Верность и боль

Сквозь открытые сёдзи, бумажные двери, можно было любоваться изящным садом, прудом с золотыми карпами, медленно опадающими на землю вишнёвыми лепестками, а ночью — луной. В Дунъине спят на полу, Цзинь Гуанъяо лежал на расстеленном футоне, ворот его кимоно, дунъинской одежды, был распахнут, и Су Шэ мог разглядеть, насколько бела кожа на его груди. Это зрелище занимало его намного сильнее, чем любые красоты природы. Цзинь Гуанъяо проследил его взгляд и подтянул повыше одеяло. Су Шэ невольно покраснел и отвёл глаза: как можно быть таким неосторожным. Что Ляньфан-цзунь о нём подумает! — Глава Ордена, молодой господин Цзинь доставлен к главе Ордена Цзян в полной сохранности, — сказал Су Шэ, стараясь сохранить голос ровным. Не то, чтобы Цзинь Гуанъяо собирался нарушить данное им слово, но кто-то мог попытаться сделать так и убить Цзинь Лина во время морского пути в Поднебесную. Су Шэ вызвался лично сопроводить его и Цзинь Гуанъяо доверил ему это важное поручение. Всё это время Су Шэ был лишён возможности видеть и слышать Цзинь Гуанъяо, конец путешествия означал для него радость новой встречи с обожаемым им человеком. Но он слишком хорошо о себе думал и позволил себе лишнее. Он не рассчитал, насколько скучал и теперь был наказан собой за собственные промахи: он запретил себе поднимать взгляд. — Ты хорошо потрудился, Су Миньшань, — сказал Цзинь Гуанъяо, приподнимаясь на постели. — Пока отдыхай. Или, может быть, ты устал и хочешь выпить со мной? Вино, чай? Су Шэ ужасно устал и ужасно хотел выпить чего-нибудь покрепче. Вот только находиться при этом ему следовало подальше от Цзинь Гуанъяо. С трудом подбирая слова, он отказался от приглашения. — Я лучше пойду, глава Ордена. Мне нужно привести себя в порядок, я… Он не успел подняться, Цзинь Гуанъяо удержал его за руку. Его прикосновение опалило огнём, но Су Шэ не был в силах отнять руку. — Что такое? Ты как будто стал избегать моего общества. Раньше такого не было. Су Шэ осмелился поднять взгляд и увидел это прекрасное лицо, улыбку, от которой всё внутри полыхало. В золотых глазах Цзинь Гуанъяо читалось недоумение и удивление. Он словно пытался переварить мысль о том, что Су Шэ отказался разделить с ним чай. Он выглядел растерянным: как будто только что, желая даровать милость, потерял свою власть над Су Шэ и он торопится её восстановить. В этом не было нужды: его власть над Су Шэ была так велика, что затмевала солнце. — Я просто… переоценил свои силы. Прошу меня простить. Цзинь Гуанъяо тонко улыбнулся и кивнул. Су Шэ медленно вышел из его комнаты и отправился к себе. Так плохо он себя давно не чувствовал. Всего одно прикосновение, один взгляд и стало ясно: Цзинь Гуанъяо всегда знал о его чувствах.

***

Цзинь Гуанъяо был для Су Шэ всем. Человеком, оценившим его таланты, человеком, за которого можно было умереть. Возможность служить этому человеку была для Су Шэ высшей ценностью. Слова «долг» и «верность» не были для Су Шэ пустым звуком, если касались Цзинь Гуанъяо. Не было ничего предосудительного в том, чтобы пожертвовать собой и всеми, кто от него зависел, лишь бы Цзинь Гуанъяо был доволен, лишь бы услышать от него слова благодарности. Он гордился своей верностью этому человеку. Но он стыдился тех чувств, которые напоминали о себе ночью. Эти чувства он тщательно оберегал и не позволял себе выражать никоим образом. Он знал, что Цзинь Гуанъяо домогался собственный единокровный брат, но даже будь Цзинь Гуанъяо обрезанным рукавом, разве он взглянул бы на Су Шэ? Он заслуживал лучшего. Осознание того, что всё это время Цзинь Гуанъяо знал о постыдных чувствах Су Шэ, но щадил его, не лишал своего общества и позволял находиться при себе, наполняли душу Су Шэ ещё большей гордостью. И боль, что вспыхнула в его сердце, не стоила ничего по сравнению с ней.