Наемникам можно все!

Наемникам можно все. Это я понял, когда мы с напарником выполнили мое первое задание. Тогда он, взяв лишь половину причитавшихся за работу денег, решил покувыркаться с заказчицей. И та не отказала... Потому что не могла. Не имела права, ведь дельце, которое мы провернули, стоило и таких жертв с ее стороны. Что можно поручить наемникам? Да что угодно! Начиная от устранения неугодного и заканчивая сопровождением каравана, везущего украденную реликвию. Вообще-то, я из благородного клана. Об этом говорит все: и черный цвет волос, и желтые глаза, и дополнительная пара ядовитых клыков, и светло-зеленый гребень, который идет по всей длине моего хвоста. Почему подался в наемники? Кто знает... Мне не хотелось возиться с бумагами, управлять слугами и сводить концы с концами только за счет труда рабов на угольных шахтах. И еще у меня аллергия на бумажную пыль. Я люблю просторы, свежий воздух и свободу, а не глухие кельи роскошно обставленных кабинетов, которые кишмя кишат подхалимами и предателями. Тут, в нашей команде, таковых нет, к счастью. Мы братья, пусть не единоутробные, пусть все не похожи друг на друга, пусть от разных отцов и матерей... Но есть же узы покрепче кровных, ведь так?.. Мы горевали, когда кто-то из нас уходил в последний путь, и шумно праздновали вступление в наши ряды новых братьев, прошедших все предначертанные испытания... Наемникам можно все. Это негласное, неписаное правило, о котором знали все, кому нужно об этом знать. Можно сказать, что наемники – особый клан, в который невозможно попасть просто так, по праву рождения, к примеру. Наемникам можно все. Я никогда не думал, что воспользуюсь этим. Просто потому, что я довольствовался тем, что у меня было. Вдоволь еды, уютное жилье и жаркая любовь змеек, что поклоняются Матери, посвящая ей свое тело и оставляя каждый сезон кладки от достойнейшего из их многочисленных любовников. Говорят, у меня даже дети есть... То ли трое, то ли четверо... Думаю, их матери позаботятся о них... У детей, которые рождаются у служительниц Матери, всегда всего в достатке, а растут они в любви и ласке, иначе и быть не может, такова общественная модель у нас. Традиции, верования... Да что уж там, половина мифов, в которые верит народ, на самом деле – выдумка, которую выдают за правду наши правители, чтобы общество процветало, пусть и обремененное некоторыми традициями и ограничениями. Подло? Зато действенно... Наемникам можно все. Я сказал ему это, после того, как поцеловал, грубо, впиваясь в нежные розовые губы клыками, прокусывая их до крови, не слушая его криков и не обращая внимания на то, как он бился в моих руках, силясь освободиться. Я обвил его хвост своим, наслаждаясь гладкостью его чешуи столь необычного кораллового цвета. Потом, намотав мокрые, длинные белые волосы на свой кулак, я заставил его запрокинуть голову, открывая беззащитную шею... Я хотел это существо, хотел обладать им, хотел заклеймить собой, хотел, чтобы он принадлежал мне и только мне. Чтобы только я мог слышать его песни, только я мог видеть его утонченную красоту, только я мог касаться почти прозрачной белоснежной кожи, только я мог смотреть в его колдовские глаза... Я не знаю, что нашло на меня тогда. Я потерял голову, обезумел, я преступил черту, за которой было... О, за ней было наслаждение, какое бывает, пожалуй, лишь тогда, когда соединяешься в любовном танце с тем, кого любишь всем сердцем. Но я не любил. Я, как последний юнец, повелся на дивную песню, сполз с проверенного пути в болота, пачкая чешую зловонной жижей... Нет бы остановиться: я упрямо двигался на дивный голос, что выводил затейливые рулады, играя на моем сердце, как на простенькой дудочке, подчиняя себе и завораживая. И заманивая к глубокому пруду, где был Он. Я думал, что русалки – лишь еще один миф. Но нет... Он явно был из крови и плоти, прекрасный и одинокий, печальный... Зря я все это сделал... Даже то удовольствие, какое я испытал, войдя в его тесное и удивительно горячее тело, не стоит этого. Я бы мог стать его рабом навеки, но стал насильником, который не спросив, не сказав толком ничего, взял его силой, не заботясь о его удовольствии, желаниях... После, когда все закончилось, я не нашел в себе сил убраться от пруда подальше. Я так и остался ночевать на этой болотине, лишь выползя на берег... А наутро, я нашел русала, выкинувшегося на берег и вскрывшего вены острой раковиной. Этот