказываться не в том месте и не в то время. Первым его обнаружил Цзинъи и поприветствовал, настигнув откуда-то со спины, громким хлопком между лопаток. От испуга Цзинь Лин подпрыгнул, резко повернул голову и тем самым хлестнул обидчика хвостом по лицу. — На драку нарываешься! — Юная госпожа, пощади, — запричитал Цзинъи и схватился за щеку, словно получил сильнейший удар, — и так ты здороваешься с прославленным адептом ордена Лань?! Цзинъи не расстался с привычкой так называть его, а Цзинь Лин, не в силах с этим побороться, просто смирился. Цзинъи приосанился, уперев руки в бока, и Цзинь Лин не удержался и засмеялся в кулак. — Из тебя такой же прославленный адепт, как из меня небожитель. — Пока тебя не было, мы ходили с Ханьгуан-цзюнем на большую охоту! Тварь была в десятки раз сильнее тех, что мы встречали, и решающий удар нанес именно я! Неприятно царапнуло в груди — жаль, что Цзинь Лин не мог сорваться с ними на охоту по первому желанию. Даже самые безвыходные ситуации в компании друзей и старших превращались в захватывающее приключение. — Не грусти, — Цзинъи вдруг подошел и закинул руку ему на плечо, — в следующий раз я напишу официальное прошение в Башню Карпа, чтобы одну вспыльчивую госпожу отпустили вместе с нами, и поручусь, что мы вернем ее целой и невредимой до положенного часа. — Прославленный адепт ордена Лань, — серьезно сказал Цзинь Лин, — ты полный дурень. Цзинъи засмеялся, а потом его лицо окаменело от испуга: — Меня же ждет учитель Лань в библиотеке, а я забыл! — На ходу он обернулся: — Сычжуй кормит кроликов, иди поздоровайся! Пройдя по аллее из отцветших магнолий, Цзинь Лин вышел к лужайке с изумрудной травой. Он остановился, разглядывая фигуру вдалеке, и первое время не решался подойти — в ее центре, под деревом, сидел Сычжуй. Адепты ордена Лань были сложены как на подбор и казалось, из-за одинаковых одеяний издалека их легко перепутать, но Цзинь Лин мог различить Сычжуя в любой толпе. Из-за смущения, сидевшего глубоко внутри, Цзинь Лин сперва колебался, подходить ли к нему, но желание увидеть друга было сильнее. Увидев, кто к нему приближается, Сычжуй радостно улыбнулся. Он выпрямился и попытался встать, но не смог. Когда Цзинь Лин подошел ближе, то понял, почему. В руках и на коленях у Сычжуя сидело несколько пушистых шариков белого, серого и черного цветов. Рядом стояла плетеная корзинка с овощами, и кролики с аппетитом уплетали тонко нарезанную морковь. — Цзинь Лин! Сычжуй назвал его не так формально, потому здесь никто не мог их услышать. Взгляд его был открытым и нежным, а искренняя радость в голосе обезоруживала. — Что привело тебя в Гусу? — Возможность посмотреть на тебя с кроликами, — хмыкнул Цзинь Лин и опустился рядом. Трава приятно защекотала ладони, и несколько кроликов засуетились вокруг него, шевеля маленькими носиками. Сычжуй ничего не ответил и только улыбнулся, поглаживая между ушей черного кролика, размером не больше его ладони. — И сколько их здесь развелось? Скоро все ваши Облачные Глубины утонут в меху. Пересказывая совершенно неинтересные и формальные причины приезда, он наблюдал, с какой готовностью кролики тянулись к рукам Сычжуя и, к своему неудовольствию, это что-то очень напоминало. — Где Вэй Усянь? — спросил Цзинь Лин. — Учитель Вэй с Ханьгуан-цзюнем покинули Гусу для небольшого путешествия. Цзинь Лин промычал в ответ, а Сычжуй продолжил: — Будь учитель Вэй здесь, боюсь, тебе уже было бы не спастись от его объятий. Цзинь только