Прости, мне придется убить тебя, Ведь только так я буду знать точно, Что между нами ничего и никогда Уже не будет возможно.
Андрей не знает наверняка, что это и когда началось. Когда конкретно его многолетняя, идеально отточенная и не терпящая никаких посягательств жизнь, в привычном её виде и понимании, оборвалась. Словно кто-то обрубил канат, за который ты так надеялся ухватиться. Выбраться. Остаться в живых. Уцелеть. Но нет… Это произошло резко, и теперь утверждать, с полной готовностью и непоколебимостью не только поручиться, но и честью и головой отвечать за свои слова, он не мог. Не мог и впредь никогда уже не сможет. Его система дала сбой. Надломилась. Перестала быть крепостью. Чем-то абстрактным и дальновидным. Чем-то, что Андрею всегда. Всегда хотелось защитить. Защитить и спрятать. От себя. От них. От этого чёртового царства ничтожных и ничего не стоящих, лживых мразей, покушающихся, разевающих рот и способных присвоить, очернить, запятнать всё, что видят и знают. Абсолютно всё. В том числе и её. Исключительную, способную заполнить собой эту экзистенциальную пустоту, что подобно плоским червям медленно поедала его изнутри, стремясь поглотить целиком. Без остатка. Почему? Потому что на самом деле Андрей слабак. Полное ничтожество и подонок. Отвращение к самому себе берёт верх, когда в голове всплывает картина их первого «нормального» разговора. Её первых, но не единственных слёз. — Вы не можете. Это бред. Так нельзя! У нас двадцать первый век на дворе. Мира размахивала руками и всё настырнее продвигалась к заветной двери. Выходу. Наивная, думала, что он не видит? Напрасно, в свои двадцать шесть Андрей видел много. Настолько много, что Зотова едва ли при всём желании и упорстве решилась бы повторить его опыт. Бесценный, к слову, но чудовищно болезненный. — И поэтому я тебя тут даже не запираю, не привязываю в подвале, не трахаю во всех мыслимых позах и не демонстрирую все прелести пыток средневековой инквизиции. Всего лишь свидание. Кафе. — Вы больной, да? — Мира вертит пальцем у виска, всё больше и больше изумляясь спокойствию и раскованности развалившегося напротив мужчины. — Я на вас заявление напишу и вообще, у меня друг в полиции работает. Слышите? Хотя чем больше он говорил, тем больше Зотова малу-помалу начинала успокаиваться. Страшнее было бы, если бы всё было как в дешёвых мыльных операх или сериальных интригах. Мешок на голову и в вышеупомянутый подвал. А там разберёмся, что и к чему. Но сложившаяся ещё с утра ситуация, где двое мужчин максимально вежливо и тактично, но напористо и сердито, всем своим видом показывая, что спорить с ними себе дороже, «пригласили» её проехать с ними… не симпатизировала ничуть. В какой-то мере даже вызывала разумное отвращение. А теперь она тут. Стоит и разглагольствует о методах психологии и прелестях этого столетия с человеком, которого видит второй раз в жизни. Первый случился неделей ранее, когда она с подругой сидела в уютной закусочной, напоминающей маленький ресторанчик. Они мило беседовали о великолепии школьных будней и о том, что скоро, наконец, отмучаются и поступят в вуз. Вот там-то можно будет чуть подрасслабиться. Совсем чуть-чуть. И кто бы мог подумать, что кофе окажется слишком горячим, а Мира слишком невезучей и неуклюжей? Всемирный закон подлости… Да что там? Всемирный закон блядства. Её так и не состоявшийся завтрак оказался на пиджаке у Андрея, отлучившегося из машины на пару секунд в ближайшую забегаловку. Он ругался, кажется, даже матерился и смерял её недовольным взглядом. А Мира только молча кивала и распаковывала новую пачку влажных салфеток, завсегда хранившихся в дамской сумочке. Несколько аккуратных движений - и одежда имела пускай не первозданный, но вполне себе сносный вид. А её обладатель по-прежнему качал головой, стиснув зубы от до сих пронзающих неприятных ощущений, доставляемых крепким горячим напитком и лишними телодвижениями на обожжённом участке кожи. Зотова лишь улыбнулась и пожала плечом. «Извините». Но она ли была виновата в падении несчастного кофе и пирожного? Определённо нет. И, очевидно, он осознал это в полной мере только сейчас. Лёжа на кровати и прижимая её к себе. Сопящую, маленькую, хрупкую. Восемнадцатилетнюю. Да, Мире едва исполнилось восемнадцать. Заветная цифра. Личный пунктик. Самостоятельная… Совершеннолетняя… Но для него всё равно ребёнок. Ребёнок, смыслящий не мало. Ребёнок, имеющий необъяснимую над ним власть.Мне придется убить тебя, Ведь только так я буду знать точно, Что между нами ничего и никогда Уже не будет возможно.