безголовый ангел решил покончить с собой, после того, что я сотворил... Наемникам можно все. Можно даже презреть все мыслимые и немыслимые законы. Мне. Ради того, чтобы искупить свой грех. И я нарушил... Накинул на несчастного заклинание, которое останавливает время. Этого должно было хватить на полдня – как раз в быстром темпе сползать туда и обратно до ближайшей деревеньки. Там оставить послание нашему командиру и купить необходимое. Магия мне дается с трудом, но я выжал весь магический запас, только ради одного этого заклятья. Лишь бы он жил. Ведь осознание пришло чуть позже, когда я уже не был очарован его голосом и похоть сошла на нет... Когда вернулся, увы, магия уже развеялась и чаровник мой почти истек кровью... Но только почти. Я перевязал чистой тканью его запястье, туго стянув, чтобы остановить кровь, затем напоил немудреным эликсиром, восстанавливающим кровь и успокоительным – пусть поспит, а я пока что... Нет, все же не удержался – поцеловал его в губы. Нежно и целомудренно. Кто знает, когда еще я смогу это сделать? Когда я насиловал его, о чувствах не могло быть и речи. Но... Они невидимым кружевом окутывали мое одинокое сердце, с каждым вдохом, что я делал, поблизости с этим юношей. Наемникам можно все. К закату я построил себе нехитрое жилище на берегу озера, разведал окрестности и несколько раз обтер высыхающее тело русала водой, чтобы чешуйки так же блестели, как и прежде, и успел даже поймать какую-то зверюшку себе на ужин. Впрочем, когда я вернулся с «охоты», об ужине пришлось забыть. Юноша очнулся и теперь сидел на берегу, свернув хвост в какой-то немыслимый клубок, и плакал, сгорбившись и повернувшись к воде лицом. А я стоял и не знал, что ему сказать и как успокоить. Смотрел на него, а у самого слезы на глаза наворачивались... Наемникам можно все. Я все же расплакался, не смог сдержать этой постыдной солоноватой влаги. Но... пусть так. Подползти к нему и сесть рядом еще сложнее. Но я все же делаю и это. Русал дергается от меня, но хвост, скрученный в немыслимый узел, не придает ему устойчивости, и юноша падает в воду, поднимая брызги и нарушая покой пары кувшинок, что росли у берега. - Ты! Убирайся! – ненадолго все же он ушел под воду. Вынырнул тут же, для верности отплывая от берега. Ну, значит, все в порядке... Почти. - Нет, - я и вправду теперь отсюда никуда не денусь. - Уйди, по-хорошему прошу... – шипит, смотря исподлобья. А мне что? Мне не привыкать... - Я перед тобой виновен и хочу искупить свой грех. Позволь... - Нет! - Я не уйду отсюда. А вдруг ты опять с жизнью решишь расстаться? - Не твоего ума дело, что я решу! Убирайся, мразь! На эти слова я только вздохнул тяжело и, поудобнее свив кольца, устроился на берегу, опустив кончик хвоста в воду. Я подожду... Уж чего, а ждать я умею в совершенстве... - Ты своим присутствием делаешь мне только хуже, - юноша подплыл чуть ближе, но все так же был недосягаем. - Почему?.. - Я... Я берег себя для того, кого полюблю... Я пел, чтобы быть услышанным, чтобы привлечь свою пару... Но ты... Ты разрушил все. Мою жизнь, мою мечту, мою чистоту... Я теперь никогда не смогу найти любовь, ведь я уже не чист, я осквернен, затоптан... - Вот значит как... – я вздохнул и вытер слезы, прикрывая глаза. Солнце уже зашло, но в сумерках я почти ничего не видел – так уж глаза устроены. - Лучше уйди... Или убей, - русал усмехнулся горько и еще ближе подплыл к берегу. А мне стало вдруг все ясно: и то, почему я услышал его песню на таком большом расстоянии, и почему эта песня вызвала во мне такое ярое помешательство... - А ты что за песню-то пел, горемыка?.. – хотя ответ я уже и так знаю. Наслышан... - Песнь любви конечно! – на меня посмотрели с такой ненавистью, что я понял: это все же судьба. Еще старейшины мне в детстве говорили: от ненависти до любви... Всего один хвост. *** - Наемникам можно все! Ну Алли! Ай! Да хватит! Отпусти меня и расплети косички! Нет, мне не идет! Что значит месть?! Нет, Алли, это не я тебе на уши водоросли намотал! Ай-ай-ай! Со временем ты мне и так плешь проешь, не надо ее выщипывать прямо сейчас! Ну подумаешь! На твоих перепончатых ушах, между прочим, великолепно бы смотрелись серьги с сапфирами, что я видел в деревне у кузнеца... Ну хватит, ай! Да я примеривался только! Алли-и-и! Они в моем шатре, серьги эти! Сюрприз хотел сделать, скоти..нмпх... Ммм! Алли... А-а-ах... Да-а-а-а-а, еще-е-е, пожалуйста-а-а!..