фыркнул. Когда ему надоело наблюдать эту картину с кроликами, он, словно тоже собирался их погладить, поднял по одному на руки и быстро убрал их с Сычжуя. Тот сначала оторопело наблюдал за его действиями, а когда Цзинь Лин плюхнулся головой на свободные колени, заулыбался. От его улыбки веяло таким теплом, точно Цзинь Лин грелся на солнце под сенью бамбуковой рощи. Так было лучше, а пушистым шарикам и так доставалось много внимания. — Ты что, кролик? — Я уеду, а твои драгоценные кролики останутся с тобой. Сычжуй положил ладони на траву, наклонился и заглянул Цзинь Лину в глаза. Концы лобной ленты свесились вместе с прядью волос и коснулись его щеки, но Сычжуй этого словно не заметил, Цзинь Лин тоже не шевельнулся. Некоторое время они молчали, глядя друг на друга, и очень хотелось заполнить эту тишину, только никакие слова не шли в голову. — Вот уж точно, — медленно сказал Сычжуй. — И кролики, и я останемся здесь. Он провел рукой по волосам в хвосте Цзинь Лина, и вид у него был крайне задумчивый. — Я отправляюсь утром. Цзэу-цзюнь любезно предложил мне подготовить гостевые покои. — Рад слышать, что ты еще немного сможешь у нас отдохнуть. — Потом я отправлюсь в Пристань Лотоса, оттуда — в Сяньнин. Сычжуй совсем не знал о той стороне жизни, которая скрывалась в Сяньнине за красными бумажными фонарями и тяжелыми пологами, и название города наверняка ему ни о чем не сказало. — Встретил достойную деву? — вежливо поинтересовался он. — В Сяньнине этих дев больше, чем ремесленников, — усмехнулся Цзинь Лин. — О… — только и сказал Сычжуй, словно до него постепенно дошел смысл сказанных слов. На лице его отразились смешанные чувства, и Цзинь Лин вдруг испытал неловкость за то, чего еще не совершил. Пока мысль о газовых накидках и обнаженных телах вызывала больше смущения, чем любопытства. В его возрасте уже обзаводились семьями, и знакомство с проститутками, когда ему уже семнадцать, не должно его пугать. Земли Юньмэна славились борделями, и отправиться туда в первый раз в сопровождении дяди было разумным. — Сычжуй? — неуверенно позвал Цзинь Лин. — Прости, немного задумался. И кролики куда-то разбежались.______
Поздним вечером Сычжуй зашел в его покои пожелать спокойной ночи, и после обмена вежливыми фразами они замерли в дверях. Сычжуй легко трогал свой рукав и словно хотел сказать что-то еще, а Цзинь Лин был не в силах с ним расстаться. Наконец, набрав в грудь воздуха, Сычжуй выпалил: — Не отправляйся туда. — Куда? — Цзинь Лин склонил голову набок. Сычжуй опустил глаза вниз. В густых сумерках слабый свет от масляной лампы, стоящей в комнате, падал на его лицо, и Цзинь Лин обратил внимание, как дрожали его ресницы. — В Сяньнин. — Да что с тобой? — спросил Цзинь Лин, но внутри него мягкой волной поднимался необъяснимый трепет. — Не уверен, что могу… правильно выразить. — Тогда как же я пойму, если ты не объяснишь? Таким он видел Сычжуя впервые. Он всегда был спокоен и редко сомневался. В их компании за разумность отвечал именно он. Сейчас в его глазах была такая тоска, а мягкий голос, казалось, едва сдерживал чувства, готовые выплеснуться через край. Сердце у Цзинь Лина сжалось в неясном предчувствии. Он неосознанно сделал несколько шагов назад — такие разговоры в дверях не вели. Только он отвернулся, чтобы задвинуть за Сычжуем дверь, как тот крепко обнял Цзинь Лина сзади. Силы в этих руках было немерено — как они могли быть такими сильными и нежными одновременно? Что делать Цзинь Лину, если он