Vir Banal'ras

      Эллана сидела, уставившись в окно и подперев щеку рукой, и чувствовала безмерную обиду. Казалось бы, на ее месте любая женщина была бы счастлива. Она в Антиве, среди знатных людей, относящихся к ней как к равной; вокруг нее обстановка роскоши и богатства; на ней тонкое шелковое платье, за которое знатные леди Ферелдена устроили бы драку; наконец, с ней самые близкие — ее муж и ее леталлин. Чего еще желать, на кого обижаться?       Но на деле все было далеко не так радужно. За внешним блеском и теплом Антива прятала равнодушие и снисходительность, готовую в любой момент обернуться предательством. Половина знатных людей вокруг терпела Эллану за ее красоту, другая половина — лишь за то, что хозяева дома к ней благосклонны. Роскошь и богатство никогда не прельщали долийку: она не понимала, как можно предпочесть богатое убранство возможности обогреть и накормить нуждающихся. Шелковое платье при всей своей красоте давило на нее страшным грузом — из-за усиливающейся жары и из-за того, что не принадлежало Эллане, как и все остальное вокруг. Наконец, ни муж, ни друг по клану не обращали на нее никакого внимания с тех самых пор, как завели разговоры о дальнейшем противостоянии Фен’Харелу. Словно они, герои, имели право это обсуждать, а она — нет.       Эллана вцепилась ногтями в стол, забыв подумать о его дороговизне. Зачем только Фарель ее пригласил, если от бесед о будущем он ее старательно уберегал, а больше им говорить было не о чем? Неужели она должна проводить все время в обществе Жозефины — милой, но совершенно не приспособленной к жизни женщины, ловкой только в дипломатических словах? Неужели она должна наступить себе на горло и улыбаться, делая вид, что всем довольна, довольна этой золотой клеткой, довольна тем, что Адвен почти забыл о ней, объятый своей вечной страстью спасать мир все равно от кого…       Не удержавшись, долийка всхлипнула.       Она уже почти забыла, каково это — чувствовать себя чужой. Но, похоже, это чувство останется с ней навечно. Неприкаянная душа, гонимая из клана в клан, из страны в страну; растерявшая почти все, кроме гордости и валласлина на лице, оказавшегося рабской меткой…       Дверь резко распахнулась и тут же закрылась. Быстро утерев слезы и обернувшись, Эллана увидела мужа, в ярости сжимавшего поднесенные к лицу кулаки.       — Создатель, какой же он идиот! — простонал он. — Они оба идиоты! Это все равно что доказывать порождению тьмы, что на нас можно и не нападать! — Адвен скинул с ног туфли и принялся расстегивать дублет. — Такое впечатление, что я разговариваю с детьми! — Дублет полетел в угол комнаты. Подражая негромкому голосу Фареля и резким интонациям Агнес Хоук, муж воскликнул: — «Ой, нет, давайте не будем обсуждать планы противостояния, давайте просто повздыхаем о том, что мы ничего не можем поделать!» «Нет, давайте все бросим и примемся бухать!» Арррр! — Он отбросил снятую рубашку. — И они еще называют меня психом! Я, может, единственный, кто хоть что-то пытается сделать, а не убежать от проблемы, как эти… эти…       Он наконец заметил жену. Эллана, молча слушавшая его почти истерические крики, встала и распрямила плечи. Учитывая, что она была немного выше мужа, это произвело ожидаемое угрожающее впечатление.       — Лана, что случилось? — удивленно поинтересовался Адвен.       — Ты и правда псих, — проговорила она, пытаясь унять срывающийся голос. — Вы все психи! Наверное, от жары у вас всех голова помутилась!       — Лана, в чем дело?       — В чем дело? О, — долийка нервно усмехнулась, — теперь тебе стало интересно, в чем дело? Первый раз за три дня? «Надо же, оно разговаривает!»       — Лана…       — Прекрати повторять мое имя! — Голос все же сорвался окончательно, но вместо слез на волю прорвался долго скрываемый гнев. — Ты ничего этим не решишь! Словами никогда ничего не решишь, что бы там ни думала Жозефина! Все решается делом — и все поступки, на которые вы способны, это косо смотреть на других и обвинять их во всем! Вы слишком заигрались в эти игры аристократов и стали такими же, как они! Что ж, пожалуйста! — Она потянулась к застежкам своего платья. — Валяйте! Тратьте время как хотите! В золотой клетке ведь так удобно заниматься всякими глупостями! — Расстегнув платье, Эллана швырнула его в лицо пораженному мужу, прекрасно зная, что под платьем на ней ничего нет. — Вот и развлекайтесь ими! Тебе ведь это тоже привычно, эрл Амарантайна — вот и беги к себе подобным, доказывай им, что ты прав, будь мужчиной!       Она взяла со стола зачарованное тевинтерское кольцо, одолженное у Фареля — оно скрывало своего владельца почти до состояния невидимости — и бросила последний взгляд на Адвена.       — Не ищи меня, — грозно выдохнула долийка, надела кольцо на палец и выскользнула за дверь.       Она прекрасно умела прятаться в тенях безо всяких чар, но тевинтерская безделушка надежно скрыла ее от чужих глаз. Эллана выбежала из особняка, чувствуя кожей посвежевший к ночи воздух, и направилась в дикий уголок парка.       Туда, где ей было самое место. * * *       Если Адвен чему-то и научился за свою жизнь, так это быстро думать и быстро принимать решения. За каких-то три секунды он успел прийти к трем важным выводам.       С Ланой явно не все в порядке, и нужно понять, в чем дело, и как-то ее утешить.       Найти ее будет можно, раз она доверилась магии.       Действовать надо в темпе и наверняка, чтобы точно выйти на след.       Положив ее платье на кровать, Адвен быстро разделся догола. Обнаженное тело сразу начало улавливать частицы магической энергии в пространстве: высокая чувствительность эльфа к Тени еще сильнее проявлялась с открытой кожей. Затем Адвен достал свой амулет — тоже тевинтерский, с похожим зачарованием невидимости, десять лет служивший ему верой и правдой — и надел его на себя. Следы чар кольца стали ощущаться почти физически: осталось только идти за ними, что Адвен и сделал.       Хотя в полумраке коридора его и так было бы почти не видно, он чувствовал себя идиотом. Интересно, как бы он стал объяснять какой-нибудь Жозефине принципы работы магии и странную закономерность «чем сильнее маг обнажен, тем лучше он чувствует энергию пространства»? Пожалуй, леди Монтилье сочла бы его сумасшедшим или извращенцем.       Много лет назад Адвен бы с ней согласился.       Впрочем, как только он вышел из особняка, он сразу почувствовал себя свободнее. Посвежевший воздух приятно охлаждал тело, а по плиточным дорожкам, нагретым за день, было в самый раз идти босиком. След зачарования начинал теряться в пространстве, поэтому Адвену пришлось как следует сосредоточиться, чтобы уловить мельчайшие частицы энергии. Впрочем, как только магия вывела его на одну из развилок, он улыбнулся, поняв, куда направилась Лана.       «Это было проще, чем я ожидал».       По мере того, как он продвигался вглубь дикой части парка, присутствие чар ощущалось все сильнее. Наконец, всмотревшись вдаль, Адвен увидел под раскидистой ивой еле заметный силуэт. Лана сидела, прислонившись боком к стволу дерева. Муж подобрался к ней неслышно, стараясь не мять траву, присел на корточки и выдохнул ей в шею:       — Ты не замерзла?       Вздрогнув, Лана неосознанно подалась назад, столкнувшись с его телом. Почувствовав что-то, она обернулась и коснулась его груди.       — Как ты меня нашел? — пробормотала она.       — Я шел по следу твоих чар. — Ощутив всю шаблонность этой фразы, Адвен смутился и быстро прибавил: — То есть чар твоего кольца. Мне нужно было только настроиться на них. Я знаю, ты просила не искать тебя, но…       Ее рука опустилась ниже.       — Почему ты голый?       — Ну, — он усмехнулся, — во-первых, так лучше ощущается магия, во-вторых, сегодня и правда жарковато… — Вздохнув, он сел рядом и взял ее руку в свои. — И еще я хочу быть ближе к тебе, Лана. Даже если это не всегда очевидно.       Она вздохнула, отворачиваясь.       — Неужели.       — Это правда. — Адвен огладил рукой ее левое плечо, чуть коснулся пальцами груди и спустился к талии. — Прости меня. Но… почему ты сама не говорила о том, что тебе плохо? Ты знаешь, я всегда могу тебя выслушать…       — О да. — Лана сердито вздохнула. — Особенно когда возвращаешься поздней ночью, бормоча, что все вокруг идиоты.       — Но они правда идиоты, что я могу поделать…       Повисла неловкая тишина. Заподозрив неладное, Адвен повернулся к жене, осторожно коснулся пальцем уголка ее левого глаза — и тихо спросил:       — Ты плакала из-за меня?       — И из-за тебя тоже, — нехотя отозвалась она.       «Создатель, ну что я за сволочь…»       — Прости меня… а, да, ты говорила, что словами ничего не решишь.       На губах Ланы появилась быстрая, еле заметная улыбка — но ответила она так же неохотно:       — Надо же, ты слышишь, что я говорю.       — Конечно, слышу. Я всегда тебя слушаю, всегда… — Адвен вовремя остановился, понимая, что такими словами он точно ничего не добьется, и вздохнул: — Всегда говорю о себе, забывая, что рядом есть ты.       Она ничего не ответила — но хотя бы не уходила. Это уже было хорошим знаком.       — Расскажи, что тебя тревожит, — попросил он. — Потому что я разобрал только часть про то, что я козел — но дело ведь не только в этом?       Устав слушать ответное молчание, Адвен лег на траву и расслабленно вытянул ноги. «Какого гарлока я раньше здесь не был? Тут отдыхается куда лучше, чем на той расфуфыренной кровати… а, да, Монтилье и их представления о приличии». Запоздало вспомнил о том, что забыл наложить на себя защитное заклинание от мелких насекомых, и быстро обдал себя волной энергии.       — О, и меня заколдуй, — внезапно попросила Лана. Улыбнувшись, Адвен вытянул руку, сотворяя то же заклинание, и жена, расправив плечи, мрачно усмехнулась:       — Я уже боялась, что внутрь меня муравьи заползут.       Адвен тихонько засмеялся в ответ, но недолго — все звуки снова поглотила ночь.       Потом Лана наконец заговорила:       — Я… меня многое тревожит, Вен. Одно влечет за собой другое. Я думала, что мы с тобой едем на второй медовый месяц, в солнечную Антиву, где нас будут окружать только близкие друзья, радость и безмятежность… и тут Фарель берет и выдает новости про Фен’Харела, Завесу и вот это все. И почему-то решает, что я легко это восприму и не буду даже думать о грядущей катастрофе. Вы с ним даже не допускаете меня на эти свои собрания — почему? Разве я не эльф? Разве мне наплевать на то, что случится с нашим народом и со всем миром?       — Конечно, нет. — Адвен вздохнул, нащупывая пальцами ее руку и поглаживая ее. — Но тут и моя вина тоже есть. Я не стал настаивать на том, чтобы ты тоже в этом участвовала, потому что… во-первых, долго выдерживать наши бесполезные споры невозможно — извини, конечно, но твой леталлин ненормальный, а Агнес пора прекращать пить, я давно это говорил. Ну и во-вторых… — Он виновато посмотрел на нее, чуть приподняв голову. — Я хотел, чтобы хоть у тебя была возможность отдохнуть от забот, наслаждаться всем этим великолепием…       — Оно мне даром не нужно. — Лана обхватила себя за колени, сжавшись в комок. — Я не умею праздно проводить время, как Жозефина и ее семья. Меня выводят в свет на балах, как заморскую диковинку, словно хвастаясь мной, а потом снова запирают здесь, в этой золотой клетке, где некуда податься и откуда не сбежать… — Она всхлипнула. — Я знаю, я твоя жена, я должна держать себя в руках и быть тебе достойной парой, но… я не могу, я так ненавижу все это…       Адвен поспешно пододвинулся к жене, прижав ее к себе, и Лана тихо заплакала у него на груди. Слезы струились по его коже, словно капли дождя.       — Я и не думал, что тебе так тяжело все это выносить, — проговорил Адвен, гладя ее по спине. — Но знаешь… я ведь тоже все это ненавижу. Ненавижу этот пафосный особняк, который можно было обставить втрое скромнее, а оставшиеся деньги вложить в процветание своих земель. Ненавижу эти званые вечера, на которых мне тоже приходится быть заморской диковинкой — а не прятаться и подслушивать в тенях, как я того хотел. Ненавижу эту вычурную одежду, которая давит на все, что только можно…       — Да, я заметила, — сквозь слезы усмехнулась Лана, и Адвен погладил ее по голове, продолжая:       — Но, знаешь, я и не задумывался о том, что от всей этой херни можно убежать. А ты придумала такой отличный вариант…       — Это вышло непреднамеренно.       — Знаю. Но все же… — Он взял ее лицо в ладони, осторожно утер слезы большими пальцами и нежно поцеловал ее в нос. — Спасибо. Тут намного приятнее, чем там, в этой обители шемов.       Она улыбнулась. Чары почти полностью скрывали цвет ее лица и глаз, но черты были хорошо заметны даже в темноте.       — Если бы только можно было туда не возвращаться… — Лана вздохнула, оглаживая его плечи. — Если бы можно было все это время провести здесь, с тобой…       — Ну, как минимум у нас есть эта ночь. Потом, наверное, мы все же проголодаемся, и придется идти охотиться за пищей.       — А у меня даже лука с собой нет.       — Ну, я маг все-таки.       Помолчав, Лана спросила:       — Может, сходим завтра в ту купальню, о которой говорила Жозефина? Жару в ней будет легче переносить, чем в доме… Или ты все еще не хочешь выгуливать свои шрамы?       — Не хочу. — Адвен брезгливо покосился на свое тело. — Ты можешь говорить, что шрамы украшают мужчину и все такое, но вряд ли кому понравится видеть ходячее пособие по смертельным ранам.       — Фарель вообще руку потерял.       — Это все равно выглядит лучше, чем когти огра. — Он дернулся, снова вспомнив свою первую серьезную битву в башне Ишала и неистовый удар, распоровший его плоть до костей.       Лана с нежностью погладила этот шрам. Она давно уже знала наперечет всю историю смертельных и почти смертельных ранений мужа и даже различала, кто залечивал ту или иную рану — Флемет, Винн или сам Адвен.       — А у меня вот на лбу рабская метка, — вздохнула она. — И ничего, я с ней хожу, не скрывая ее, хоть мне и стыдно.       — За что стыдно? — Он удивленно подскочил. — Ты что, венан! Как ты можешь стыдиться своего валласлина? Мало ли что сказал этот твой леталлин…       — Но это многое объясняет. Наши предки клеймили рабов — а долийцы просто подхватили привычку, не зная ее цели и смысла… помечали себя, как скот…       — Замолчи, ладно? — Адвен проговорил это строго, но без грубости — он никогда бы не позволил себе грубо обходиться с женой. — Сейчас долийцы вкладывают в это другой смысл — выбор пути и все такое. Так что никакая это не рабская метка. Я женился на свободной и прекрасной женщине, и она навсегда такой останется. — Поцеловав ее в расходящиеся линии татуировки на лбу, он заметил: — И вообще, я люблю твой валласлин. Он часть тебя, и он тебе идет. Почти так же, как то красное платье, которое на тебе было позавчера вечером.       