The Nightmare Before Christmas

— В следующий раз, когда мы встретимся, давай надеяться, что это будет где-нибудь... немного поспокойней. — Определенно. — До следующего раза.

***

      Леон ненавидел свои выходные дни, как и отпускные.       Он просто не умел расслабляться, находить в этом успокоение и ощущение освобождения всей трудной ноши с плеч, накопленной за очередные миссии; не умел из-за того, что для правительственных агентов нет существенного понятия вроде “отдохнуть”, “испытать упоение от свободного времяпрепровождения”. В конечном итоге, Кеннеди не умел, не знал и не гнался получить все это, ведь лишь занятость заставляла его отвлечься от разрывающих душу мыслей, мечтая поскорей притронуться к желанному (в такие моменты) алкоголю. Ведь, когда не можешь морально справиться с обещаниями – некогда, как важная клятва, кинутыми, – и пережитым за целый день – а то и больше, – хочется потерять память, получить амнезию за счет обычной выпивки: дорогого виски с терпким вкусом и пары бутылок светлого пива.       И в двадцать восемь лет Леон решает, что заглушить все возможно с помощью алкоголя, обходясь без сеансов психолога с его или её напыщенным философским мышлением – до дури не помогающим, пустым во многом смысле, потому что этот человек не поймет, пока не встретится бок о бок с биотерроризмом хоть раз. С кровожадными тварями, смотря на их разлагающуюся по кусочкам плоть, одновременно перезаряжая оружие и раз за разом выстреливая, чтобы спасти мир и выжить. Добровольно влезать в это дерьмо, рискуя не вернуться. Психолог здесь бессилен, явно.       А когда Ханниган оповещает его о выходных в честь Рождества, Кеннеди искренне издает нервный смешок, автоматически решая провести остаток дня и сам праздник в каком-нибудь кафе-баре.       Ведь ничто не предвещало беды, когда мужчина выходил из одной штаб-квартиры, расположенной в Чикаго, по окончанию миссии и переговоров.       — Ладно, Ханниган, какова моя следующая цель? — отвечая на звонок, Леон уловил легкий смешок своего информатора.       — Выходные, Леон, в честь Рождества, — поправив очки, Ингрид приподняла бровь, — с остальным закончат агенты АПБТ.       — И что ты мне предлагаешь? Напиться на этих выходных? — искренне издает нервный смешок мужчина, отводя взгляд на большой циферблат и замечая лишь четыре часа. Выходные обещают быть забавными.       — Насколько мне известно, дочь президента, Эшли Грэхэм, приглашает тебя на рождественский ужин.       — Пожалуй, напиться на этих выходных — одна из лучших перспектив, — серьезно курирует он и замечает приподнятый уголок губ Ханниган.       — Как провести выходные — твое дело, а мне придется замолвить слово о том, насколько ты “сожалеешь” о несостоявшемся ужине по собственным причинам, — акцентируя особое внимание на слове “сожалеешь”, Ингрид подмечает благодарственный взгляд агента, — приятных выходных, Кеннеди.       Таким образом, Леон оказался в недорогом кафе-баре “House of Memories”, находящемся в нескольких улицах от штаб-квартиры и практически напротив парка Миллениум. Атмосфера помещения, как и в целом города, очень сильно напоминала о том, что вот-вот случится Рождество, которое ожидают практически все семьи. Кроме Кеннеди, ведь со своей семьей он не поддерживает контакт, вспоминая лишь недовольные слова о поступлении в Полицейскую Академию, а насчет её успешного окончания – не столь радостные взгляды. Все смотрели за него, не соглашаясь с его решениями. Все решали за него, не обращая внимания на его стремления.       Кафе-бар был частично забит, излучая смех, радость и предпраздничное настроение с интерьером: развешенные гирлянды-сетки на витринах, переливаясь самыми разными оттенками; мишура белоснежно-золотого цвета, украшающая подоконники помещения, как и барную стойку; разные снежинки ручной работы прекрасно дополняли всю эту атмосферу, свисая с высокого потолка; и самые разные ароматы, в которых отчетливо были слышны нотки пряностей, несмотря на разнообразие еды и напитков. Все напоминало о чем-то светлом, столь душевном и семейном. То, чего нет у правительственного агента.       И, когда очередной стакан с виски опустошается, а тарелка с некогда аппетитным стейком средней прожарки почти оказывается пустой, Кеннеди слышит детские вздохи со словами: “Это рождественское чудо” – лишь усмехаясь и подмечая на часах полседьмого. Его забавляла такая наивность, ведь когда-то он был таким – наивным и верящим во все, что бы ни преподнесли на блюдечке. Леон умел спокойно жить, находя радость в незначительных мелочах, смотря в собственное будущее уверенно и с нетерпением. Ну что, насмотрелся? А впереди ещё столько всего, о чем нужно порассуждать.       Леон Кеннеди ненавидел выходные всем своим нутром.       Но из такой пучины раздражающих, душераздирающих мыслей вырывает знакомый до чертиков женский голос, где-то эхом отдающийся в самую глубину и находящийся совсем рядом:       — Следующий раз, оказывается, случится не через ещё семь лет, — стараясь пошутить, рыжеволосая радушно улыбнулась и уселась на барный стул рядом, — и в мирной обстановке.       — Это действительно рождественское чудо… — выдыхает настолько тихо мужчина, чтобы эти слова растворились в живом помещении, не доходя до Клэр Редфилд, — что ты здесь делаешь?       — Это я должна тебя спрашивать, ведь правительственные агенты вряд ли могут пить столько в рабочий день, — кидая взгляд на полупустую бутылку виски “Jack Daniels” и приподнимая уголок губ в ожидании рассказов русоволосого, Клэр мягко постучала кончиками пальцев по деревянной поверхности.       — Весело провожу свои внезапные выходные по случаю Рождества, — стараясь подавить в себе усмешку, Кеннеди внезапно начинает ощущать приятный привкус горечи от виски, — что насчет тебя?       — Зашла забрать свой напиток и отдыхаю от работы, — ослабляя на шее шарф, голубоглазая взглянула на своего знакомого, что готовил один из любимых её напитков – ванильный шейк с кусочками имбирного печенья.       — Я не конкретно об этом, Клэр.       — Живу, насколько ты можешь догадаться, — качая головой, Редфилд-младшая вновь обратила свое внимание к другу, возвращая искреннюю улыбку, — и насколько это удается, потому что ТерраСейв отправляет в самые разные уголки планеты.       — Хоть что-то у нас совпадает, — хмыкнул не столь радостно мужчина, рукой покачивая стакан с алкоголем на дне, — я думал, что для тебя больше Нью-Йорк подойдет.       — Думал? Нью-Йорк — слишком большой город.       — Задумывался. Но Чикаго — криминальный.       — Поверь, это лучше биотерроризма, — мягко смеется рыжая, закусывая следом губу, — тем более не все районы настолько опасны, как можно подумать сперва… и раз тема зашла о пребывании, то почему ты решил остаться в городе?       — Некуда ехать, — отчасти это звучит вполне себе правдиво, отчасти – с привкусом гари на языке, потому что тема прошлого – закрытая тема для всех и всего, и Леон определенно не готов рассказывать об этом подруге, вид которой вызывал тепло на душе и напрочь уничтожал эти семь лет, будто их не было никогда. — А в отеле слишком скучно отмечать, поэтому решил пребывать где угодно лишь бы незапертым.       — Душа требует свободы, а? — по-дружески пихнув локтем в плечо, Редфилд хитро усмехнулась и вытащила деньги за свой почти готовый шейк, — если тебе настолько “весело”, тогда предлагаю провести вечер у меня, играя в приставку и наслаждаясь фильмами. Как тебе такое времяпрепровождения?       — Звучит заманчиво, — обдумывая лишь с полминуты, Кеннеди улавливает взглядом, как Клэр расплачивается за свой шейк с пожеланиями – Счастливого Рождества и прочей сущей чепухи, как выразился бы он – и записывает на бумажной салфетке номер телефона, протягивая следом русому. Видимо, она не знает, что он остался у Леона с последней их встречи. Хотя откуда женщина будет знать, ведь ты даже не потрудился позвонить – хотя бы написать – ей хоть раз после Харвардвиля? Вот что значит “дружба”, Кеннеди.       — Тогда увидимся в восемь, — подмигивая, Клэр вскоре скрывается в ярких огнях Чикаго, оставляя за собой лишь некогда излучающее тепло, аромат ванили и тысячу несказанных слов на губах с далекими воспоминаниями. Кеннеди подбирает себе термин состояния – праздничное одиночество, резко перечеркивая его, когда в крепкой руке слегка сминается салфетка не только с имеющимся номером, но и с аккуратно выведенным адресом. Клэр была предусмотрительна.       А Леон Кеннеди, кажется, задолжал ей историю своей жизни за все эти годы молчаний и вечер по душам.       Кафе-бар действительно оправдывал свое название.

***

      Когда время на телефоне показывало без пяти минут восемь, Леон стоял перед освещенным уличными фонарями домом с несколькими подъездами, осматривая его и ещё раз хорошенько обдумывая приглашение подруги. Нет, он не сомневался, просто они последний раз проводили вместе вечер семь лет назад, но тогда с ними была двенадцатилетняя девочка по имени Шерри Биркин. Кеннеди готов поспорить, что она отдала бы что угодно, лишь бы провести этот вечер с ними.       Он с болью усмехается, вспоминая о девушке, ведь душащие мысли продолжают назойливо ворошить прошлое, чего агент старался избегать. Он честно признается, что, после ухода Редфилд из помещения, ему вновь хотелось вернуть её назад, потому что делить с кем-то незамысловатый разговор, кто пережил и перенес на себе то же, что и ты, – одно из лучших чувств… нет, немного не так: одно из лучших вариантов ощутить себя живым и свободным.       Леон не соврал, когда сказал, что согласен быть где угодно лишь бы незапертым.       Леон Кеннеди по-прежнему ненавидит выходные (наверное, может быть теперь немного меньше).       Он выуживает гаджет из кармана кожаной куртки, вновь засматриваясь на время: без двух минут восемь. Видимо, пунктуальность только у него не занимать. Хотя, на самом деле, Редфилд жила не так уж далеко от центра города: несколько кварталов и более-менее оживленная улица не скрывала своего вида, освещаясь яркими огнями. И больше всего смешило в этой ситуации то, что она прислала адрес ещё в смс-сообщении с координатами (Клэр определенно была настроена на то, чтобы притащить Леона к себе). Но, если быть честным, это заставляло улыбнуться от мимолетной идеи того, что хоть где-то его ждут. Тот человек, с которым он не общался семь лет. Она ждала... и будет ждать, Кеннеди уверен.       Редфилд сохранила его номер телефона. И это не может не радовать.       Кеннеди в последний раз смотрит на ночное небо с тысячами звезд, наслаждаясь этой зимней прохладой и прикрывая глаза, чтобы собраться с духом (успокойся, это твоя подруга, она тебя не убьет, Леон… возможно, совсем немного помучает, но это будет вполне себе заслужено). Он медленно и тихо выдыхает ртом, наблюдая за паром и в следующее мгновение наступая на снежный покров тротуара, направляясь к нужному подъезду. Мужчина слышит приятный хруст снежных хлопьев под ботинками и успевает подумать о том, что ещё не поздно отказаться, вернуться обратно в кафе-бар, выпивая до того момента, пока заведение не закроется, – или его не выпрут за дикое состояние, требующее бутылку за бутылкой.       “Ты ведешь себя похуже долбаной девчонки, Кеннеди, этому уж точно не обучали тебя”, — упрекает собственный голос, а Леон лишь выдавливает ухмылку, не замечая, как оказывается на третьем этаже, перед дверью из темной древесины с красиво позолоченным номером “219”. Он переминается с ноги на ногу, будто собирается на свидание – глупость какая, это всего лишь дружеский вечер, – и уверенно три раза стучит.       По ту сторону слышны громкие шаги и какой-то параллельный, но неразборчивый шум. Либо Клэр забыла, либо она вытворяет что-то запредельное по всем меркам. А когда агент успевает подумать о том, что время может быть неподходящим, единственная вещь, отделяющая его и девушку, внезапно отпирается.       — Эй, Леон, — широко улыбаясь, Клэр старается быстрей перевести дух, пока Кеннеди успевает её окинуть взглядом: темно-красные шорты, свободный свитер светло-бежевого оттенка, белоснежные носки с забавным принтом (в духе Рождества, очевидно) и неизменчивый хвост из мягких на вид волос рыжего цвета. Слишком домашняя, слишком уютная – Леону непривычно, но приятно. — Заходи, ты же не собираешься на пороге остаться?       — Могу заметить, что ты вполне была занята, и мне удалось тебя отвлечь, — вместо приветствия он приподнимает бровь, заходя в квартиру и прикрывая за собой дверь.       Квартира была похожа на дом снаружи: не вычурная, хорошая на вид и самая обычная, не считая незамысловатых запахов и разнообразия сочетаемых оттенков. Помещение напоминало владельца – Кеннеди видит лишь домашний уют, ощущая, насколько комфортно ему становится и как не хочется покидать этот укромный уголок спокойной и размеренной жизни Редфилд.       — Пустяки, — она отмахивается рукой, проходя по короткому коридору и сворачивая налево, чтобы скрыться за кирпичной стеной, — разбирала некоторые вещи до твоего прихода, — доносится голос с другой комнаты и резко в воздухе ощущается аромат соленой карамели, — к слову говоря, твоя пунктуальность поражает очень сильно — ровно восемь часов. Этому обучают правительственных агентов?       — Это лично мое обучение, — вырывается смешок с губ, и Леон проходит вперед, предварительно сняв куртку и ботинки — и Магнум, некогда спрятанный за поясом, теперь покоится на тумбе в прихожей.       Он внимательно осматривает жилище, видя небольшую лестницу в три ступени слева (деталь, разделяющая широкий проход) и просторную арку, за которой скрылась подруга. По предположению агента, там была совмещенная кухня со столовой. С правой стороны была гостиная в кремовых тонах, с отчетливо выделяющимся темным паркетом и некоторыми вещами, а именно: тумбы, ковер, какие-то настенные рамки и картины. Он просто не мог не выделить большие окна, которые прикрывала лишь легкая белая тюль с плотными шторами мягкого цвета по бокам. Леон замечает прекрасный вид на парк, далеко освещаемый фонарными столбами. Редфилд умела подбирать места.       — Милая квартира, Клэр, — приглушенно курирует Кеннеди, усмехаясь от рождественских украшений (рыжеволосая не была сторонником праздника, как он) на кирпичной стене – та же гирлянда-сетка, но с одним лишь оттенком – и тумбах с камином, расположенном в центре широкой стены. — Не поверю, что ты одна отмечаешь Рождество.       — Теперь не одна, — добродушно смеется она из кухни, продолжая шуршать и доставать что-то.       Леон осматривает фотографии в рамочках на камине, замечая, насколько менялась с возрастом эта дикая по натуре девушка. Мужчина даже невольно вспоминает свое прошлое – детское мгновение – с улыбками его семьи и летними деньками на свежем воздухе, а также пикником на широко открытом пространстве возле озера. Он умел радоваться незначительным мелочам, теперь лишь зная, как испытывать чувство жалости к подобному и заставить себя удушиться в собственном ночном кошмаре. Ему кажется, что Клэр – самая что ни на есть настоящая счастливица, имея под рукой старшего брата (хотя с темпераментом его тут можно и поспорить) и зная, что её всегда будут искать и нуждаться в ней.       Кеннеди лишь нужен для устранения сложных случаев биотеррора.       Кеннеди будут искать лишь для того, чтобы заставить продолжить правительственное дело.       Леон Кеннеди сам подписал для себя приговор, и он пиздецки ненавидит выходные (не из-за Клэр Редфилд и её ситуации, без сомнений).       — Почему же ты с братом не отмечаешь? — нет, агент помнил все слова Ханниган, но, чтобы просто поддержать банальный разговор, русый решает его задать. Он приподнимает уголок губ, проводя большим пальцем по одной из фотографий – последняя совместная фотография Клэр и Криса Редфилдов перед необратимыми последствиями и на фоне старого джипа. Семилетняя давность дает неплохие воспоминания, так ведь, мистер Кеннеди?       — В этом году его Рождество проходит в окружении вирусов и где-то в Южной Америке, — голубоглазая следом выходит из комнаты с большой тарелкой попкорна и ещё такой же тарелкой, но с чипсами, — наверное, разнообразие порой не помешает, мм? Тем более я рада, что снова встретила тебя.       — Не слишком наши пути и расходятся, — он принимает у неё тарелки с едой, относя на кофейный столик перед диваном, улавливая взглядом мягкость в глазах подруги и вновь её исчезновение на кухне. Леон усаживается удобнее на диване, осматривая несколько коробок с дисками. Видимо, Редфилд успела заскочить в прокат DVD дисков с фильмами и играми. А Кеннеди не помнит, когда в последний раз настолько сильно был готов расслабиться. — Смотрю, ты усердно подготовилась, Клэр.       — Я собираюсь устроить незабываемый вечер, Леон, чтобы ты запомнил его надолго, если мы снова встретимся через семь лет, — да, мужчина слышит легкий упрек, и он готов поклясться, что обычных извинений перед ней будет недостаточно. Агент обещает ей выдать все, что Редфилд потребует, стараясь не затмить этот предрождественский вечер своими неебически ужасными мыслями.       — Уверен, Шерри бы подхватила твою инициативу и с удовольствием помогла тебе, — нет, он все-таки решает случайно надавить на больную точку, потирая переносицу указательным и большим пальцами с неприятной шершавой корочкой и облегченно выдыхая, что не видит нежно-голубых глаз подруги помутневшими – слова, что горечью на языке покрыты, желая вырваться уже вот несколько лет, способны ранить похуже пули под ключицей или ножа, легко прошедшего меж ребер. — Насколько помню, она любила Рождество всегда.       Почему любила? Кеннеди не знает, как изменилась эта белокурая девочка, некогда выжившая в Раккуне с помощью храброй Клэр Редфилд и угодившая под “опеку” правительства из-за Леона Скотта Кеннеди, ставшего агентом ради встреч с ней. Да, он корит себя. А ещё мечтает в глубине души вернуться обратно, чтобы не испытывать одно и то же после каждой сранной миссии – ночные кошмары без света в конце туннеля и море крови с ужасным мертвым мычанием.       — Один из любимых её праздников, — Леон слышит приглушенный голос, не совсем разбирая его нотки: грусть, жесткость, тоска, недовольство? Все, что он видит, – рождественская рыжеволосая женщина с легкой совсем улыбкой на губах, опущенным в пол взглядом и двумя кружками дымящегося горячего шоколада с маршмэллоу. Сладкоежка Редфилд, без сомнений, в своем ударе. — Она была бы счастлива провести нормально Рождество, не говоря уже о когда-то возможных простых днях её жизни.       Время начать счет извинений, Леон, ты так не думаешь?       — Клэр, мне правда жаль, что так случилось с ней… с нами, — почему-то уверенность — до безумия нужная в такой момент — внезапно трескается в голосе профессионального правительственного агента, как только подруга опускается на диван рядом и ставит кружки на стол. — Я знаю, как часто ты Шерри посещаешь и как постоянно мы не встречаемся на таких визитах, но это был единственный выход защитить её… и позволить тебе видеться с ней.       И Леон Кеннеди, не задумываясь, знает, что выглядит слишком жалко теперь, смотря на кружку перед собой и не желая отвести взгляд, чтобы встретиться с Клэр Редфилд, доверившую семь лет назад Шерри Биркин ему на попечение, пока не найдет своего брата. Вынудила из него клятву, а в итоге огорчилась, узнав о местонахождении девочки, – так думает мужчина, закусывая внутреннюю щеку. Милосердие и прощение от рыжей – выше всяких похвал, а уж тем более всего, что русый может получить от правительства в качестве компенсации и удачно выполненной работы.       — Эй, Леон, ты не должен считать себя виновным, — потому что они в равной мере оба виноваты – колеблется дополнить Клэр, осознавая, что он поймет это вполне себе сам, — именно ты сделал все возможное, чтобы обеспечить ей защиту, встречи с нами… чтобы её просто-напросто не сделали подопытным кроликом, — таковым белокурая являлась частично лишь за счёт Кеннеди. — Ты согласился стать агентом ради неё, и Шерри безумно благодарна тебе, как и я. По правде говоря, даже не представляю, что она сейчас чувствует, ведь последний раз я была у неё полтора года назад, если не ошибаюсь. — И Леон все же переводит на неё взгляд, замечая вину и печаль из-за редкого визита.       Кеннеди решает промолчать, что последний раз он был у неё три года с чем-то назад, в её день рождение, принося приятный подарок и отвратные новости.       — Сладких шестнадцать, как говорят, Шерри, — агент усмехается, заходя в относительно украшенную комнату с крупным подарком в руке и замечая резко радостную девушку, — надеюсь, что тебе это понравится, потому что я не спец в подарках для дам, не говоря уже о консультации в магазине.       — Спасибо, Леон, — она по-доброму смеется и принимает за большой бант красного оттенка коробку, обнимая мимолетно Кеннеди, — но подарки мне не нужны, когда ты и Клэр можете навещать.       Русый колеблется с полсекунды, неосознанно закусывая губу и замечая на кофейном столике самый обычный торт без излишних изысков – никто не собирается устраивать ей невероятный день рождения, и его это пиздецки раздражает.       — Клэр уже была здесь?       — Нет, но она обещала прийти в самый неожиданный момент с самым фантастическим сюрпризом.       — В духе Редфилдов… — Кеннеди возвращает внимание к имениннице, что торт – не самый аппетитный торт, по правде говоря, – разрезала, и доложить ей все так сразу не решается, — Шерри, мне нужно поговорить с тобой серьезно.       — Мм, да? Что-то случилось, Леон? — она мимолетно облизывает палец в дешевых взбитых сливках, сосредоточенно смотря на него и приподнимая бровь.       Он может лишь прискорбно приподнять уголок губ, кивнуть и выпалить как можно четче:       — После твоего дня рождения я, вероятно, не смогу тебя навещать так же, как раньше, — непонимающий взгляд от своей собеседницы не заставляет себя долго ждать, — слишком много случаев биотеррора возникло, и правительство ужесточило правила, поэтому ради твоего комфорта мне прибавили больше условий. — Леон ничуть не протестует и не упрекает в этом белокурую, ведь он добровольно согласился на это, и, чтобы Клэр могла продолжить навещать её, Кеннеди пойдет на все, чтобы убить двух зайцев – защитить человечество и Шерри Биркин.       — Но это нечестно, Леон, по отношению к тебе, — девушка хмуро смотрит в окно, сжимая руки в кулаки от злости, потому что это несправедливо – он и так слишком много делает ради удовлетворения всеобщего, а также безопасности. И черт кто изменит это. Ведь агент отдает себя без остатка, а условия для неё и других людей особо не меняются. В частности, Шерри. Все остается таким же, как и раньше: жизнь взаперти, редкие визиты и своевременные исследования. Где блядская справедливость?       — Это реальность, Шерри, и я сам согласился, поэтому тебе лишь нужно это знать и принять, — жестко, да, но по-другому никак. Он знает: она свыкнется с этим. Он уверен. В отличие от Редфилд с её визитами почти по два раза каждый месяц, Кеннеди навещал её около трех раз в год, в лучшем случае пять или шесть. — И у меня есть одна просьба… — о-о-о, так ты способен ещё на просьбы после новости о том, что, по сути, прекращаешь её навещать?       — Да? — Леон слышит недовольно-грустный голос, приглушенный настолько, что нужно поднапрячь слух и стараться не пожалеть о своих словах.       — Не говори об этом Клэр. Оставь это между нами.       — Обещаю, — Шерри мягко кивает, поднимая свой ясный взгляд, старающийся скрыть печаль и пелену, способную от одного неверного слова разорваться, освобождая горячие слезы боли за него, за всех них, — Леон, у меня тоже есть к тебе одна просьба...       — Все, что угодно. — Агент неуверенно мнется под этим взглядом – полным разочарования и угасшей радости, – желая вернуть её прежнюю искру и готовясь выполнить все, что она попросит.       — Останься сейчас со мной и съешь кусочек этого ужасного торта, — девушка старается пошутить, однажды переняв эту манеру у Редфилд. Она похлопывает по месту рядом, приглашая его сесть, а после несколько раз моргнув, чтобы не ощутить слезы на розоватых щеках и тихо произнести: — и пообещай, что никогда не забудешь меня и Клэр.       — Клянусь.       Какие-то клятвы он способен выполнить, все же.       А это первое извинение.       И в очередной раз стоит напомнить: Леон Кеннеди ненавидит выходные так сильно, что готов убиться (и присутствие Клэр Редфилд его ничуть не смутит).       — Она всегда была рада тебя видеть, — мимолетная улыбка окрашивает его губы, а рыжеволосая склоняет голову набок и внимательно изучает этого, казалось бы, знакомого человека уже как семь лет и такого далекого, — и будет, поверь. Шерри, должно быть, рассказала, как она проверяла радио и смотрела новости, лишь бы найти хоть какую-то приятную весточку о тебе или твоем брате. Мы оба это делали.       — Об этом она мне рассказала в первую очередь, как только мы встретились, — девушка мягко смеется, обращая свой голубой взгляд на диски с играми и задумываясь, стоит ли говорить её сторону происходящего, — я боялась услышать о вас, хотя вполне себе понимала, что об этом не объявят в новостях.       — Да, ведь кому захочется рассказывать о том, как какого-то новобранца, выжившего в Раккун-сити, завербовало правительство, а он согласился с этим, прежде всего, ради двенадцатилетней девочки с антивирусом внутри организма, — Леон горько усмехается, всей пятерней проводя по волосам и тихо выдыхая от ненавистных воспоминаний семилетней давности. — Вряд ли и сейчас кто-то объявит о том, что я пропал и нужен, потому что начальство найдет везде.       Леон Кеннеди до сих пор уверен, что он – полное ничто, кроме как правительственного агента, который нужен для определенных целей.       Леон Кеннеди решает больше не произносить этого, неприятный осадок внутри ощущая – похуже горечи на языке или в мыслях – и понимая, насколько жалко это звучит и выглядит.       А Клэр Редфилд отмалчивается, что почти каждый день просматривает новости, лишь бы не услышать знакомых имен и не ощутить сковывающую боль со страхом, потому что она ничего не сможет сделать, чтобы изменить ситуацию.       Сломленные и гниющие внутри, они оба в одной игре на выживание, разделяясь лишь тем, что одна приняла позицию спасателя, а другой – бойца.       — Хотела бы я, чтобы никто не рассказывал о происходящем, — хмыкает девушка, отпивая свой частично остывший горячий шоколад и замечая вопросительный взгляд агента, — не успеваем мы что-то предпринять или сделать, как здесь сразу журналисты. Все крутится вокруг самой ажиотажной новости – биотерроризм, его устранение и поддержка пострадавшим. — Поясняет голубоглазая и кусает губу от неприятных моментов, произошедших месяц назад, — до сих пор не могу поверить, что мы настолько облажались с ВилФармой, — а под “мы” подразумевается лишь организация ТерраСейв, не допустившая вакцинацию и устроившая бунд против фармацевтической компании.       Мужчина лишь хмурится, отрицательно качает головой и протягивает руку, чтобы коснуться плеча подруги, ощущая под своими пальцами очень мягкий свитер и совершенно не желая убирать конечность от него:       — Клэр, даже если и произошел теракт, и многие оказались под влиянием его, ты и остальные члены ТерраСейв не имеете должного права корить себя в этом, — холодно курирует он, прищурено смотря на девушку, чтобы хоть как-то подбодрить и поддержать, не в силах терпеть ещё и её боль — она одна из тех, кто перевернет все вверх дном, лишь бы выручить, черт возьми, спасти дорогих людей. Она – небольшой луч надежды на светлое будущее, от чего сердце щемит, а организм перенасыщается кислородом. Она нужна всем — и Леону Кеннеди в особенности. — В конечном итоге, это все же было лишь прикрытие для Фредерика, чтобы продать G-вирус и антивирус.       — Да, я помню… — Редфилд устремляет свой взгляд на телевизор, слабо улыбаясь и осторожно хватаясь за руку друга, находя в этом незамысловатом действии маяк, способный привести её через тьму к настоящему свету, — и помню, что, когда что-то кажется довольно дружелюбным, надо быть начеку, потому что все обманчиво на первый взгляд, не так ли? — Клэр чувствует, как агент аккуратно сжимает её руку и скользит холодными пальцами с шершавой поверхностью по ладони. Такой жест вполне себе бодрит рыжеволосую. А ещё заставляет ощутить тепло в противовес холоду от мужчины. Все эти годы, что они не могли встретиться, действительно повлияли на них, изменяя. Но она не уверена в какую сторону: хорошую или плохую.       — Все-таки Раккун-сити оставил свой отпечаток, — Клэр без особого удовольствия освобождает свою руку из мужской, вполне себе крепкой хватки и возвращает более-менее живой взгляд Леону, что любопытно засмотрелся на неё, — но что-то осталось вполне себе неизменным: все та же прическа, мистер Кеннеди.       Он не отстает от неё, ухмылкой одарив в ответ на смех и повторным осмотром: “Тот же красный цвет, мисс Редфилд?”       Мужчина улавливает её немой ответ: “Один-один, агент Леон С. Кеннеди” — и фыркает, когда Клэр Редфилд угрожает сокрушить его феноменальным фаталити в Mortal Kombat, собираясь вывести себе счет на несколько единиц больше.       Леон Кеннеди помнит свой первый раз с этой игрой в 90-х годах и желает с таким же успехом одолеть эту безумную копну рыжих волос.       Леон Кеннеди впервые чувствует себя раскованным, не охваченным призраками прошлого и кошмарами, желающими утихнуть лишь за счет долбаного алкоголя.       Они договариваются, что победитель выбирает фильм, ведь вкусы у обоих разные (Леон не любитель рождественских фильмов, как и выходных, но рядом с Клэр Редфилд готов испытывать себя и поддаваться новый чувствам, пока не разбирая их до конца).

***

      Когда время на настенных часах с серебряной окантовкой перевалило за десять вечера, Кеннеди чуть ли не с открытой челюстью наблюдал, как Редфилд громила его пятым – если не девятым, с чем он лишь частично сомневался – фаталити, счастливо, очень по-детски вскрикивая и бросая геймпад на свободное место широкого дивана.       — Леон Скотт Кеннеди, невероятный правительственный агент, который борется с биотерроризмом и хочет защитить человечество от этого хаоса, — она определенно издевается над ним, развлекаясь, — продул рыжеволосой спасательнице из ТерраСейв, Клэр Редфилд!       И то, как девушка задорно смеется, пытаясь аккуратно отпить из своей полупустой кружки с горячим некогда шоколадом, – это заставляет его перечеркнуть все возможные обиды за поражение. Нет, ему совершенно фиолетово на то, что он проигрывает ей в несколько очков… почти фиолетово, ведь какой-то кусок души с гордостью все-таки назойливо бьет под дых, заставляя ощутить сейчас неудачником. Не привыкли проигрывать, мистер Кеннеди? Даже своей давней подруге? Как прискорбно вам это сообщать, но она размазала вас почти в сухую, лишь пару раз отдавая фортуну не в свою пользу.       — Ты закончила? — Леон косо смотрит на неё, откладывая геймпад на кофейный столик и с ухмылкой качая головой, до сих пор не веря в свой проигрыш.       — К твоему счастью, да, — Клэр немного наклоняется и записывает с довольной улыбкой на нежно-розовых губах себе балл на листе А4, а своему другу – ноль с обводкой. — Спасибо, Боже, что ты не мой брат, иначе все было бы хуже…       — Дай угадаю: крупный, почти двухметровый мужик с невообразимой подготовкой к разным случаям террора и фантастическим владением любого вида оружия ведет себя хуже нытика, когда проигрывает младшей сестре?       — Почти, — она хмыкает, вытягивая ноги и ощущая, насколько они затекли от однотипной получасовой позы, — Крис бесится похуже беременной женщины, чуть ли не обвиняя в жульничестве, а также собираясь устраивать настоящие бои с кем-нибудь, — рыжеволосая серьезно качает головой, а Леон Кеннеди прыскает со смеху, не способный поверить ещё и в это.       Впервые ему настолько смешно, что все ненароком собранные мысли и воспоминания (не вылезающие из темных углов подсознания, пока он играл и старался выиграть Редфилд-младшую) просто исчезли сами собой – смялись в один большой ком нервов и ужасных видов и исчезли из головы, но, конечно же, на определенный период времени.       Честно говоря, агент даже не помнит, когда в последний раз испытывал что-то такое, будто не имеющее конкретного описания: успокоение, самый настоящий экстаз от приятного – наконец-то – времяпрепровождения, когда все застывает для тебя, чтобы дать мимолетный отдых без угнетающего состояния души и гниющих эмоций, которые подавляются с каждой новой миссией.       Леон Кеннеди больше не рискует, имея полное представление возможных исходов из встреч с живыми ебанными трупами.       Он берет минимум людей, если не сам отправляется.       Он ограничивается эмоциональностью, закрывая для всех пути в собственное кровоточащее сердце и прочие органы.       Он забывает, что значит жить, зная лишь существовать.       Ах да, ещё он специально выдрессированная машина для устранения биотерактов.       И он не выносит выходные и отпускные дни.       А Клэр Редфилд лишь не каждодневное напоминание того, что он – живой человек с эмоциями, чувствами и смертельными кошмарами, слишком на реальность происходящего похожими.       Но из небольшой пучины веселья и ощущения, что воздуха в легких катастрофически стало мало, вырывает спокойный, очень лаконичный голос сбоку, пока его обладательница находит пульт от DVD-проигрывателя:       — Все вы, мужчины, одинаковы, — Клэр достает из-под диванной подушки пульт, приподнимая бровь с уголком губ, — слишком эмоциональные к проигрышам перед женщинами, и даже не вздумай отрицать… но то, что я сказала про Криса — оставь в тайне, иначе он свихнется и, Бог знает, что-то вытворит.       — Да? — Кеннеди азартно тянет и замечает подозрительный взгляд подруги, — что, если я не захочу этого делать? И вполне согласен с твоим братом насчет жульничества.       — Чего ты хочешь, Кеннеди?       — Присуди мне победу, — так теперь ты решаешь использовать метод манипуляции? Тебя так просто не остановить, не правда ли, Леон?       — Ни за что. — Слащаво тянет Редфилд, слегка наклонившись к нему, и Кеннеди готов поклясться, что чувствует на языке этот ванильный привкус рыжеволосой с ноткой пряности и орехов. И в следующее мгновение очень ясно отдает вкус горячего шоколада с маршмэллоу и корицей – агент уверен, что получит сахарный диабет от такого приторного ощущения. Или невыносимый рвотный позыв из-за нелюбви к сладостям.       Алкоголь же имеет только терпкое послевкусие, мистер Кеннеди, избавляя вас от свободных мучений, а Клэр Редфилд – приторное с самыми возможными добавками послевкусие, избавляя вас от всего негативного.       Он может привыкнуть к этому.       Леон Кеннеди, кажется, начинает частично любить свои выходные.       — Стоило попробовать, — он поднимает руки в сдающемся жесте и тут же опускает, — но ты действительно жульничала. Нельзя использовать одну комбинацию подряд!       — Признай уже, что ты просто стыдишься проиграть мне, — рыжеволосая подсчитывает их очки, заканчивая таблицу суммированным баллом, — девять-пять, Леон Кеннеди, и ты знаешь в чью пользу.       — Ладно, хорошо, это твоя победа, — русый закусывает губу и обдумывает с полсекунды следующие слова, чтобы это не вышло как-то неловко: — и, пожалуй, замечу, что вполне удачные удары от твоих персонажей… даже напомнило, как ты зарядила нехилую пощечину сенатору Дэйвису.       — Это должен быть комплимент?       Нет, все же неловкость небольшая есть.       — Возможно.       — В таком случае спасибо, но тебе явно с этим нужны тренировки, агент Кеннеди, — рыжеволосая ухмыляется с тихим смехом, а Леон закатывает глаза от известного ему замечания, факта. Может, стоит взять пару уроков у Клэр? — Кстати говоря, уже за десять вечера, и насколько помню, то ты явно не собираешься оставаться в своем великолепном – уверена на все сто – номере отеля… я подумала, может быть, тогда останешься ночевать у меня?... — неловко, неловко, неловко, черт побери, после этого так себе комплимента. — Ты мне пообещал ещё фильмы.       Клэр Редфилд идет в наступление по полной, а Леон Кеннеди не смеет ей отказать. И не собирается, на удивление – или здесь лишь скрыто правдивое предложение: “согласен пребывать где угодно лишь бы незапертым” (неприятно теперь вспоминать Шерри Биркин, желающую с девяносто восьмого оказаться на свободе, возле рыжей? Встань снова на её место и пойми, что вы несильно отличаетесь: ты, Леон, заперт мысленно, душевно, а Шерри – во всех смыслах этого слова. И теперь она не видит ни одного из вас, совершенно никого).       — Мне все же нужно искупить себя за эти семь лет, — или сходить в церковь, чтобы помолиться.       А девушка лишь загадочно ему улыбается, по-детски хлопая в ладоши и нажимая единственную кнопку на пульте, чтобы проигрыватель заработал; забирает их геймпады и относит к тумбе, на которой располагалась приставка с телевизором и плеером, ведь с играми на этот вечер определенно было покончено.       — Сколько же у тебя грехов спрятано от публики, Леон? — не удерживается она, вынимая игру и выключая слишком нагретую технику из-за постоянного использования без каких-либо пауз. Клэр прекрасно знает: у каждого из них есть свои грехи, меж костей невысказанностью спрятанные, сжатые легкими и сердцем, но особенно явно впитавшиеся в жилах израненных тел – израненных до въевшихся кровоподтеков, вечных шрамов в самых болевых участках и удрученных тягостными годами мыслей, скрывающих в себе воспоминания.       Леон способен лишь сдавленно хмыкнуть, натягивая на свои идеальные и сухие губы ухмылку горечи, слабо, совсем без протестов кивая головой: у него излишне много грешков спрятано от публики, что выедают – пожирают без конца и края плоть и собственную свободу. А еще работающий на кофеине мозг.       У него тьма скелетов находится в шкафу, запертом на сотню – гребаную тысячу, вероятно, ты имел в виду, Леон – железных замков с подпершей металлическим стулом ручкой. И только её он готов сейчас подпустить настолько близко, чтобы Клэр могла притронуться к этой пиздецки ужасной вещи, но не открыть. Он не хочет спугнуть ту, что семь лет не получала от него известий – кроме некоторых рассказов Биркин, возможно, старшего Редфилда и… больше никого? Да, никого, ведь общих знакомых у них просто нет. Да и связывают их лишь общие обстоятельства… если не что-то большее.       Русый на это отмахивается рукой, стараясь убрать все ненужные задумки в голове, потому что привязанность у него уже есть. И эта привязанность постоянно, как веревка с узлом на шее, душит по самое не хочу, оставляя новые раны, неспособные затянуться сами собой – зализать, и только это, скорее всего, снимет неприятный осадок, даря ощущение передозировки. А его до пиздеца любимая гарь отдает на языке словами, больно врезающимися в ребра. С двадцати одного года ничего не меняется, и ему уже двадцать восемь.       — Достаточно, чтобы шокировать священника любой церкви и получить прямой билет в ад, — если он уже у него не имеется – не добавляет Кеннеди, и так получая приподнятые в легком удивлении брови своей собеседницы. Затем сочувственный взгляд. И заметное желание перевести все в шутку, потому что это стиль Редфилд.       — Думаю, что это нормально — иметь при себе грехи, учитывая нашу реальность, — единственное, что произнесла Клэр непоколебимым тоном, возвращаясь обратно к кофейному столику и приподнимая уголки губ, чтобы не загубить этот прекрасный (спорно назвать идеальным, Кеннеди, ведь ты портишь его своими словами в противовес желанию сделать невероятным для подруги) вечер. — И раз ты остаешься ночевать у меня, то здесь небольшой выбор: моя комната или гостевая, которую Крис больше для себя оккупировал, но можешь не беспокоиться об этом, Леон.       — Чтобы в какой-нибудь день стать основным меню для ублюдков? — шуточно выпалил агент и отпил из кружки шоколад, взглядом провожая рыжую на кухню с пустой тарелкой из-под чипсов. Он слышит хохот из другой комнаты, вдруг осознавая, насколько иронизирует – Крис способен на большее, без сомнений. — Не хотелось бы умереть от этакого.       — Да брось, — не очень успокаивающе, мисс Редфилд, ни разу, если конкретизировать, — он даже не узнает об этом, — она возвращается в гостиную и упирает руки в бока, поспешно добавляя: — но, если тебя это настолько тревожит, я могу отдать тебе свою комнату, как ранее и говорилось.       — Клэр, твою комнату я даже не подумаю занимать.       Или боишься привыкнуть к ней настолько сильно, что при расставании будет нечто рвать тебя изнутри, напоминая о риске снова не встретиться – не сдерживая обещания и клятвы, кинутые множеству, но выполненные для единиц?       — Ты издеваешься надо мной…       — Я спокойно могу устроиться на твоем очень удобном и широком диване, — нет, Леон не соврал, ведь эта вещь серьезно соответствовала его описанию. По всей видимости, Редфилд хоть где-то создала кусочек комфорта и удобства, бывая чересчур редко из-за особенностей работы.       — Ты невыносим, — Клэр показушно фыркает и скрещивает руки на груди, — и ведешь себя как пятилетняя девчонка. А ещё этот диван выбирал Крис, — и в следующее мгновение получает не верящую пару серо-голубых глаз друга, с чем хотелось шутить и шутить. Но шутки пришлось отбросить в сторону, когда Кеннеди внезапно подорвался, теплыми руками проскальзывая под свитер и начиная щекотать (о-хо-хо, откуда такая внезапная уверенность, Леон? Как ты не ошибся с тем, что она до сих пор боится щекотки?). Месть, действительно, сладкая штука. А мужчина до сих пор помнит, как они с Шерри однажды старались отвлечься от негатива в старом мотеле, недалеко от Раккун-сити расположенном.       — Дай… мне… выдохнуть, черт побери тебя, Кеннеди… — то ли смеясь, то ли крича, рыжеволосая чувствовала недостаток кислорода, пытаясь вытащить крепки руки на своей талии, что так приятно согревали и дарили скручивающую боль внутри, — ...ты получишь… Боже! — и не рассчитывая силу, когда пыталась отпихнуть его от себя, Клэр случайно локтем врезала в солнечное сплетение агента, резко ощущая покидающее тепло. А следом наблюдая, как мужчина скорчился, хрипло смеясь и исподлобья смотря на неё.       — Отличный удар, Клэр.       — О Боже! Леон, прости, — виновато тянет она и немного склоняется к нему, аккуратно расположив руку на плечо Кеннеди, — черт, прости меня, я не хотела этого, но и предупреждала тебя!       “Ох, Редфилд, как же ты противоречишь себе”, — подсознательно усмехается мужчина, ощущая сквозь облегающую одежду её горячую ладонь, мягко, но вполне уверенно сжимающую плечо, будто это способно снять странную боль. Почему странную? Ему не столь больно от удара под дых, сколько от удара куда-то в кровоточащее сердце – это не должно быть так; это определенно неправильно; это не входит в его рамки разумного, но почему-то непонятное чувство все же распространяется, якобы стараясь залатать эти миллионные дыры, оставленные за семь лет настоящего ада.       Леону Кеннеди нравится это ощущение легкости и успокоения рядом с Клэр Редфилд.       Леон Кеннеди с интересом рассматривает эти выходные, медленно, но верно меняя свое отношение к ним.       А Клэр Редфилд не признается, что тянущее чувство отдается по всему её телу, и как она хочет снова почувствовать тепло на своей талии, несмотря на клубок страха, хорошо скрываемого от агента.       — Слишком сильно ударила? — рыжеволосая морщит лоб, помогая ему усесться, и все ещё сжимает плечо своей горячей и мягкой ладонью, — жить-то сможешь?       — Поверь, меня даже в гробу достанут, — он облизывает слишком пересохшие губы, своеобразно наслаждаясь привкусом шоколада с маршмэллоу и корицей на языке и на долю секунды задумываясь о том, какой вкус у Клэр, — но это серьезно был отличный удар и урок мне: не ослушиваться девушку, если она предупреждает.       — Что ж, если ты шутить способен, значит, жить спокойной сможешь, — подхватывает Редфилд его тон, облегченно смеясь и видя, как русый сдувает челку и более-менее выпрямляется, одарив её усмешкой, — и тебе все ещё нужно тренироваться в комплиментах, агент Кеннеди.       — Надеюсь получить от тебя пару уроков, — без сомнений произносит мужчина и наблюдает, как она ему подмигивает, поднимаясь по лестнице и уходя в дальний коридор, где было несколько дверей в спальни и туалет с ванной комнатой, по его догадкам.       “Может, и не только уроки с комплиментами”, — всего на несколько секунд проносится мысль в голове, а Кеннеди уже успевает подавиться воздухом, приходя в норму и будто очищая свой мозг совсем от негатива и всякой дури, способной заволочь пеленой и без того поехавший рассудок.       Только не говорите, мистер Кеннеди, что вы решили поиграть в необычную игру с мисс Редфилд, имея шанс облажаться по полной программе и навсегда её лишиться. Или нечто, глубоко внутри заложенное, очень тщательно спрятанное, слишком недопустимое, желает вырваться – уже вовсю пытается это сделать – с девяносто восьмого? Посмотрим, насколько забавно это выйдет, Леон, ведь Клэр не собирается тебе проигрывать даже в такой непристойной, на первый взгляд, игре.       — Думаю, без этого ты уж точно не обойдешься, — через пару минут возвращается девушка, в одной руке крепко прижимая мягкое, в коричневых тонах одеяло, а в другой – белый кусок свободной ткани, — одеяло мое, чтобы ты не переживал, но футболка Криса, — она кидает ему в руки одежду, расположив вещь в углу дивана, и спокойно добавляет: — во-первых, я её часто ношу, так что мой брат ничего не узнает об этом, во-вторых, ты явно не захочешь в своей обтягивающей одежде спать, поэтому другого выбора у тебя не остается, Леон.       Что ж, тебя должен успокоить факт того, что чаще эту футболку носит Редфилд-младшая, Кеннеди… однако, после того, как ты ранее думал об уроках помимо комплиментов, все резко меняет ситуацию, ведь чертова вещь впитала в себя чертов запах чертовой Клэр Редфилд. Наказание за все “хорошее”? Вполне сгодится.       — Это утешает, — он неуверенно хмыкает, поднимаясь с места, — я сейчас вернусь.       — По коридору прямо, — провожает друга голубоглазая и закусывает губу, — а пока я поставлю фильм и дождусь тебя, если ты не решишь по пути выскочить из окна вдруг.       — Две минуты — после можешь придумать наказание, — Кеннеди подмигивает ей, тяжко сглатывая, чтобы внутренне собраться и придать себе уверенности.       В ванной он действительно проводит мало времени, частично её разглядывая и ощущая запах сирени, совсем не схожий на тот, что присущ по другую сторону двери. Вообще все это не похоже на то, что он ощущает за пределами квартиры рыжей. Это совершенно другой мир, в котором не особо видны следы биотерроризма — даже увековеченных ран за эти семь лет, которые должны быть. Ведь у Леона они есть.       Ты странный, Кеннеди, потому что сравнивать людей негоже. Но он же прав? Эти годы оставили на них слишком большие отпечатки, что невозможно как-либо отмыть, уничтожить раз и навсегда.       Но боль возможно зализать, убрав до того момента, пока все не покатится в тартарары.       А ты пессимист, Леон Кеннеди, это заметно невооруженным глазом.       И когда он фыркает на собственные мысли, опуская футболку за края, что-то необычное перекрывает все сомнения и рассуждения – они такие ненужные в данное время; замечает, что вещь ему в два раза больше (здесь обходится без удивления) и действительно имеет опьяняющий запах, которым хочется упиваться до бесконечности, – сладкое, свойственное лишь ей, оседающее глубоко в легких пылью, скрываемое одиночеством и умиротворением: сирень, ваниль и свежая выпечка. А ещё отдаленный, почти незаметный запах кондиционера для белья. Со смехом Кеннеди подмечает, что лишь размеры футболки говорят о том, что эта вещь принадлежит старшему Редфилду, и как мило Клэр может смотреться в ней – вселяется мысль ему в голову, заставляя усмехнуться и в последний раз вдохнуть этот чудесный аромат.       — Черт, ещё бы тридцать секунд, — наигранно-расстроенным тоном констатирует факт Редфилд, получая от друга подмигивание и ощущая, как он валится на диван рядом. — Но, эй, на тебе футболка смотрится лучше…       — Ты уверена?       — Ладно, это странно, но так ты кажешься… более раскрепощенным? И даешь мне твердую почву без сомнений, что не убежишь, — качает Клэр головой, а Леон ощущает себя до сих пор провинившимся мальчишкой, будто ему сейчас десять, на дворе восемьдесят седьмой, и его ожидает наказание за какую-то оплошность.       — Ты же знаешь, что мне жаль, — Кеннеди склоняет голову набок, замечая на кофейном столике обычный зеленый чай в кружках вместо горячего шоколада — Клэр Редфилд удивительна, честное слово, — и моя работа не позволяет особо уделить время звонкам и смс-сообщениям.       Второе извинение за этот вечер — и звучит оно слишком неправдоподобно, Кеннеди.       — Леон, ты знаешь, что можешь мне написать даже ночью, если тебя что-то мучает, — нежно говорит рыжеволосая, ободряюще улыбаясь ему. Уж она-то знает, что ночные кошмары есть у них напополам, обвивая и сковывая все тело. Она сама просыпается от них очень часто и судорожно в поту задыхается от пережитого.       — Делить свои страхи с тем человеком, кто переживает такой же ужас, и навешивать ещё в качестве дополнения? — угрюмо хмыкает агент и отрицательно покачивает головой — Редфилд ранят его слова, но она принимает их вполне оправданно, ведь знает натуру друга. — Тебе ведь тоже не сладко приходится, Клэр, оно того не стоит, поверь.       — Все чего-то стоит, не считая биотеррора и устрашающего комплекта к нему в придачу, — девушка пожала плечами, продолжая ободряюще улыбаться, — и тебе необязательно страдать в одиночку, Леон. Просто поделись со мной.       Это же имеет какую-то логику, мистер Кеннеди, когда ты делишься и раскрываешь свою душу перед человеком? О, нет, это похоже на сеансы у психолога. Но почему-то именно этой рыжей девушке хочется раскрыть замок и вывалить все, что скопилось за все эти годы жизни на относительном автопилоте. Он спокойно сделает это, без какой-то опаски, потому что Клэр Редфилд примет все без остатка.       — Возможно, в следующий раз, когда кошмар вновь решит вонзиться в глотку, — мужчина приглушенно тянет, протягивая руку к кружке и беря её, чтобы отпить этот теплый напиток, способный отвлечь своим паром, — в любом случае, мы планировали остаток вечера угробить на фильмы… так что я слушаю, что мы собираемся сейчас смотреть.       — Кошмар перед Рождеством.       А Леон Кеннеди невообразимо усмехается: звучит слишком иронично, вспоминая все произошедшее за последний месяц, не говоря уже за семь лет.       — Не считаешь, что это не особо рождественский фильм?       — Если учесть, что я его впервые посмотрела с братом на Рождество, то нет, — тихо смеется девушка, захватив тарелку с попкорном и уместив её между ними, включая с помощью пульта фильм.       — Забавное у тебя было детство, Клэр. — Промычал мужчина, вспоминая, как впервые посмотрел со своими друзьями этот мультфильм перед Хэллоуином из любопытства и некогда большой любви к произведениям Бертона.       Он же умел радоваться мелочам и прочей чуши, относящийся к давнему детскому и подростковому возрасту.       Какой же вы теперь серьезный, мистер Кеннеди. До сих пор не хотите излиться душой перед этой девушкой, которая успела приглушить свет – как же ярко засияла гирлянда на стене, принося мягкость и праздничное настроение, настолько ненавистное вам; успела даже сменить этот невероятный, слишком приятный свитер на черную майку, идеально подходящую к шортам (пижамный костюм, вероятно). До сих пор скрываете себя за этими душераздирающими ранами и дерьмовыми событиями, что ощутить в полной мере комфорт мешают.       Но не стоит забывать, что и ваше нежелание способствует такому итогу, агент Кеннеди.       “Как же иронично выходит, — углубляясь в свое подсознание, русый закусывает губу, чтобы подавить начинающую расползаться ухмылку боли, — пока Клэр способна улыбаться и подпевать, отстраняясь от биотеррора, ты, Леон, ныряешь в эту яму раз за разом, надеясь прикончить самого себя. Пора прекращать это, нет? Или попросить свою подругу засадить пулю.”       Какой увлекательный вариант.       — Леон, все в порядке? — такой тихий, до ужаса беспокоящийся голос вырывает Кеннеди из своих задумок. Только после он замечает, что девушка перестала подпевать и полностью обратила свое внимание только ему. Только после он отмахнется рукой – слишком часто ты отмахиваешься, Леон, а ведь все может достигнуть – и криво улыбнется ей, переводя взгляд на телевизор.       