— Кофе тут невкусный. И хватит на меня так смотреть. Мира рефлекторно сжимает плечи и хочет исчезнуть из этого места. От этого странного страшного человека. Он пугает. Вполне целенаправленно вселяя это чувство. Неизгладимое из её души. Но Зотова не из робкого десятка. Юношеский максимализм, куда ни плюнь… И если в суровой реальности Андрея закон — лишь дополнительная и обязательная статья расходов, то для Мирославы — серьёзный аргумент, что вроде как должен бы работать. Но не работает. Все её попытки убедить Андрея были тщетны. — Самое вкусное ты вылила на мой пиджак, так что прости. Какой есть, — усмехается он. — Ну, хотите, я вам его постираю? Или новый куплю? — Обойдусь как-нибудь. Кофе пей. — Не хочу я ваш кофе. И остальное тоже не надо. Я не голодная. — Ладно, поехали, — сдаётся мужчина, чуть приподняв брови. — Я отсюда никуда не пойду. — Мира поднимает глаза, исподлобья одаривая его хмурым и в какой-то мере, хоть и не испепеляющим, но явно горящим взглядом. Не добрым огоньком горящим. — Не боись. Домой отвезу. Маленькая ещё одной по городу шататься. — Мне семнадцать, — обрубает она, а позже уже оживлённее и с неподдельным интересом: — А вам? «А вам». Одно это обращение уже говорило о многом. Но и сейчас имело мало значения. Зачем? Зачем искал, таскался с ней? Зачем. Андрей не знал ответа. Серьёзно. Всё, что он был в силах совершить - так это пожать плечами и развести руки в разные стороны. «Так карты легли». И более ничего. Вероятно, к тому времени он просто ещё не наигрался. Всего год назад ему посчастливилось (посчастливилось ли?) занять то место, за которое другие грызли глотки. Но преемственность в их кругах — высшая, фундаментальная ценность. Всего год, но Андрей ещё тогда не успел потерять человеческий облик. Ему нравилось. Нравилось, что с ней он был тем, прежним юношей «на побегушках». Наверное, это здорово. Никакой ответственности. Никакой боли. Отчаяния. Груза совести и багажа, вороха проблем. И всё-таки… В итоге он искал того себя в ней. Что-то зацепило. Что-то ударило. И слава богу (разве он не конченый атеист?), что тогда. Одиннадцать месяцев назад ему хватило ума не натворить глупостей. Без пистолетов в лесу, без ударов под дых, без дозы наркоты и без насилия. Спортивный интерес. Кто кого? Но так и не ясно. Она стала его. Личной, совсем ручной зверюшкой. А он её. Заступником, телохранителем, карателем? Андрей часто думал, за что девчонке всё это. Но ни разу ещё не находил ответа. Этот крохотный сопящий на его плече комочек (при своём росте ниже его на целую голову) банально не мог так напортачить в прошлой жизни. Не успел бы.Ты красным по гипсокартону стекаешь, как речка Вниз, взгляд опустил, что такого — потом объясню. Спи, как в старости ночью спокойно; уйдешь, не заметишь. Помягче выбрал подушку. Спи крепко, подружка.