привыкнет к этим объятиям? И что делать, если уже привык? — Мысль о том, что тебя тронет кто-то еще, для меня невыносима, — шепотом в шею Сычжуй произнес эти жестокие слова. От них воля давала трещину, и подкашивались колени. — И поцелуй я твой забрал, — продолжал откровения Сычжуй. — Я чудовище, нарушил правила мыслимые и немыслимые. Он продолжал, осыпая себя проклятиями, и говорил, что совсем не добродетельный и достоин всех наказаний. Все эти слова отзывались в теле болью. — Я же сам был не против, — перебил его Цзинь Лин, не в силах это больше выносить. Воспоминание ожило и расцвело на губах сладким огнем. — Каждый день я вспоминаю ту ночь. И даже воды холодного источника не смогли унять этот жар. — С каждым его словом было сложнее держаться на ногах. — Не отправляйся туда, — повторил Сычжуй. Воспоминанию нужно было оставаться воспоминанием. — Но кто сказал, что я этого не хочу? — В горле Цзинь Лина стало сухо, как на выжженной равнине. Длинный выдох был ему ответом. — Что же ты делаешь, Сычжуй? — спросил Цзинь Лин совсем слабым голосом, хотя вернее было бы спросить «Что мы делаем?» — Ничего правильного в этом нет. Он тянулся к Сычжую всем естеством, и душа его ликовала, когда он видел его. Но что это за чувства и что же ему делать? Они друзья, а Цзинь Лин не был обрезанным рукавом, и Сычжуй тоже, он был уверен. Пальцы Сычжуя провели по золотому наручу с изображением пиона и нежно обхватили запястье. — Знаю, — ответил он. Цзинь Лин высвободился из его объятий, повернулся к нему лицом, и его взгляд невольно опустился на губы. Алые, мягкие, ласковые. — Тогда нам нужно прекращать? — слова Цзинь Лина прозвучали вопросом, хотя должны были стать утверждением. Он бы потянулся и поцеловал Сычжуя в лоб, но, посмотрев на лобную ленту, не двинулся. «Сдерживай себя», — вспомнил Цзинь Лин ее значение, а о продолжении цитаты он даже боялся вспоминать. Она была уздой и барьером — хуже, чем все правила со Стены Послушания. От взгляда Сычжуя все его тело охватывало жаром. Он был так близко, что, казалось, в оглушительной тиши слышен стук его сердца. — Если считаешь нужным, — прошептал он. Вкус его губ кружил голову подобно крепкому вину. Цзинь Лин не понял, кто потянулся навстречу первым, и очнулся, уже вовсю вкушая сладость чужих губ. На воспоминания о трепетных поцелуях ложился новый пыл разгоревшейся страсти. Спиной он прижимался к тонкой двери, грозясь разорвать тонкую бумагу. Он забылся в сплетении рук и ног, неожиданно и без остатка поддавшись наваждению. Оно было горным потоком, ледяным и обжигающим одновременно. Он сводил с ума и сбивал с ног. Цзинь Лин произнес эти слова, но на самом деле совсем не представлял, как мог бы отпустить Сычжуя. И сейчас кружила голову мысль, как в нем, столь нежном и спокойном, таилась такая буря. Все чувства Цзинь Лина обострились, и он не удержался от стона, когда Сычжуй поцеловал его в шею. — Шуметь в Облачных Глубинах запрещено, — тихо засмеялся Сычжуй и накрыл его рот ладонью. Из-за плотно запахнутых нижних одежд и ханьфу голым оставался лишь небольшой участок шеи. Сычжуй покрыл поцелуями кожу везде, где дотянулся, и даже этого хватило, чтобы Цзинь Лин самозабвенно стонал в горячую ладонь. Он шарил ладонями по спине, сжимал в кулаках ткань, а Сычжуй дразняще касался языком его алых ушей. Что же мы делаем, снова мысленно спросил себя Цзинь Лин, когда протянул руки к его лицу для глубокого, сметающего все правила и рамки приличий, поцелуя. Напоследок