Только сейчас он понял, что последнее бессознательно произнес вслух.       — Отключи свой мозг на этот час, ешь попкорн и будь тем беззаботным Леоном, которым ты способен быть, наверное, с алкоголем, — какая же вы чертовски проницательная, мисс Редфилд.       Или тебя, Кеннеди, можно прочитать, как открытую книгу с одной стороны, старательно не разворачивая на другой?       — Это просьба?       — Это указ, агент Кеннеди.       И лишь забавное фырканье разносится в комнате, даже не стараясь перебить телевизор, что сменял картинку за картинкой, рассказывая историю этого кукольного, такого родного и относительно далекого анимационного фильма.       А может, ну все к черту – все мысли, все угнетающие переживания, все пиздецки непонятные ощущения на каком-то глубоком внутреннем уровне. Ведь рядом с тобой сидит та, что хочет по собственному желанию избавить от всего этого дерьма (чересчур мягко сказано, возможно), скопленного годами упорного устранения биотеррора без гарантии на удачу, имеющего свои вполне реальные и душевные повреждения и… о, да к черту все это, Леон Кеннеди. Хотя бы на час. Ради неё.       У него все ещё смутное чувство по поводу этих выходных.       По поводу всего происходящего: что-то неожиданное, столь запретное семью годами и неимоверно интересующее конечным итогом – единственным, чего мужчина не знает. Или не был уверен на все сто.       — Эй, ты похож на Джека, — Кеннеди успевает лишь отпить из кружки чай, озадаченно приподнимая бровь и ожидая объяснений от подруги, что внезапно выпалила это, — ну-у-у… ты высокий, — глупо, но засчитано, — в тебе нуждаются все, — ты уверена, Клэр, прям все? — и от тебя без ума, Леон Кеннеди, — о-хо-хо, какой же правдоподобный факт прозвучал из этих сладких губ, как ебанное напоминание, зудящее в израненном сердце.       Три прямо в яблочко – вы похожи, различаясь лишь тем, что у одного – счастливый конец, а у другого… никто не знает? Да, потому что русый может умереть даже на следующий день, судя по его прекрасному отношению к жизни.       — Самоуверенно сказано.       — Да? — рыжеволосая хмыкает и с помощью пульта приостанавливает мультфильм, частично развернувшись к мужчине, — неужто ты настолько слеп? А может, стоит напомнить тебе о дочери президента… Эшли Грэхэм, кажется так?       Вот и вопросы о любви подъехали, если можно так выразиться.       — Что ты о ней знаешь? — прыскает со смеху мужчина, усмехаясь от воспоминаний о рождественском ужине с этой влюбленной девчонкой – Боже упаси, ни за что в жизни.       — Мне хватит ответа в виде того, что ты её год назад спас? И, насколько известно, она просто без ума от тебя.       — Она ведет себя как глупый влюбленный подросток, желающий добиться своего… — Кеннеди не нужно вспоминать события, случившиеся в той испанской деревне.       Для него это не более чем миссия по спасению с утечкой биологического оружия в виде приевшегося дополнения, которое обязательно нужно устранить. А для этой белокурой девушки шанс, нет, погодите, шансы впадать в неприятности и постоянно получать помощь от агента, влюбленно смотря.       — …Секунду, что тебе ещё известно? — за мгновение останавливается русый, внимательно следя за развлекающейся голубоглазой, что губы в самодовольной улыбке растянула и подмигнула вполне себе азартно. — И откуда?       — Достаточно — и не только у вас есть связи, мистер Кеннеди, — Редфилд пожимает плечами, закидывая себе в рот небольшую горсть попкорна и показушно задумываясь, чтобы следом произнести: — хорошо, но что насчет Анжелы? Если не ошибаюсь, то она звала тебя понырять.       О Боже, Клэр Редфилд, сколько всего ты знаешь и помнишь?       — Не в моем вкусе нырять, — неоднозначно, Кеннеди, слишком неоднозначно. Тебя заинтересовала Миллер — но почему ты не хочешь с ней понырять так же, как случилось это в лаборатории ВилФармы, правда, с небольшой разницей в спокойствии? Или все ложно на первый взгляд? Или привязанность, обмотанная узлом на шее, не хочет давать шанс чему-либо? Ведь она не дает тебе ни одного шанса.       — Ладно… — Редфилд заметно мнется, резко вспоминая то имя, что редкими встречами, не единым разговором о возможностях и вечными исчезновениями отзывается с Раккун-сити. Его душащая привязанность, — …тогда Ада Вонг? Я помню, как ты о ней говорил, когда мы выбрались из города.       А лучше забудь. Навсегда, желательно. Так как он судорожно, будто влюбленный подросток (встаешь в роль Эшли, Кеннеди, заметь), вспоминает их недолгие, самые что ни на есть редкие встречи исключительно по работе. И Леон прекрасно помнит: она настоящий узел привязанности на его шее, не дающий права освободиться от этого ощущения, вдохнуть полными легкими желанного воздуха и получить экстаз, как от передозировки обезболивающим – нужным, способным заглушить израненное сердце в миллионных дырах, поверх залитое свинцом, что придает дополнительную тяжесть не только на истерзанный орган, но и в целом на состояние. А слова, остро врезающиеся в ребра, давно уже теряют значимость из-за безвыходности агента, потому что Ада Вонг не дает шанса ему; он настоящий придурок, сходящий с ума от долбаного мазохизма (иначе не назвать); он даже не верит в любовь, лечащую от всего на свете, ведь она не досталась ему. А Ада Вонг доказала, что это лишь сущий бред, на который время тратить не столь практично.       Леон Кеннеди изранен с двадцати одного года.       Леон Кеннеди никак не пытается избавиться от влечения, пуская все на самотёк и своеобразно наслаждаясь от удушья.       А Клэр Редфилд его единственный шанс излечиться, любезно предоставленный в виде рождественского чуда, никак иначе.       Только не упусти и не потеряй.       — Ада Вонг — это не более чем один из моих способов самоубиться, — мужчина хмыкает, обращая внимание к экрану телевизора и прищуривая взгляд, — просто нет шансов даже связаться с ней, не говоря уже о каких-то формальных встречах помимо пересечения на миссиях. Да и общих целей у нас просто нет… лишь ложные надежды и чертовски сносное ощущение горечи оттого, что никогда не произойдет, — агент снова переводит взгляд на девушку, такую притихшую и с неким сочувствием смотрящую на него в ответ, — вот кто Ада Вонг. Ложность, упоение и никакого шанса.       — Это звучит… трагично, — с полсекунды обдумывает Клэр, неуверенно произнося, — я ещё тогда поняла, что у тебя появился к ней интерес, но сейчас… это кажется болезнью, если честно, Леон. — Он не отрицает: она права во всех своих словах. — Я знаю, что это будет глупостью сказать тебе отпустить, но ты… черт, Леон, я запомнила тебя, как одного из самых сильных людей, поверь. Шерри рассказывала мне о том, как ты стараешься и как рискуешь, когда я с ней встречалась… и видеть тебя сейчас таким разбитым слишком чудно, больно даже, ведь это сумасшествие. — Редфилд за одно мгновение переводит дыхание, а Кеннеди слегка склоняет голову набок, грустно усмехаясь и ощущая приятное покалывание внутри — она влезает в твою душу, и ты не против с этими увековеченными шрамами обнажиться, — никогда не пишешь, ничто не передаешь, ты будто не существуешь, и я всегда жду чего-нибудь, чтобы узнать о тебе. Просто, Леон, ты не должен так себя душить, ведь мы есть у тебя, — кто? Шерри, которая три года ничего о тебе не слышала? Кто ещё? — я всегда рядом, чтобы поддержать, независимо от проблемы. — Лишь ты, Клэр Редфилд, кто находится всегда под рукой, желая помочь как угодно.       — Я знаю, Клэр, — он кивает ей, с некой нежностью смотря, чтобы успокоить, — и я очень благодарен тебе за это.       — За то, что я даже ещё не сделала? — а она не сможет скрыть тревожный смешок, облизывая мимолетно губы.       — За этот вечер, — и за то многое, что испытал буквально за несколько часов — не добавляет Кеннеди, зная, что Редфилд поймет, — тебе не нужно так волноваться. Хотя бы сейчас. Ведь именно ты хотела посмотреть этот анимационный фильм со мной.       Ловко переводишь темы, Леон — или стараешься вернуть ей ту жизнерадостность, что была буквально несколько минут назад, собираясь подшучивать.       Возможно, что-то закрытое все же нашло ключ от замка внутри тебя, открывая для себя проход в твое сердце.       — Я рада, что мы встретились, — искренне напоследок повторяет рыжая, включая мультфильм с помощью пульта и тихо добавляя: — и все же вы похожи.       Леон Кеннеди качает головой с ядовитой усмешкой: ироничности чересчур много на этот вечер, а слов сказано запредельно много за все эти годы.       Они возвращаются к просмотру фильма, отвлекаясь теперь лишь на короткие разговоры с шутками и подхватывая азарт.       Они ощущают себя живыми, способными на многое – самое простое и не требующее серьезного: вдохнуть полными легкими воздуха и освободиться от тревожности, смеясь и забавно подмигивая.       — Думаю, ты похожа на Салли, — произносит через некоторое время Леон, наблюдая за тем, как главный герой фильма старается изменить в своем городе праздник (твое нелюбимое Рождество, Кеннеди, или что-то меняется рядом с этой копной рыжих волос?).       — С чего вдруг? — запивая попкорн зеленым чаем, Редфилд игриво приподнимает бровь и ставит кружку обратно на кофейный столик.       — Во-первых, у тебя доброе сердце, — у тебя есть намного больше, чем просто доброе сердце — ты же этого не скажешь, Леон. — Во-вторых, всегда хочешь помочь, — неудивительно, почему она стала спасателем. — И самое главное — ты рыжая, — прости, что? Вам не кажется, мистер Кеннеди, что мозг перестает работать адекватно? Или вы действительно не умеете приводить нормальные доказательства помимо комплиментов?       Его вполне не удивляет милый смех подруги, отчего она прикладывает руку над левой грудью и смахивает импровизированную слезу со щеки. Это было очень ожидаемо, если учесть его самый наиглупейший факт в доказательство похожести Клэр Редфилд и Салли. И, видимо, девушка ожидала чего-то такого, раз убрала из рук теплую кружку ярко-желтого цвета – похожий на солнечный, такой теплый весенний день, когда все время хочется проводить на природе, далеко от города и этой чертовски утомляющей суеты. Он бы с удовольствием провел такое время с Клэр (секунду, насколько закрытое семью годами чувство прорвалось в ваше сердце? Настолько, что Леон может зарыться внутрь и увидеть на месте ран появляющиеся лепестки и бутоны – полюбившейся за короткий промежуток времени – сирени. Так вот как латаются кровоточащие раны).       — Ты серьезно? Потому, что я рыжая, как и Салли? — Редфилд добродушно улыбается, ослепляя агента этим и даже не замечая дрогнувшую мышцу на его лице. Будто стал черствым за одно мгновение. А Леону Кеннеди дорогого стоит это безэмоциональное лицо, чтобы не выдавать себя с потрохами сейчас.       — Да. Как по мне, вполне себе логичный признак.       — Не ври, — тянет без какого-либо негативна она, а мужчина ощущает легкое недовольство и разочарование в одно флаконе из-за того, что мисс Редфилд не доверяет до конца его словам, — уверена, что ты ещё несколько рыженьких встретил за семь лет… и если это такой очевидный признак, то я перекрашусь в другой цвет.       — Нет, я знаю только одну рыжую девушку, — Кеннеди поворачивает к ней голову, пристально смотря с усмешкой в серо-голубых глазах, — и тебе не стоит менять свой натуральный цвет волос на какой-то другой.       — Почему же?       — Тебе он очень идет. И мне нравится.       Четыре раза сказать правду и выдать вполне себе пристойный комплимент (похвально, мистер Кеннеди, заметны изменения какие-то).       Он возвращается к просмотру фильма, а она замолкает, отворачивая голову в сторону и якобы поправляя одну из диванных подушек под рукой, чтобы скрыть нежную улыбку от этих слов и легкий румянец на щеках с еле заметными веснушками.       Никого не смущает тот факт, что в конце мультфильма Салли и Джек остаются вместе.       Или они просто не помнят об этом?       Клэр Редфилд хочет выдавить из себя хоть что-то наподобие благодарности, но может лишь вернуть взгляд на экран телевизора без ощущения аппетита и с жаром в области груди – сердце и легкие до безумия горят, отвлекая все внимание на себя.       А Леон Кеннеди впервые пробует попкорн из тарелки между ними, мысленно думая, что, если случайно соприкоснется рукой с мягкой и нежной кожей, ничуть не пожалеет об этом, зная, что выдержка у него на максимум работает. Хотя, возможно, что начинает сдавать свои тормоза.       Теперь он понимает: приятный, чересчур соблазнительный запах соленой карамели исходил от этого попкорна – в меру сохраняемый аромат зерна и идеального сладко-соленого вкуса.       Она будто совмещает их вкусы – или ты уже тронулся крышей, агент Кеннеди.       Они по одиночку обречены на кошмары, оставляемые за собой пот и страх после пробуждения, а также череду неприятных, горестных и суицидальных мыслей с воспоминаниями; но вместе – нерушимая команда с разделенными чувствами в приевшемся девяносто восьмом; спасение от всего, что выело внутри дыру и засело глубоко между органами – в самых жилах и костях, доходя до спинного мозга; настоящие души пополам.