Лана хитро улыбнулась:       — То есть все остальное, что я ношу, мне не идет?       Адвен мягко сжал пальцами ее грудь.       — Как ты знаешь, больше всего мне нравится, когда на тебе только валласлин.       Вместо ответа Лана поцеловала его. Адвен страстно отвечал ей, но соленый привкус слез, оставшийся на ее губах, снова напомнил ему об их ссоре, о ее обиде, о том, что все идет не так…       — Венан?       Она обеспокоенно коснулась его щеки.       — Я все еще виноват перед тобой, — вздохнул Адвен. — Как я могу загладить свою вину?       — Да что ты, — удивленно помотала головой Лана. — Все хорошо, мы вроде во всем разобрались…       — Нет. — Он слегка отстранился от нее. — Мы втянули тебя в это, и вся эта поездка обернулась для тебя кошмаром…       — Вообще-то это я тебя уговорила поехать, — напомнила она, — и приглашение тоже прислали мне. Так что тут ты ни при чем.       Адвен упрямо мотнул головой:       — Ты всю жизнь меня терпишь — мои капризы, мой характер, то, что я слишком мало уделяю тебе внимания, лишаю радости материнства…       Лана обняла его за плечи:       — Вен, ну тут-то ты чем виноват?       — В моей крови скверна. Из-за этого у нас нет детей. По-моему, тут все очевидно.       — Венан…       Впрочем, возражать она не стала. Нечего было возразить.       Они давно мечтали о детях. Предпринимали кучу попыток их завести. Однажды Адвен даже прибегнул к магии крови, чтобы попробовать повторить ритуал Морриган — но все тщетно. В этом плане Андрасте была к ним беспощадна.       «Хотя у самой Андрасте были всего две дочери, и те хиленькие, Маферату рожала наследников другая женщина… но две дочери — это тоже серьезно!»       Вдруг со стороны дорожки послышался негромкий голос:       — Так, давай осторожно. Не шуми.       — Пока ты молчала, ни звука не было…       Узнав голоса Бетани и Кейра, Адвен мрачно вздохнул.       — Ну конечно, — пробормотал он, — нас и отсюда выгонят…       — Нет-нет, — поспешно отозвалась Бетани, — мы никуда вас не прогоняем, Командор.       Они с Кейром показались в проеме между стенами живой изгороди. Оба были легко одеты: даже издалека Адвен заметил, что под платьем на Бетани ничего нет. И что она очень даже ничего для человеческой женщины… впрочем, с Ланой она все равно не шла ни в какое сравнение. С интересом вглядываясь в них, Бетани спросила:       — Это какое-то особое заклинание, Командор? Чары невидимости?       — Да. Нет, — скороговоркой ответил Адвен, надеясь, что зачарование скрывает его покрасневшие щеки. — Это не заклинание. Это чары тевинтерских побрякушек.       — О, я так и думал, — скучающе заметил Кейр, почесывая одной босой ногой другую. Адвен только сейчас заметил у него в руках бутылку вина и два бокала. — Но вообще-то мы пришли не нарушать ваше уединение… о, кстати, доброй ночи, Эллана.       — Доброй ночи, — отозвалась Лана.       — В общем… — Усмехнувшись, Кейр покачал головой. — Я знаю, вы нам не поверите, но мы правда просто проходили мимо…       — И почти ничего не успели подслушать, — подхватила Бетани.       — Но немногое все же успели… В общем, — Кейр протянул руку с бутылкой в сторону невидимых эльфов, — мы брали вино себе, но вам оно явно нужнее.       — А вы точно немногое успели подслушать? — с хитрой улыбкой поинтересовалась Лана. Бетани торопливо закивала:       — Совсем чуть-чуть. То, что касается… — Услышав предупредительное покашливание возлюбленного, она быстро произнесла: — Считайте, что вообще ничего. Но, может, вам и правда не помешает выпить? Это вино довольно приятное, мы его днем пробовали на виноградниках…       Бетани, несмотря на ее беззаботный тон, отчаянно пыталась вглядеться в собеседников. Это здоровое любопытство выводило Адвена из себя: он старательно охранял свою и Ланы личную жизнь от посторонних, и то, что эта идеальная парочка на них наткнулась, ему совсем не нравилось — как и то, что они лезли не в свое дело… впрочем, Адвен тоже частенько лез не в свое дело, и если бы он туда не лез, то и их пары, наверное, не было бы. И ему действительно захотелось расслабиться и выпить, а не продолжать изображать вечное и непоколебимое присутствие духа.       — Спасибо, — вздохнул он. — Мы бы не отказались — да, Лана?       — Да, хорошая идея. — Она улыбнулась. — Спасибо.       Кейр хотел было подойти к ним, но вовремя остановился и аккуратно поставил бутылку и бокалы на плитку. Адвен усмехнулся: по крайней мере, его Страж-Констебль был догадливым.       — Пожалуй, я просто оставлю это здесь, — проговорил Кейр, выпрямляясь и приобнимая Бетани за плечо. — Приятного вечера.       — Спасибо, вам тоже, — отозвалась Лана.       Перед тем, как Кейр и Бетани скрылись вдали, Адвен успел расслышать: «Так, теперь пойдем отбирать бутылку у сестры, а то она совсем сопьется».       — У них сегодня ночь добрых дел, видимо, — усмехнулся он, поднимаясь на ноги.       — Но это и правда мило с их стороны. Я как раз думала, что нашей прогулке чего-то не хватает.       Улыбнувшись, Адвен взял жену за руку, вместе с ней подошел к оставленному дару и изучил этикетку на бутылке.       — Домашнее вино Монтилье, однако, — резюмировал он. — Думаю, это должно быть неплохо.       Лана взяла в руки бокалы. Совсем издалека показалось бы, что стекло само держится в воздухе.       — Знаешь… — Она игриво улыбнулась. — У меня сначала возникла идея налить немного вина на тебя и медленно слизывать его… но потом я поняла, что так я точно не разберу вкуса.       — И правда. Давай лучше я сделаю то же самое с тобой.       — Нет уж, — усмехнувшись, Лана приподняла бокалы повыше, — я не хочу зря надрываться! Пойдем, будем пить, как полагается в цивилизованном обществе.       — Сказала голая долийка с листьями в волосах.       Она рассмеялась, легонько толкнув его локтем. Адвен тоже улыбнулся своей шутке, впервые за долгое время ощущая спокойствие и правильность происходящего. Коснувшись носом ее шеи, он предложил:       — А пойдем к морю? Говорят, там открывается чудный вид на… море.       В глазах Ланы будто бы мелькнула знакомая зелень.       — Пойдем. Я буду учить тебя плавать.       — На пьяную голову?       — Какая разница, ты все равно не научишься, будешь захлебываться на мелководье и хвататься за мою грудь.       Усмехнувшись, Адвен свободной рукой обнял ладонью ее правую грудь:       — Да я и так могу.       Она покачала головой, тепло улыбаясь — и вдруг прильнула к нему с поцелуем. Он был не страстным, как при сжигающем их желании, не легким, как с утра перед насыщенным днем — это был поцелуй благодарности, которыми Адвен и Лана порой награждали друг друга просто за то, что они вместе уже столько лет.       Многие вещи было куда проще выразить без слов.       Отняв губы, Лана улыбнулась:       — Ну что, пойдем смотреть чудный вид на море?       — Угу. — Адвен обнял ее за талию, и они вместе ступили на плиточную дорожку. — И еще построим из песка Башню Бдения.       — Вен…       — И маленького Вэрела. Я еще никогда не лепил из песка нашего сенешаля.       Лана засмеялась:       — Вот если нас кто-то застанет за этим занятием, это будет куда более неловко.       — Зато никто не скажет, что непохоже получилось.       — Вот верно Хранительница Дешанна говорила, что мужчины никогда не взрослеют…       Не отвечая, Адвен с улыбкой притянул ее к себе и поцеловал.       Ночь еще только начиналась.