Сычжуй прижался к нему всем телом, и Цзинь Лин едва не потерял сознание от этого жара. — Вспоминай обо мне, — сказал Сычжуй на ухо, которое все еще горело огнем, — и прости за все. Они еще долго стояли, крепко обнявшись, но никто из них не решался нарушить тишину. Облачные Глубины уснули, Сычжуй давно должен был уйти, но они старательно оттягивали расставание. За ним закроется дверь, и что-то оборвется в душе. На утро Сычжуй впервые не провожал его. В звенящей утренней прохладе Цзинь Лин бросил последний взгляд на ворота Облачных Глубин, подернутых туманом, и взмыл на мече в небо.______
Сяньнин был маленьким уездом недалеко от Пристани Лотоса. Когда они вошли в ворота, их взгляду предстала оживленная торговая улица. Воздух наполнял аромат специй и жареных закусок, из лавки в лавку сновали люди, набивая мешки покупками. Когда люди видели двух господ в роскошных фиолетовых и золотых одеждах, то расступались перед ними, а затем невольно провожали взглядами. Через две улицы городской пейзаж сменился — по обе стороны улицы приветливо горели красные бумажные фонари, из раскрытых окон двухэтажных зданий лился нежный девичий смех. Цзинь Лин отправился сюда с тяжелым сердцем и решил, что сегодня ночью он познает тайны плотской любви, и после этого все встанет на свои места. Сомнения он пытался объяснить себе тем, что у них с Сычжуем просто не было опыта, и поэтому они поддались влиянию момента. Каждый из них должен найти счастье и пойти своей дорогой. Дядя остановился около самого большого на улице дома. Разукрашенная румянами и с яркими губами хозяйка в годах, едва завидев их, выскочила на улицу их встретить. Она низко поклонилась: — Что желают сегодня почтенные господа? Судя по взгляду, брошенному на дядю, его она узнала. Цзинь Лин держал осанку, но все-таки неловко переступил с ноги на ногу. Дядя не ответил хозяйке, зато неожиданно подтолкнул его в спину, заставив взойти на две ступени вверх. — А ты? — обернувшись, недоуменно спросил Цзинь Лин. — Пойду в другой, — ответил дядя. Он каждый раз поджимал губы, когда хотел произнести скупые слова похвалы или выражения заботы, но, как правило, молчал или говорил что-то противоположное. — Или ты хочешь, чтобы я на тебя посмотрел? Цзинь Лин вспыхнул: — Скорее я не хочу знать о твоих вкусах! Но про себя он произнес «спасибо». Хозяйка ростом едва доставала Цзинь Лину до плеча. Угодливым жестом она пригласила его войти, и, отодвинув каскад газовых занавесей, Цзинь Лин очутился в царстве благовоний, полураздетых девиц и развязности. За резными лаковыми столами сидели мужчины разных возрастов, а нарядные девушки наполняли их чаши вином или кормили фруктами. Тонкие ханьфу не удерживали пояса, и разглядеть прелести каждой не составляло никакого труда. Хотя дядя и объяснял ему, как здесь все устроено, Цзинь Лин все равно оторопел от такого зрелища и усилием воли подавил порыв сбежать и малодушно броситься вдогонку за дядей. Но тут на помощь пришла хозяйка. — У господина есть сегодня пожелания? — она улыбалась ему широко и неискренне и моргала черными подведенными глазами. — Спокойная, — ляпнул Цзинь Лин первое, что пришло ему в голову. — Изящная, — и начал нелепо повторять список пожеланий к невестам. Во имя Небес, не невесту же он пришел сюда искать! Хозяйка кивала каждому его слову — хорошие торгаши знали, как грамотно продать свой товар. — Господин, не желаете ли сперва что-нибудь выпить или вкусить? — Подайте в комнату, — сказал Цзинь Лин. Его