***

      — Хорошо, но раз мы полчаса назад раздали друг другу роли, то меня интересует сейчас вот что: на кого Крис похож?       Смеясь с очередного комментария, голубоглазая откинулась на спинку дивана, изредка кидая взгляды на друга и продолжая досматривать фильм.       До конца “Кошмара перед Рождеством” они вправду смотрят без каких-то неловкостей и скованности, потому что жизнерадостная натура рыжеволосой женщины возвращается на свое место; и мужчина старается изо всех сил оставаться на одной с ней волне и поддерживать беззаботный разговор так, будто они собираются ради этого каждые выходные – а может, стоит взять это в привычку? Ведь это приносит свою полноценную пользу.       Леону Кеннеди нравятся выходные так же, как и Клэр Редфилд: сдержанно, приятно и легко, без шанса получить очередную пулю и зудящий нож. Наверное, это до тех пор, пока все не станет очевидным.       Ведь Ада Вонг, как горечь отзывается на кончике языка, напоминая, что любые чувства – непрактично и глупо, а доверие – штука ложная, скрываемая за собой множество косяков и ложных надежд с обещаниями.       “Забудь о ней, Леон, просто вычеркни её как-нибудь”.       Мозг понимает, но сердце отказывается это исполнять, несмотря на распускающиеся постепенно бутоны сирени с душистым запахом на месте ран и оттенком ванили, где-то оседающим в дыхательных путях.       — Может, Доктор Финкельштейн? Такой же, как твой брат: следит за твоими действиями и оберегает как зеницу ока, — агент допивает чай в кружке и слышит хмыканье со стороны Редфилд, зная, насколько её это утомляет. Судя по рассказам, конечно.       — У него не такое хорошее отношение к тебе, — что ж, справедливо, ведь даже в фильме у Джека и Доктора относительное благополучие.       Он не спорит и исключает этот вариант.       — Мэр?       Не кажется тебе, Кеннеди, что он вообще не подходит под Редфилда-старшего?       — У моего брата, конечно, легко меняется настроение, но не так часто, — она в очередной раз искривляется и закидывает пару зернышек попкорна в рот, — и снова: у него нет никакой нужды в тебе, если это не касается какой-нибудь совместной миссии.       Агент кивает в согласие, хмыкая и исключая ещё один вариант.       — Тогда-а-а… Санта-Клаус?       На этот раз русый наблюдает, как Клэр хохочет и качает головой, не отводя взгляда от экрана телевизора, на котором была показана картинка испорченного Джеком Рождества (черт возьми, мисс Редфилд, вы настолько угадали в похожести мистера Кеннеди и главного персонажа, что обычных вам аплодисментов будет мало).       — Что ж, вполне сойдет, — она впервые соглашается с ним за этот вечер, приподнимая уголок розоватых губ, — считай, что ты испортил ему праздник, а также обычных извинений в этой ситуации действительно недостаточно.       И Кеннеди чувствует, как самодовольство начинает течь в жилах, а на губах появляется тень усмешки.       Нет, Крис и Леон вполне себе могли разговаривать спокойно, но случалось это крайне редко – никогда, если сказать по правде, потому что их встречи могли составлять лишь общие условия миссий и… все? А если взять в учет, что русый даже не пытался написать или передать Клэр что-то через Шерри, тем самым не подавая никаких признаков нормального отношения, то Редфилд-старший готов был убить его на месте из-за переживаний младшей сестры. Пусть она и осознает, что он профессионально обучен всему этому, но страх потерять даже того, кто не дает о себе никаких известий, все же присущ ей.       Клэр Редфилд боится потерять всех дорогих ей людей без исключения. И это вполне себе нормально.       Иронично, что агент не любит Рождество, как и Санта-Клауса в придачу. Но если к Клэр Редфилд идет дополнение в виде этого праздника с главным его персонажем, то он согласен смириться с этим и полюбить (сильно сказано, Леон, попробуй не отказаться от своих слов).       — Думаю, твой брат никогда бы не простил меня, даже если бы я стоял на коленях перед ним, одновременно читая молитву и поклоняясь.       — Ого, Леон, не ставь моего брата на такой пьедестал. — Редфилд хихикает – так мило и по-детски, что у Леона сводит где-то в районе живота и сильно бьет по зарастающему цветами органу – и приглушенно продолжает, будто Крис способен заявиться с минуты на минуту: — оставь это между нами: он не достоин пьедестала.       — В чем-то наши мнения сходятся, — он ей подмигивает и смотрит мультфильм дальше, замечая то, как главный герой побеждает Бугимена и освобождает Салли и Санта-Клауса.       Леон в третий раз понимает их схожесть, ведь именно он месяц назад спас людей из аэропорта Харвардвиля, а год назад – дочь президента.       Клэр Редфилд по-настоящему проницательна. И только она смогла увидеть у вас схожесть. Смогла прочитать тебя, Кеннеди, на двух сторонах одной книги, бережно и аккуратно перелистывая, стараясь склеить какие-то порванные куски страниц твоей жизни. И продолжает читать.       А Леон Кеннеди лишь подбирает для неё менее ужасные слова, чтобы она буквально не закинула его на книжную полку – смешно, что книжный шкаф у неё имеется, забитый снизу доверху книгами с большим разнообразием жанров: медицинским, романтическим, фантастическим и прочим. Единственное, чего там не имеется – или он просто не успел заметить, – ужасы, которые живут вместе с ними в ночной тени и воспоминаниях на свету.       Он понимает, насколько рыжеволосая любит читать – и как мало времени для этого хобби у неё есть, ведь работу вокруг света никто не отменял, хоть Клэр и не протестует.       Агенту хочется хотя бы недельный отпуск выбить для неё, но это такое безрассудное решение, что стоит оставить на когда-нибудь потом и обсудить с Редфилд сперва.       По окончанию “Кошмара перед Рождеством” они успевают съесть часть попкорна из тарелки, допить чай и настолько разговориться с шутками и флиртом, что невооруженным глазом может показаться этот дружеский вечер настоящим свиданием. Клэр бессознательно говорит, что это напоминает ей последний совместный вечер семь лет назад – до её уезда на поиски брата в Европу, до вербовки Леона правительством и задержания Шерри, до их полностью разошедшихся путей, с трудом восстановимых и неподдающихся возврату времени.       Кеннеди без особой радости приподнимает уголок губ, потому что помнит: её прощальный поцелуй в висок спящей крепко девочки, не подозревающей такой неожиданный со стороны девушки уход; её мягкую улыбку и болезненно-грустный взгляд голубых глаз, похожих на чистое небо или бескрайний океан; её первое и последнее объятие с легким шепотом: “мы обязательно встретимся снова”; её поцелуй со ссадинами и нежностью на скуле и этот украденный, неплохо потрепанный черный байк со стоянки без людей; и первые лучи восходящего солнца на горизонте, ослепляющие его и уносящие фигуру на транспорте.       Он помнит все: начиная с боли в разных участках тела с потемневшими кровоподтеками и заканчивая их с Шерри идиотской поимкой через трое суток.       Она вспоминает все: их первую встречу на заправке неподалеку от знака “Добро пожаловать в Раккун-сити” и последний совместный вечер за просмотром какого-то комедийного фильма с пачкой найденного в тумбах попкорна и газировкой из автомата.       Ему жалко, что тогда они были все вместе и по-настоящему отключились от всех обязанностей и возможных опасностей, и теперь это не вернуть в старое русло.       Ей больно, что она оставили их после такого прекрасного вечера – непростительно, подло и страшно, будто нож, кинутый в спину с закрытыми глазами и точно попадающий в нужную цель.       И сейчас это смотрится, как данная судьбой попытка вернуть хоть какой-то кусочек счастливого времени.       — Как говорится, добро побеждает зло и вся прочая штука, — на выдохе произносит Редфилд, смотря на картинку, на которой Санта-Клаус пролетает над королевством Хэллоуин и приносит снег, а вскоре и поцелуй Салли и Джека на обочине.       — Похоже на наш девиз, — Кеннеди хмыкает и поворачивает к ней голову, в ожидании каких-то действий от Клэр. Только вот что ты ждешь, Леон? Неужто такой же поцелуй из-за того, что вы раздали друг другу роли? Или по собственному желанию с распускающимися бутонами сирени в груди?       — Соглашусь, — рыжеволосая улыбается и, даже не смотря на него, отставляет тарелку с попкорном на кофейный столик, бросая взгляд на настенные часы, — о Боже, через пару минут Рождество! И у меня есть кое-что для тебя! — восклицает она и подрывается с места, убегая в спальню.       Агенту остается лишь наблюдать за девушкой недоумевающе и чувствовать укол совести, что даже не подумал о подарке ей. Предусмотрительность в этом, явно, не твой конек.       “Поздравляю, Леон, ты проебался полностью”, — потешался собственный голос, пока мужчина пытался быстро придумать, как исправить ситуацию. А как исправить? Он даже понятия не имеет о её вкусах просто потому, что семь лет назад им “слегка” было не до полного узнавания друг друга, стараясь спасти свои шкуры из дерьма и нормально зажить. Что ж, первое у них вполне вышло, но второе – подкачало по всем фронтам. Но Кеннеди вполне себе может предложить Клэр выбрать любой подарок, который она захочет, и он пообещает – купит, вероятно, сразу – ей это. Ох, лучше перестань, ведь Редфилд совсем не такая – нетребовательная и не нуждающаяся в чем-то невероятном в виде компенсации; добрая и светлая, любит приносить небольшой свет в жизни людей и делать все без задней мысли.       Раскинь мозгами лучше, Леон Кеннеди.       — Клэр, тебе не нужно…       Его беспристрастно перебивают на середине предложения, и он сразу осознает, что пойти против неё – сделать себе хуже:       — Не начинай, — серьезно, не стоит, агент Кеннеди, лучше выслушай и прими, — потому что я этот подарок приготовила для тебя пять лет назад… и с тех пор надеялась встретиться с тобой на визите у Шерри. Каждое Рождество.       Нет, это невозможно принять так просто.       Как же ты проебался, Леон Кеннеди.       А она помнит каждый испробованный ею шанс вручить ему небольшое напоминание на всю жизнь – что-то светлое, не требующее особого внимания и просто дарящее поддержку от одного вида.       — С Рождеством, детка! — врывается с праздничным настроением и в смешной новогодней шапке Клэр, подмигивая ей и замечая разрастающуюся улыбку на лице подростка. А за ней, как неожиданность, заходит Крис в идиотском кафтане Санты, вымученно выдыхая и снимая с плеча красный мешок с чем-то.       Рыжеволосая была очень рада познакомить их год назад.       А Шерри Биркин до ужаса любила проводить время с Редфилдами (ведь они и были у неё только, не считая Леона-прости-что-посещают-тебя-три-раза-в-год-Кеннеди).       — Эй, я ожидала от вас какое-то необычное появление, — поддразнивает девушка и встает из-за письменного стола, кидаясь с объятиями к ним, — но очень рада, что вы пришли!       — Поверь, заставить Криса надеть этот убогий кафтан, — он действительно был убогим просто из-за того, что потускнел и относительно был по размеру для Редфилда, — было самым тяжелым и необычным за этот год.       — В следующем году я тебе такой костюм выберу, — усмехаясь, Крис поставил мешок на пол и обнял белокурую со своей сестрой, — как поживаешь? Не превратили тебя в подопытный кусок мяса, иначе я быстро могу разобраться?       — Крис!       — Все в порядке, Клэр, — посмеялась Биркин, отстраняясь от них и осматривая вновь, — к счастью, оставили на эти праздники в покое. Но особого удовольствия это никак не приносит…       — Да-а, могу заметить, — Редфилд-старший обводит комнату взглядом, совсем не ощущая праздничного настроения в ней: пустые стены без украшений, никакой елки с игрушками и даже глупой и чересчур блестящей мишуры с рождественскими носками. В который раз на это неприятно, болезненно и грустно смотреть, потому что никто ей не устроит нормального взросления – как положено для подростка – с небольшой радостью.       Уныло, однотипно и страшно – настоящая клетка для любого человека.       — Но мы это исправим! — рыжеволосая хлопает в ладони, подмигивая ей и направляясь к мешку, следом вываливая множество украшений и игрушек.       