— Ты чего не спишь? Тебе вставать завтра рано, — шепчет Мира, чуть приоткрыв глаза и подавляя зевок. Опять измотался, опять. Никогда не жалеет себя. И никто не жалеет. Только она, откинув сумку с конспектами прочь, после тяжёлых занятий и в сотый раз твердя маме в трубку, что с ней всё хорошо и замечательно, улыбается в привычной, излюбленной манере. Как тогда. Впервые. В кафе. Что-нибудь ворчит и мягкими движениями массирует голову. Ему нельзя сидеть на энергетиках и обезболивающих. Это ведь так вредно. И ещё много чего вредно. Не спать ночами, когда он валит её на кровать. И ведь не предъявишь же ничего. Трепетно и степенно ждал до её дня рождения. Зотова помнит, казалось, каждую ночь, проведённую с ним. Как краснела, смущалась, кричала. Больно. Жмурилась, закрывала глаза, стискивала зубы. Таяла. Целый коктейль таких разных и странных, часто несовместимых эмоций. Но она училась. Медленно, трепетно и методично. Преодолевать себя. В конце концов, он старше и она обязана ему соответствовать. Обязана. Откидывать волосы назад, закрывать рот поцелуем, чтобы не сбиться и не чувствовать, как стремительно учащается собственный пульс. Касаться его и не терять голову, а сосредотачиваться на чужих ощущениях. Быть сверху. Это сложно. Но Мира пытается. Прикладывает немыслимое количество усилий. — Моя девочка сегодня в ударе? — произносит он, когда они всё же отстраняются друг от друга. Привычная ухмылка отразится на его лице, но она её не увидит. Просто и так знает, что он ухмыляется. Изучила его повадки. Движения. Мимику. График. Она знает о нём всё. Всё и даже больше. Но ни с кем не поделится этими знаниями. Она не шпионка и не предательница. Она не Павлик Морозов, чтобы кидать в спину нож. Нет. Ни за что… — Эй, ты чего? Мира пытается отдышаться, чувствуя остатки ощущений, что оставила после себя долгожданная разрядка, но… Закрывает глаза и чуть вжимается от стыда в ближайшую подушку. Что они творят. Что она творит, чёрт подери? Девчонка подтягивает одеяло настолько высоко, что так и хочется воскликнуть «мой дом — моя крепость». Но Андрей не иронизирует. Только негромко произносит на ухо: — Это нормально, слышишь? Ты не сделала ничего плохого. И она кивает. Почти как в первый раз. И улыбается. Снова. А теперь он поправляет ей ту же подушку и притягивает к себе, ближе. — Всё хорошо, спи. И она спит. Послушно закрывает глаза. Слишком устала.Прости, мне придется убить тебя, Ведь только так я буду знать точно, Что между нами ничего и никогда Уже не будет возможно.
Андрей убедится, что Мира спит и чуть выдохнет напоследок. Девочка. Его девочка. Стала его слабостью. Первым уязвимым местом. А Орлов помнил предостережение своего предшественника, что оставил за собой целую империю и не так много уроков, предоставленных столь умело, что хочешь, не хочешь, а усвоишь. И всего одно правило, не соблюсти которое означает обречь себя на верную погибель. Не иметь слабых мест. Мест, за которые легко уцепиться. Любых очевидных и беспроигрышных. А она… Слабость. Которой не должно быть у настоящего мафиози. Мужчина достаёт из ящика стола заранее приготовленный пистолет и несколько секунд вертит его в руках. Всего один выстрел - и её не станет. Его девочка даже не почувствует боли. Ничего. Секунда и… Это как комарик укусит или резко выключат свет. Всё, что он мог бы ей сказать, распахнув она не вовремя глаза. Но она не распахивала. Эта зависимость. Эта привязка переросла в нечто большее. Не увлечение, не игру. Во что-то настоящее, во что-то, чего Андрей опасался, не мог допустить. Но чего хотел… О, как бы он хотел другой жизни. Жизни, где они могли бы быть вместе и никого не бояться. Конкурентов, партнёров, любимое государство… Но не здесь. Здесь ей всегда будет грозить опасность. Вчера его девочку чуть не похитили. И как он только допустил это? Хорошо, что кроме института он никуда её не пускал, а в чудесной сумочке нашлись не только салфетки, но и газовый баллончик, когда какой-то урод попытался затащить её в салон незнакомого автомобиля. И пара неравнодушных граждан, что помогли… Водитель Андрея опоздал немного. Но это «немного» могло стоить его девочке жизни. И он не уверен, что эти ублюдки даровали бы ей быструю и безболезненную смерть даже в случае шантажа и манипуляций.Мне придется убить себя, Ведь только так ты будешь знать точно, Что между нами ничего и никогда Уже не будет возможно.
Нет. Нет. Нет. Он может сделать всё. Убить кого угодно, но не Миру. Ведь если огонь в её глазах потухнет, ему незачем было стремится ко всему этому. А между собственной жизнью и… страстью? Привязанностью? Психологической патологией? Мужчина не хочет признавать термин «любовь». Уж слишком оно пафосное, заезженное и громкое. Да и не способен он на подобное. Не способен?.. Однако сделает всё, чтобы защитить. Его девочка достойна хотя бы шанса. Попытки. Доверия стать равной ему. Так почему нет? Он научит её всему. Всему, что знает и умеет. Всему, что так долго и упорно осваивал. От стрельбы из автомата до боевых приёмов. Он разрушит её систему ценностей и возведёт новую. Он покажет на практике каково это… заставлять людей сдерживать обещания и не бросаться словами на ветер. Научит применять авторитет и силу, которые сам же и дарует. Он сделает всё. Если надо умрёт за неё. И если не надо тоже. Но сейчас… Мира сопит и морщится во сне. Очередной кошмар? Он убирает пистолет и закрывает ящик прикроватной тумбы. Задирает повыше одеяло.У тебя всего одна попытка. Девочка, не подведи…