отвели на верхний этаж. Комнату освещало только несколько толстых свечей, поэтому в ней стоял бархатный полумрак. Из курильницы тянулся дым с тяжелыми благовониями, от которых мутилось в голове и слабели ноги. Цзинь Лин сел на кровать, скрестил руки на груди, словно был всем недоволен, и принялся ждать. На самом деле, он не находил себе места, а мыслями был где-то далеко в Гусу. Его взгляд блуждал по комнате. Кроме широкой кровати и маленького столика, он заметил расписную ширму в углу. На пустом пространстве тушью в углу были изображены одинокие ирисы. Цзинь Лин некоторые время внимательно на них смотрел, но робкий стук отвлек его от мыслей. Девушку прислали действительно хорошенькую — несмотря на яркий макияж, лицо ее не выглядело порочным, как у большинства тех, кого Цзинь Лин успел увидеть внизу. Тяжелые и черные как смоль волосы доставали до поясницы, а сама девушка была в полупрозрачной накидке алого цвета с золотой нитью, которая не скрывала точеную фигуру. Ее звали Шун, и она была кроткой и обходительной. Как и попросил Цзинь Лин, она принесла с собой вина, налила его в чашу и подала ему. — Господин чем-то недоволен? — поинтересовалась она. — Что? — недоуменно спросил Цзинь Лин и поймал себя на том, что уже некоторое время хмурился. — Нет... нет, — сказал он, — все хорошо. — Я помогу вам забыть свои тревоги, — прошелестела она, — хотя бы на сегодня. Вино его немного расслабило, и Цзинь Лин опустился на покрывала, не зная, что ему делать и куда себя деть. Но девица, быстро осознав и свое, и его положение, шустро забралась на него. Она начала осыпать его лицо поцелуями. Цзинь Лин выдохнул, но это не было вздохом удовольствия. Сам того не осознавая, он отвернул голову в сторону, и взгляд сам снова упал на ширму. Он вспоминал другие губы и тот ураган чувств, которые они вызывали одним прикосновением, каждым словом, которое шептали. Руки Шун были проворными и ласковыми — Цзинь Лин и моргнуть не успел, как она быстро избавила его от кланового пояса ордена Цзинь. Хмель должен был принести облегчение телу и разуму, но мысли только охотнее возвращались к другим рукам, от которых он таял, как лед под весенними лучами. Касания Шун были другими, не теми, которых он желал. Распахнув его нижние одежды, Шун прошептала: — Господин, вы очень красивы. Она убрала волосы за ухо, с которого свисала длинная причудливая серьга, наклонилась и коснулась губами его кожи. Глядя на округлые полные груди, покачивающиеся перед взором, Цзинь Лину захотелось позорно запахнуть свои одежды. Он, безусловно, испытывал и волнение, и трепет, но еще больше — сожаление. Он снова отвернулся. Шун вилась вокруг него, а Цзинь Лин рассеянно смотрел на ирисы. Изящные, нежные, одинокие — здесь им было совсем не место. Когда Шун ловко взялась за его штаны, чтобы спустить их с бедер, Цзинь Лин среагировал быстрее, чем успел подумать — выхватил у нее из рук пояс штанов и замер. До него только запоздало дошло, в каком неловком положении он оказался. — Хватит, — Цзинь Лин набрался смелости и сказал заветное слово, которое вертелось в голове с самого начала, как только он оказался в этой комнате. — Хватит. Она наверняка его запомнит грубым молодым богатеем. Что ж, раньше его нередко так называли, Цзинь Лину не привыкать. Зачем ему еще что-то, если он уже нашел того, с кем ему хорошо?______