Клэр Редфилд по-настоящему была удивительна, принося любовь и радость даже в такие условия.       И когда проходит приблизительно полчаса от начала декорирования комнаты, Редфилд-младшая во всю поддразнивает брата, с трудом пытающегося прицепить гирлянду на большую и пустую стену, возле которой стоял письменный стол с мишурой по бокам и книжный шкаф с носками, заменяющий камин. Биркин тихо хихикает, заканчивая завязывать красный бант на подарке и довольствуясь своей работой, благодаря семейство Редфилдов за их заботу и вечно живой настрой для неё.       — А пока Крис заканчивает, у меня есть небольшой ещё сюрприз, — незаметно подойдя к Шерри, Клэр одела на неё ещё одну шапку и протянула со спины красиво обернутую коробку в нежно-голубую бумагу с серебряной лентой и бантом. — Но разворачивать, чур, завтра!       — По рукам, — девушка посмеялась и взяла подарок, оставляя его на своем столе, — у меня тоже есть небольшой сюрприз, — она взяла подарок для рыжей и протянула ей, как только развернулась передом. — С Рождеством, Клэр!       — А подождать меня она не вздумает, — пробубнил себе под нос брюнет, заканчивая с чертовски длинной гирляндой.       — Как старая бабка, Крис. Даже зомби звучат лучше, — Редфилд-младшая покачала головой под звонкий смех белокурой, вновь возвращая к ней внимание, — кстати, Шерри, Леон у тебя уже был?       А вот и больная тема подъехала для неё, ведь Кеннеди она видела настолько редко, что эти встречи действительно выходили необычными и чаще короткими – Биркин понимает и молчит, надеясь, что Леон когда-нибудь попадет вместе с Клэр.       По несчастью судьбы, они ни разу не встречаются за все визиты.       А Шерри перестает верить в чудеса наподобие такого.       — Да, две недели назад, — и третий раз за год; это конец его посещений за двухтысячный.       — Значит, что он не придет на Рождество?       Зачем вы, мисс Редфилд, спрашиваете столь очевидный факт?       Шерри лишь может слабо кивнуть и грустно улыбнуться, замечая частично поблекший свет в глазах Клэр: она знает, насколько та хочет поговорить с ним – просто увидеть его целым и невредимым, узнать обстановку его договоренности и помочь любыми средствами. Биркин видит, как Крис обеспокоенно взглянул на сестру и следом на неё, дав понять о его осведомленности с этой ситуацией. Все они видели и знали, как Редфилд-младшая беспокоилась о них и желала видеть в целостности.       — Я ожидала этого, — стараясь сохранить себе веселье, рыжеволосая закусила губу и крепко сжала предмет в руке, — но верила в лучшее, как обычно… в любом случае, ещё тьма шансов.       — Что ты хотела ему подарить?       — Недорогую мелочь, которая будет ему напоминанием о чем-то светлом среди тьмы, — насколько душевно и честно звучат эти слова. Голубоглазая улыбнулась и протянула подарок Леона белокурой, от чего у той даже начали слезиться глаза.       Это были те самые четыре их совместных снимка, когда гора переживаний и бесконечного ужаса отошла на задний план, а впереди светило относительно яркое солнце. Тот самый день, когда они решили просто отдохнуть и отстраниться от проблем, находясь начеку, но с мягким выражением лица.       Клэр удалось их воссоздать в увеличенном размере и с немного лучшим качеством.       Клэр попросила Криса сделать заказ на ручную работу (ведь когда-то он просил своих старых знакомых сделать это с украшениями для обновления дома Редфилдов) – лакированную рамку из темного дерева со своеобразными узорами, окрашенными в золотистые оттенки, будто лучи света, пробивающиеся сквозь тьму.       Клэр оставила ему послание на обратной стороне: “Если твоя жизнь будет окутана тьмой, ты знаешь, что мы рядом с тобой. В любое время, в любой момент, в любую секунду просто скажи нам об этом, и мы поможем. С Рождеством, Леон. Мы всегда рядом с тобой”.       Клэр вместо точки нарисовала крошечное сердечко, заменяя этим слова о том, что они любят и поддерживают его.       И Клэр Редфилд сделала этот подарок от чистого сердца с желанием помочь и запахом сирени и ванили.       — Это прекрасно, Клэр.       — И отвратительно со стороны Кеннеди, потому что рамка стоила прилично, — вмешался Крис, стараясь разрядить слегка смутную обстановку и поправляя украшения молча, когда сестра кинула убийственный взгляд, а Шерри лишь приглушенно посмеялась.       — Может, ты хочешь оставить что-то из пожеланий тоже? — невзначай предложила рыжеволосая, замечая огромную радость на лице подростка от предложения.       Все-таки это общий подарок.       — И я помогу тебе его красиво упаковать, чтобы Леону подарить в следующий раз!       — Да, звучит отлично, — Редфилд-младшая улыбнулась ей, поправив шапку на голове и принимаясь за работу. — Только оставь это в тайне между нами. И Крисом.       — Эй!       — Обещаю, — Шерри посмеялась и протянула мизинчик Клэр, чтобы та схватила его своим в качестве клятвы.       Она сдержала обещание.       А он получил спустя пять лет этот подарок в старой упаковке, порванной малость в уголках, и с легким запахом сирени.       — Так что с Рождеством, Леон, — Редфилд бросает быстрый взгляд на часы, замечая стрелки на двенадцати, и отдает вещь с тенью улыбки на губах – смогла и добилась своего, — это не стоит дорого, но все же.       А Кеннеди неуверенно принимает этот подарок, осторожно – еле ощутимо и неосознанно – соприкасаясь кончиками своих пальцев с её и ощущая табун мурашек на спине, мелкой дрожью отдающий в самые кости и с хрустом ломающий все.       Ему страшно открыть эту красиво упакованную вещь лишь с небольшими помарками из-за стараний отдать уже вот несколько лет. Ему тягостно глубоко внутри от всей абсурдности: она не обязана была делать этого, ведь он не заслужил ничем – не сдержал свои клятвы, не уберег от опасности, не остался таким же; отстранился без гарантии на возврат и замену: лучшую версию самого себя – обновленную, выпущенную под надзор ответственного человека (желательно Клэр Редфилд), без единого шрама и ужасных мыслей с воспоминаниями.       Что же ты делаешь, Редфилд?       И сколько ты уже страдаешь из-за него?       — У меня даже ничего нет для тебя… — хрипло произносит мужчина, стягивая красивую ленту красного цвета и разрывая оберточную упаковку пятилетней давности – не слишком аккуратно, даже не заботясь о том, что это делали Клэр и Шерри, ведь он не знает об этом.       — Это ничего — я не прошу тебя, — рыжеволосая выдыхает и смотрит на его затемненный образ из-за того, что свет от гирлянды не совсем освещает Леона, а её собственная спина перекрывает, — мне достаточно того, что ты здесь, — она искренне улыбается: настолько, что сердце болезненно бьется о ребра, — и этот подарок можно считать от меня и Шерри, потому что она сюда свою руку тоже приложила.       “Ты только усугубляешь все, Клэр”.       “Зачем ты это делаешь? Я же не достоин этого”.       “Я же вел себя как мудак эти годы, не пытаясь ничего исправить. А ты верила в лучшее и старалась скрыть мои ошибки”.       “Из-за тебя у меня просыпается ебанная жалость, Клэр. Прекрати”.       “Хочешь услышать мое сердцебиение? Зачем? Потому, что оно чертовски быстро бьется из-за тебя”.       Кеннеди нервно хочет рассмеяться, обдумывая все варианты продолжения разговора, но из себя выдавливает только это:       — Прости меня за все, — очень тихо, почти шепотом говорит он, не поднимая взгляд на рыжеволосую, которая своим мягким – Леон уверен лишь в этом – взглядом прессует его в ожидании.       Третье извинение за этот вечер.       Агент чувствует, как тяжелый ком образуется в горле от этой вещи, именуемой как подарок для него; как пот выступает на ладонях от этих счастливых лиц в девяносто восьмом, без притворства веселящихся и развлекающихся за приличное количество километров от города; как горло пересыхает от этой настоящей ручной работы и пожеланий на задней стороне рамки разным почерком.       Это необычайно дорогая вещь, Клэр Редфилд, которая приносит ему боль от утраченного времени и тень улыбки от мгновения. А ещё распустившуюся сирень на месте ран с приятными нотками ванили.       — Это слишком дорого стоит.       — Это лишь напоминание, что мы все ещё есть у тебя, Леон, — голубоглазая ловит его неразборчивый взгляд, явно старающийся что-то решить для себя. Она не спрашивает – ждет, чтобы не нырнуть глубже и не доставить сомнений.       А Кеннеди слегка проводит шершавыми пальцами по стеклу и продолжает всматриваться в эти голубые глаза с расширенным зрачком от приятной темноты – ныряет, не думая возвращаться обратно и надеясь, что это шанс изменить все.       Как говорят, была не была.       — У меня все же есть для тебя подарок, — шепотом произносит он, замечая настороженный и растерянный взгляд девушки, что дыхание затаила.       Была не была.       Леон не уверен ни в чем, обнажая себя и подставляя под ножи; ожидая самые тяжкие раны от неё, не способные залечить ничем.       Леон резко, быстро, моментально наклоняется к ней и втягивает в трепетный, чересчур мягкий, несвойственный ему поцелуй с чувствами. Не пытается расположить руки на этом хрупком теле с тысячами увековеченных шрамов. Не ожидает ничего – лишь резкий удар хоть куда-то и отклонение.       И когда Леон думает уже отстраняться, то ощущает дрогнувшие губы с этим сладко-соленым привкусом попкорна, приоткрывающиеся с ответом на это безрассудное действие. Мягкость с её стороны и осторожно приложенную руку на щеке, скользящую по линии скул кончиками ногтей и крепко обхватывающую нежными подушечками пальцев. Он уверенно располагает руку на талии, чувствуя сквозь ткань майки жар её тела. А когда язык проскальзывает, соединяясь с её в необычном танце, Кеннеди готов поклясться, что вечно будет упиваться этим.       — Что ж, вполне рисковый и приятный подарок, агент Кеннеди, — они отстраняются через пару минут, а Редфилд даже со сбившимся дыханием способна шутить и улыбаться, — и он вполне стоил всех этих лет.       Попробовал – испытал удачу.       Все-таки пора тебе поверить снова в рождественское чудо, что предоставило тебе шанс на что-то нормальное и стабильное – нуждающееся в тебе, заботящееся и любящее.       Или настоящее рождественское чудо – Клэр Редфилд, способная превратить даже самый ужасный день во что-то светлое и приятное.       Леон Кеннеди благодарит за эти выходные, внутри теперь лишь думая о том, что убьет какую-либо тварь, если она или он испортит его последний день отдыха. С ней.       — Ты же любишь риск, Клэр, — он ей подмигивает, наслаждаясь мягким смехом и усмехаясь от нелепости того, что вспомнилось про первое крутое свидание.       — А ещё люблю видеть тебя живым, — видимо, до слов “я люблю тебя” ещё несколько ступень. Но Кеннеди не торопит, как и Редфилд, потому что этого им будет хватать на данный момент сполна. — И у нас ещё как минимум два фильма, поэтому не надейся, что твой поцелуй может что-то решить.       Леон лишь издает смешок и ещё раз целует её, на этот раз слушая недовольное мычание на попытку заткнуть таким способом, а также благоухание сирени глубоко внутри. Все же им нужно столько времени, чтобы наверстать упущенное.       Они останавливаются на следующем фильме “Рождественские Каникулы” – любимом за то детское время – и даже не обращают внимания на внезапный снег, начинающий падать за большими окнами с шумом фейерверков на другой стороне улицы.       И буквально через полтора часа Клэр засыпает, удобно располагаясь под боком Леона и утыкаясь носом в оголенный участок кожи, предварительно умостив голову на плече. Мужчина совсем не протестует, обнимая её одной рукой за талию и натягивая на них одеяло выше.       Он может лишь оставить невесомый поцелуй на макушке этой рыжеволосой бестии с умиротворенным видом во сне и краешком губ улыбнуться, решаясь досмотреть этот веселый фильм.       Клэр Редфилд противоречит сама себе, уютно смотрясь в крепких руках.       А Леон Кеннеди готов жертвовать собой и остальным, лишь бы получать в конце пути свет без кошмаров и с реальной заботой.