В Пристани Лотоса он честно соврал дяде, что все прошло хорошо и девицу ему дали умелую и приятную. Дядя смерил его долгим взглядом, но ничего не ответил. Цзинь Лин не был уверен, поверил ли он ему. После этого он стремительно сбежал в Ланьлин, сославшись на рутинные дела, что ложью не было. Этих дел ему хватит с головой до самого перерождения. Только в Башне Карпа у Цзинь Лина все валилось из рук. С их последней встречи с Сычжуем прошло дней десять или даже больше, но заявиться в Гусу ни с того ни с сего он просто не мог, пусть и отчаянно жаждал встречи. Вскоре до Цзинь Лина дошли слухи, что деревню Мэйлин в пограничных землях стали тревожить надоедливые твари. Поговаривали также, в тех землях видели Призрачного Генерала. Значит, они выбрались на охоту и Сычжуй наверняка был с ним. Не дав себе времени на лишние раздумья, чтобы не пойти на попятную, Цзинь Лин собрал полный колчан стрел, повесил на себя длинный золотой лук и отправился в Мэйлин, сказав, что сам проверит, все ли в порядке. Цзинь Лин не сомневался, что там уже справились и без него, но одно незавершенное дело у него все-таки было. В деревне, располагавшейся в ущелье реки, жили всего несколько семей, которые выращивали сою. Увидев одежды Цзинь Лина, кто-то из жителей смотрел на него недоверчиво, а те, кто уже слышал или видел поступки нового главы ордена, бросились к нему навстречу, пытаясь подробнее описать случившееся. Жители рассказали, что на востоке гору уже пару дней словно осаждали молнии, а затем все стихло. Цзинь Лин отправился в указанном направлении. Фея радостно бежала рядом, свесив язык — любая вылазка была для нее сущим счастьем. — Фея, — обратился к ней Цзинь Лин и потрепал по мохнатой шее. — Поможешь мне найти Сычжуя? Фея низко гавкнула, и это значило «да». Цзинь Лин улыбнулся, наклонился и крепко ее обнял. Сычжуй так часто с ней играл, иногда даже вычесывал, разумеется, она знала его запах. И сейчас уверенно припустила вперед, а Цзинь Лину только и оставалось, что поспевать за ней. Вскоре он увидел потушенный и еще не остывший след от костра. В воздухе пахло дождем и молниями, и в запах этот примешивался смрад горелой плоти. Фея вела себя спокойно, значит, опасности здесь уже не было, да и сам Цзинь Лин чувствовал лишь остатки темной энергии. Сердце колотилось все сильнее. Скоро, скоро он должен увидеть Сычжуя. И действительно. За густыми зарослями мелькнуло что-то белое, Цзинь Лин ускорил шаг, едва не спотыкаясь о торчащие корни деревьев, которые росли почти на голом камне, отчаянно цепляясь за жизнь. Отчетливо пахло рекой, и шум воды, который слышался издалека, становился сильнее, постепенно заглушая прочие звуки. Отодвинув ветвь кустарника, Цзинь Лин вышел к реке. Сычжуй сидел к нему спиной, его белые одежды кое-где были покрыты грязью, а сам он мыл руки в бурных водах. В груди становилось все беспокойнее и беспокойнее. Старая плакучая ива тянула свои ветви к этому ручью, и Цзинь Лин быстрыми легкими шагами подкрался и ловко взобрался на дерево, по толстому суку намереваясь незаметно подобраться ближе к Сычжую. Цзинь Лин хотел бы еще немного полюбоваться им, да только Фея, едва завидев Сычжуя, бросилась к нему, тем самым раскрыв его присутствие. — Фея?! — удивился Сычжуй, и она широким языком лизнула ему руку. Он, растерянный, тотчас обернулся, а Цзинь Лин от неожиданности не удержался и с криком кувыркнулся. Успев зацепиться за ветвь, он повис вверх ногами напротив головы Сычжуя. — Цзинь Лин? — воскликнул он. — Ты что тут делаешь? Все заготовленные речи выветрились из головы, и Цзинь Лин, попав в такое неловкое положение, ляпнул: — Пришел убедиться, что никого из вас не поджарило, — сказал он, — только и всего, — и скрестил руки на груди. Сычжуй засмеялся, и Цзинь Лину стало еще больше не по себе. — Да, пришлось немного повозиться. Цзинь Лин изловчился и спрыгнул на землю, поправил одежду и колчан за спиной. Одежда Сычжуя, прошитая строками защитных заклинаний, местами была испачкана землей и кое-где опалена. Цзинь Лин внимательно смотрел на него, но, к его облегчению, в сражении за победу заплатила лишь одежда Сычжуя. — Где Вэнь Нин? — Пошел осмотреть гору, — Сычжуй снова отвернулся к ручью. — А Цзинъи? — Я хотел побыть с дядей. — Сычжуй скинул верхние одежды, переступил с ноги на ногу и снял белые сапоги. Закатав рукава и штаны, он вошел в быстрый поток постирать испачканное ханьфу. — Ясно, — сказал Цзинь Лин. — Твари были сильными? Ему нужно было чем-то заполнить молчание, и при этом он старательно откладывал момент сказать то, зачем сюда пришел. — Низкоуровневые, но брали количеством, — ответил Сычжуй и отстраненно перечислил ему, что они здесь увидели. Он опустил руки, и белая ткань погрузилась в воду. Чтобы оказаться ближе к Сычжую, Цзинь Лин тоже скинул с себя сапоги и зашел в реку. Ступни и щиколотки обожгло холодом, и Цзинь Лин зашипел. — Я искал тебя, — неожиданно севшим голосом сказал Цзинь Лин. Сычжуй поднял голову, и они встретились взглядами. Сычжуй смотрел так пристально, что хотелось одновременно сбежать и остаться здесь навсегда. Цзинь Лина бросило в жар, и даже вода уже не казалась столь холодной. — Тогда зачем же крался по ветке? — Тень дружелюбной улыбки играла на его лице, но Цзинь Лин чувствовал, как насторожен Сычжуй. — Не хотел отвлекать. На самом деле, просто Цзинь Лин глубоко в душе чувствовал себя трусом, но и отступать не собирался. Сычжуй отвернулся и спросил блеклым голосом: — Как поездка в Сяньнин? От неожиданного и прямого вопроса Цзинь Лин сглотнул. — Хоро… — начал он, но тут же осекся. Потому что хорошо ничего не было. Он тотчас вспомнил красную накидку, душные благовония и почему-то ширму с ирисами и как в тот миг отчаянно захотел вернуться в объятия Сычжуя. И ради чего он проделал такой путь? Чтобы стоять и рассказывать эти бредни, а не то, что на душе? Он даже заставил Сычжуя спрашивать о том, о чем не решался сказать сам. При этом Цзинь Лин сказал ему остановиться, он с ним попрощался и ушел, решив, что расстояние для их дружбы будет более предпочтительным. Вопрос разбередил его рану, которая открылась, выпуская бурю смятения и чувств. Заметив, что Цзинь Лин замолчал, Сычжуй выпрямился и развернулся к нему. На щеке у него была небольшая серая полоса, и Цзинь Лин зачерпнул воды и стер с его щеки пыль. Руку Цзинь Лин так и не убрал, Сычжуй не отстранился, а вода полилась по шее вниз и намочила светлую ткань нижних одежд. — Что же мне делать, Сычжуй? — беспомощно спросил Цзинь Лин. Сычжуй не нашел, что ответить, но Цзинь Лин уже не мог остановиться и продолжил: — Что мне делать, если даже при самых красивых девах я все еще думаю о тебе? Что делать, если не могу забыть твои руки? Ласковые руки, в объятия которых он мечтал вернуться. — Что делать, если мне настолько хорошо рядом с тобой, что я даже думать больше ни о ком не могу? В глазах Сычжуя отразилась богатая гамма чувств — удивление, смятение, Цзинь Лин уже не был уверен, что понимает его правильно. Сычжуй шевельнул губами, но с них не сорвалось ни слова. Цзинь Лин был весь как натянутая тетива и едва дышал, сдерживая