***

      Наутро Клэр просыпается от приятных лучей солнца, скользящих по поверхности разных вещей и смягчающих их цвета. И на лице, освещая и пробуждая. Она не спеша потягивается и осматривается, будто впервые в жизни оказалась в этой квартире, а после понимает, почему ей так кажется: Леона не было рядом. Место рядом пустое и прохладное немного. А тепло приносит только одеяло, скрываемое женскую фигуру в одежде по грудь.       Ей кажется это сном – встреча с ним, разговоры относительно по душам, долбаный поцелуй в полночь и приятное времяпрепровождение, приносящее спокойные сны с хорошим финалом; кажется, будто она сходит с ума из-за него, не получая даже обычного “я в порядке”; и сейчас её пробуждение в одиночестве после красочного вечера, вероятно, очередное доказательство того, что нужно обратиться к психологу с разговорами, если не к своим друзьям, но без брата – Крис может поддержать её вполне, но шанс того, что он не убьет Кеннеди при встрече, категорически мал. Отсутствует, грубо говоря.       И когда Клэр думает о том, чтобы уснуть ещё на часик – вернуться к тому времени, – какой-то шум на кухне привлекает все её внимание, отбрасывая остатки сна и включая режим защиты. Она тихо поднимается с дивана, направляясь в сторону арки, что скрывала весь вид, и приоткрывает один из шкафов у стены, чтобы в случае чего взять припрятанный пистолет.       К её легкому удивлению, это оказывается Леон, сменивший свободную футболку на свою форму, стоящий к ней спиной и что-то пытающийся сделать у плиты.       К её радости, все это было правдой.       — Что ты делаешь? — мягко интересуется девушка, подперев стену плечом, и наблюдает за непоколебимой фигурой мужчины, даже не дернувшейся от голоса почти рядом.       — Небольшую благодарность, — и что-то, что обычно делают люди для любимых? Кеннеди не может подобрать точных слов, сомневаясь в этом решении ещё с восьми утра, ведь он явно не имеет кулинарное образование. А на часах уже было девять. — Или завтрак нам: омлет с помидорами и беконом, — одно из пары блюд, которое агент готовил. Если было время, конечно, да и продукты в частично пустом – почти вечно – холодильнике, не считая бутылок пива и воды.       — Не думала, что после первого поцелуя так много привилегий открывается… — наигранно-удивленным тоном Редфилд качает головой и садится за стол, на что Леон хмыкает и усмехается, добавляя щепотку соли в свое творение.       — Это только начало, — он боком разворачивается и ставит перед ней бумажный стакан с крышкой. Редфилд медленно берет его, ощущая приятное тепло в ладони, и следом отпивает; удивляется: Кеннеди дал её полностью любимый капучино с невероятным ореховым вкусом.       — Откуда ты знаешь о моих предпочтениях?       Она непонимающе и немного хмуро смотрит на него.       Он отпивает из своего стакана двойной эспрессо и пожимает плечами, будто это самая очевидная вещь на свете – любимый кофе Клэр.       — Ты не знала? Моя интуиция никогда не подводит, — Леон помешивает деревянной лопаткой омлет и выключает плиту, беря предварительно найденные тарелки в верхней тумбе.       — Да? А ты знаешь, Леон, что твои способы пошутить ещё хуже комплиментов?       — Ты открыла мне глаза, — агент подает смешок, разделяя омлет пополам и накладывая в тарелки, — я купил их в кофейне на противоположной улице, как только заметил через окно здесь: понятно сразу стало, что ты то место обязательно посещаешь. А ещё ты знала, что твой знакомый, Люк, очень разговорчивый парень?       Агент ставит перед ней тарелку с аппетитным омлетом на внешний вид и потрясающим запахом специй и усмехается от этого взгляда – предсказуемый с ноткой удивления и каплей настоящего возражения.       Ведь вряд ли Клэр могла подумать о том, что Леон Кеннеди прекрасно все запоминает.       Кеннеди заходит в частично забитую кофейню напротив дома Редфилд, без особого внимания осматривая изнутри и замечая все тот же рождественский интерьер, который был присущ для каждого помещения в этот период времени.       По правде, он даже не думал о том, что рыжеволосая предпочитает пить по утрам – для него был лишь крепкий напиток пораньше: излюбленный виски с терпким вкусом, если ожидало время без дела (ненавистные выходные или отпускные), или двойной эспрессо, заряжающий мозг кофеином на целый день.       Частично он ставил на банальность, которую пьют, как Леону казалось, все девушки, – латте.       Но Клэр же не была одной из этих банальностей, Леон, поэтому от неё можно было ожидать что угодно.       И насколько Кеннеди повезло, когда за барной стойкой оказался парень, что вчера обслуживал его в кафе-баре, а после готовил шейк для Редфилд.       — Эй, ты вчера работал в “House of Memories”, если память мне не изменяет? — слишком резко, мистер Кеннеди, вам стоит быть помедленней.       — Да, у меня смена с обеда там, — на удивление, парень лет двадцати двух оказывается очень дружелюбным, не смущаясь такому вопросу, — а вы…       — Леон, — мужчина представляется и усаживается за барную стойку, осматривая его бегло, — я вчера виски пил, но это не суть важно… слушай, приятель, ты же знаешь Клэр Редфилд?       — Да, конечно, — брюнет кивает и начинает заваривать очередную порцию крепкого напитка, после хмуро смотря на Леона, — мы знакомы уже пару лет… — он с полсекунды задумывается над именем посетителя и вспоминает, как девушка приветливо и радостно с ним разговаривала, — минуту, ты Леон, Леон Кеннеди? Клэр мне рассказывала о вашей дружбе.       — Без сомнений, — агент одобрительно моргает и задумывается о том, какой легенды Редфилд придерживается о них, — но ты можешь мне помочь: какой она любит пить кофе по утрам? Мне его и двойной эспрессо с собой.       — Она не соврала, когда сказала, что вы уже несколько лет не общаетесь, — брюнет начинает готовить новый заказ, а Кеннеди забавно фыркает на его слова, — меня Люк зовут, кстати. И Клэр предпочитает утром капучино с миндальным сиропом вместо сахара, а также щепоткой корицы.       Что ж, Леон, ты был прав, что она не из банальных девушек.       — На латте я даже не рассчитывал, — мужчина наблюдает за ним и в следующую секунду с любопытством интересуется: — как вы познакомились, если не секрет?       — В том самом кафе-баре… но тогда она была слишком измотана работой, а также очень разбитой на вид, — видимо, даже этому парню больно думать о таком состоянии рыжей, не говоря уже за Леона, — Клэр рассказала о многом... даже о тебе упомянула, что беспокоится и никак не может встретиться из-за того, что ты — один из важных шишек правительства; и была бы рада собраться с тобой и Шерри.       Кеннеди ощущает на себе вину за волнения Редфилд, не упоминая ещё тот факт, что Шерри ничего не знает о нем уже несколько лет.       Может, стоит попытаться воплотить ещё одну мечту её? Собраться всем вместе.       Ведь всегда есть шансы испытать удачу – и тебя не обделяют этим, Леон.       — Одно из её желаний выполнено, раз я сижу и жду её и мой кофе, — русый проводит пятерней по своим волосам и слышит смешок со стороны Люка, который закончил с двойным эспрессо, приступая к излюбленному напитку знакомой. — Можешь поделиться? Что она ещё предпочитает?       — Может раз в месяц выпить латте макиато, — нет, все же есть один вид латте, — медовый раф или моккачино со своим братом на пару, если они вместе проводят время. Но, как ты понял, Леон, отдает она предпочтение капучино.       “Значит, Кристофер Редфилд не против сладости в компании сестры? Интересно”.       — Насколько же это приторно, — Кеннеди бросает в легкую дрожь от такого разнообразия сахара, но он прекрасно знает: это единственное, что смягчает боевую натуру Клэр Редфилд, – сладость. Её ванильный аромат и невероятная сирень.       — Она та ещё сладкоежка. — Люк соглашается и заканчивает с заказом мужчины, вставляя в держатель стаканы. — Все готово, можешь забирать свой заказ.       — Спасибо, приятель, — агент достает свой кошелек из куртки и закусывает изнутри щеку, переводя взгляд на витрину с разной едой: сладости и небольшие закуски, — можешь мне ещё пару ванильных пончиков положить?       — Ты явно хочешь её разбаловать.       — Пытаюсь использовать предоставленный шанс на полную, — Леон приподнимает уголок губ, вынимая купюры и оставляя на стойке, взяв держатель, а вскоре и пакет со сладостями, — приятно было познакомиться, Люк.       — Взаимно, Леон. Приходи ещё.       — Эй, ты вынудил Люка отвечать на твои вопросы! — возмущенно восклицает рыжеволосая, не отводя своих голубых глаз от агента, что поставил ещё одну тарелку и стакан с кофе напротив.       — Он сам любезно отвечал мне, — как же непринужденно звучат твои слова, Кеннеди, но все же ты прав: парень вполне мог отказаться говорить. Повезло тебе ещё с тем, что он был дружелюбной персоной – Клэр Редфилд всегда старалась окружить себя приятными людьми.       — Но это нечестно, — Леон ждет, что его признают лучшим, а Клэр ни за что не соглашается с ним.       Агент хмыкает и ставит на центр стола великолепные ванильные пончики с вафельной посыпкой.       Так вот как вы балуете её, мистер Кеннеди – предугадывая реакцию и заранее смягчая себе судьбу.       — Ладно, ты лучший, — Редфилд вздыхает и смотрит на его довольную физиономию, ведь если победа ему не светила в Mortal Kombat, то в такой повседневной вещи он явно мог одержать её.       — Только?       — Ох, Леон, — Клэр задорно фыркает и привстает со своего места, через стол наклоняясь к нему и оставляя благодарный поцелуй с легким привкусом миндаля и молока. — Теперь доволен?       — На данный момент — да, — Кеннеди напоследок прикусывает её губу с азартом в серо-голубых глазах, но вскоре возвращаясь к совместной трапезе, — но буду ещё больше, если ты проведешь мне экскурсию по лучшим местам Чикаго.       — Это звучит как приглашение на второе свидание?       — С твоего согласия.       — Тогда ты не будешь отказываться от эгг-нога* и множества других рождественских вещей, — смело выдвигаете условия, мисс Редфилд, потому что слишком хорошо знаете, что мистер Кеннеди не сможет вам отказать, вопреки своей нелюбви к этому празднику.       — Если свидание с тобой стоит таких “жертв”, тогда я согласен, — акцентируя внимание на этом слове, агент откалывает кусок омлета и исподлобья видит радостную улыбку и нежность в голубых глазах. Он раскрыл секрет, как сделать её счастливой. — И, Клэр… меня весь вечер мучал вопрос о том, почему ты брала напиток в том кафе-баре, а не в кофейне рядом с домом?       Серьезно, Кеннеди, мозг до сих пор не начал работать адекватно после нескольких глотков крепкого кофе без сахара?       — Это мое самое любимое место в городе, — Клэр пожимает плечами и отпивает свой теплый напиток, отламывая кусочек омлета, — и узнала я о нем, когда Крис впервые приехал ко мне в гости. Мы забрели в тот кафе-бар, вспоминая о нашем детстве и как-то отстраняясь от всех обязанностей в настоящем, — она качает головой и продолжает улыбаться. — Атмосфера помещения всегда приятно окутывала, унося в мысли… да и с каждым разом оно будто приносило надежду на что-то и какое-то счастье… признаюсь, я искренне была удивлена, когда встретила тебя вчера там.       — Видимо, “House of Memories” действительно приносит шансы, — нет, агент не верит в чудеса, однако когда заведение с таким однотипным, но приятным названием преподносит что-то необычное – это заставляет задуматься.       Именно оно положило начало и дало шанс им.       Именно это заведение оправдало свое название по всем возможным пунктам.       А Леон Кеннеди до сих пор ненавидит свои выходные и отпускные, если они не гарантируют ему Клэр Редфилд в придачу.       Может, стоит взять недельный отпуск с ней?