подступающие слезы. — Я даже не смог ее поцеловать и дать ей до себя дотронуться — вот как я съездил... Что мне теперь со всем этим делать, Сычжуй? — последний раз спросил Цзинь Лин совсем тихо, без надежды на ответ. Сычжуй вдруг взял его руку, словно собираясь отстранить от себя, и мягко поцеловал в раскрытую ладонь, а затем покрыл ее поцелуями, которые иглами впились в самое сердце. — Будь моим, — прошептал он хрипло всего два слова, и Цзинь Лин забыл все прочие. Одним броском отправив тяжелую намокшую ткань на берег, Сычжуй не дал ему даже опомниться и уже целовал его, вкладывая в поцелуй все свои нерастраченные чувства. Он шагнул вперед, заставив Цзинь Лина попятиться, и низкие, густые ветви ивы скрыли их от посторонних глаз. — А-Лин, — ласковое имя трепетом отозвалось во всем теле, — А-Лин, — все шептал Сычжуй. — Я так скучал, каждую минуту думал о тебе. Мое сердце сейчас разорвется. Он обнимал Цзинь Лина так крепко, словно хотел вплавить в себя. Руки Цзинь Лина блуждали по его телу — без верхних одежд он чувствовал, как Сычжуй напряжен. Сычжуй шептал ему на ухо тысячу ласковых слов и откровений, и что еще в Ланьлине, едва Цзинь Лин заговорил о смотринах, хотел поцеловать его и уронить в море пионов за беседкой. И любить, любить, любить. С души упали оковы. В груди Цзинь Лина расцветало чувство, как самый красивый пион в разгар весны. Цзинь Лин таял от каждого слова и движения и даже не воспротивился, когда Сычжуй развязал его пояс, снял с него верхние одежды и тоже бросил на берег. — Хочу разделить с тобой не только опыт поцелуев, — Сычжуй раздвинул полы его нижних одежд и осыпал поцелуями ключицы, шею, прихватил губами дернувшийся кадык. Цзинь Лин смог ответить только стоном и запустил руки под одежду Сычжуя, погладил по сильным плечам и спине. — Хочу каждую ночь проводить с тобой, брать тебя и отдаваться тебе. От этих слов охвативший тело огонь устремился вниз. Как мог этот прекрасный рот говорить такие постыдные вещи, подумал Цзинь Лин. — Да... — только и смог пролепетать он между стонами, потому что сам отчаянно этого желал. Цзинь Лин жался к Сычжую бедрами, неосознанно раздвинув колени, лизал его, пробуя кожу на вкус и вдыхая ее почти прозрачный запах. Он доверчиво подставлялся под его руки. На землю по очереди упали пояса, Сычжуй провел ладонью по его животу, подцепил пальцами край штанов, и опустил их вниз. Стон утонул в глубоком поцелуе, а затем Сычжуй достал из-за спины концы лобной ленты и Цзинь Лин зажал ее зубами, чтобы не созвать на свои крики все соседние деревни. В ласках Сычжуя было все — и страсть, и нежность, и желание отдаться без остатка. Цзинь Лин трогал Сычжуя так же, желая вложить в эти касания все трепетные чувства, которые он не мог держать в себе. Они выплескивались из него, как из переполненного сосуда. Руки двигались сами, будто чувствовали, что нужно делать, и шепот мольбы над ухом был ответом, что он все делал правильно. Теплое семя смешалось, заливая ладонь, потекло сквозь пальцы. Колени подкосились, но Сычжуй удержал Цзинь Лина в руках. Казалось, даже самая шумная река не могла заглушить стук их сердец. Где-то высоко в горах пронзительно запела птица. Тело и душа были легкими, как перо. — Испортил тебе, — Цзинь Лин держал в руке влажные концы ленты со следами от своих зубов, испытывая нахлынувшую неловкость. Не так он представлял себе посягательство на этот священный знак. Сычжуй улыбнулся и нежно коснулся его губ: — Она все равно уже твоя.