Ким Сокджин доходит до финала: он ненавидит себя до разбитых костяшек рук.
***
Утро встречает парня тяжёлыми тучами на небе, пиликаньем будильника и рвотным позывом. В ванне окажется, что теперь за раз выходит два бутончика. И Джину это почему-то не кажется достижением и вообще чем-то интересным от слова «совсем». Цветы в очередной раз выкинуты, лицо становится бледнее с каждой неделей, и сегодня парень всё же берётся за тоналку, потому что пугаться самого себя в зеркале — это уже белочка. В универ ходить-то смысла особого давно нет, но Джин уже больше по привычке встаёт в семь утра, одевается, как обычно сверху накидывая любимую кожанку, и, выпив обезболивающее, выходит из квартиры. Дождь норовит пойти в любой момент, добивая прохожих духотой, в воздухе витает аромат цветущих деревьев и цветов. Джина подташнивает, он засовывает руку во внутренний карман и замирает, начиная паниковать. Пачка сигарет — пустая, запасной — нет, денег — и подавно. Парень чертыхается и ставит галочку, что ничего хорошего сегодня ожидать не стоит (как и в любой другой день так-то). Уже у самого входа в университет Джин убеждается в своих домыслах, когда за пеленой мыслей не замечает преграду в виде парня перед собой, и падает на асфальт, больно ударяясь копчиком. Он не спешит вставать, даже подумывает лечь полностью. Погода сегодня мерзопакостная, но сколько раз он ещё сможет вот так просто посмотреть на небо? Двадцать раз или два? Джин вздыхает и как никогда жалеет, что у него нет сигарет. Сейчас бы хоть одну затяжку… — Эй, ты как? — Парень-стена, в которого врезался Джин, оказывается, ещё не ушёл и, кажется, даже беспокоится. — Есть закурить? — Джину на эту жалость плевать, ему просто хочется заглушить мерзкий привкус подступащей тошноты. — Хочешь сказать, что такая принцесска знает, что такое сигареты? — Непрекрытая насмешка в смутно знакомом голосе. — Хочу сказать, что если нет, то иди, куда шёл. — Он, может, и огрызнулся бы, но желания нет, а в горле стоит ком. Слишком рано, обычно цветки разрывают нёбо ближе к часу дня. Парень на это молчит, но не уходит. Джин снова вздыхает, за сегоднящний день он слишком много разговаривал без необходимости. Хочется обратно на свой узкий подоконник к банке дешёвого энергетика или чашке кофе на крайний случай. В ушах звенит, а желудок сводит из-за отсутствия в нём еды в течение приличных двадцати часов. Лёгкие уже по закону жанра жжёт, что даже не особо-то и раздражает. Скорее, причиняет дискомфорт: дышать тяжело. Джин поворачивает голову чуть вправо, натыкаясь вглядом на знакомые ботинки и в его голове загорается лампочка тревоги, он медленно поднимает голову, встречаясь с взглядом тёмных, почти чёрных глаз Ким Намджуна. Теперь Джин не чувствует себя героем тупой новеллы для девочек — он им является. Намджун стоит, засунув руки в карманы брюк, и прожигает его взглядом. — Чего ты пялишься на меня? На мне узоров нет, и цветы на мне не растут.***
Намджун отшатывается больше от неожиданного, чем сильного толчка и провожает удивлённым взглядом белобрысого парнишку. Тот смог его удивить и даже чем-то цепануть. Кошечка с коготками. Парень снова засовывает руки в карманы и медленно шагает в сторону университета, здороваясь с каждой третьей девушкой и каждым вторым парнем. Он думает, что судьба над ним насмехается, потому что буквально в пару шагах впереди стоит тот самый белобрысый парень, собираясь зайти в аудиторию. Намджун натягивает довольную улыбку и идёт в его сторону, вот только, когда незнакомец находился уже буквально на расстоянии вытянутой руки, он неожиданно срывается прочь, оставляя Намджуна с кучей вопросов. Джун вспоминает его слова и пытается понять, чем же уже успел насолить такой милой принцесске. Если задуматься, то он его и не видел никогда вблизи, тот ошивался часто рядом, но никогда не подходил, не пытался заговорить. Но имя его частенько мелькало в голове — Ким Сокджин. Он был местной звездой года два назад, а потом начал затухать: сначала перстал одеваться во всё яркое, зачастую розовое, после его стали замечать в алкомаркете чаще, чем в университете. Он стал эксперементировать с внешностью, сменяя пирсинг в губе на татуировку на ключице, а в последние пару месяцев сильно исхудал, побледнел и постоянно кашляет. Пошли слухи, что подсел на наркотики, правда, сам Намджун в это слабо верит. Самое интересное, что, при всём этом обилии не самых приятных слухов, фанатов у него не уменьшилось, если не стало больше. Просто «звезда» сейчас произносится немного в другом смысле. Словом, Намджун о нём знает многое, начал интересоваться Джином, когда сам ещё на первый курс попал на туже специальность. Кто бы мог подумать, что инженерный факультет не обделён принцессками с характером. Пара должна начаться с минуты на минуту, но Намджун разворачивается в противоположную от аудитории сторону и идёт по направлению к туалету — туда убежал Джин. Разговор всё-таки ещё не закончен, а он хочет узнать, что уже успел сделать, чтобы получить такое плохое отношение к себе. Он подходит к своему пункту назначения к тому времени, когда коридоры уже опустели и погрузились в слегка пугающую тишину. Намджун толкает дверь в туалет ногой, потому что трогать её руками слишком даже для него. Она со скрипом открывается, являя парню взор на сидящего на подокиннике Джина, положившего голову на притянутые к груди колени. Тот, почувствовав чужое присутствие, протяжно простонал и сказал валить куда подальше. Намджун усмехнулся: «И правда с коготками.»***
Джин снова глянул в зеркало, убеждаясь, что больше этого делать не будет. Он уже даже себе начинает напоминать труп, тоналка почти не спасает, да и после свидания с унитазом она смылась. Губы теперь словно накрашенны, потому что в ранки забилась кровь, а вымывать это ни сил, ни желания нет. Парень теперь точно в последний раз смотрит на своё отражение, показывает сам себе средний палец и залезает на подоконник. Конечно, с подоконником в его квартире он не сравниться, но лучше такой, чем никакой. За окном один за одним возвышаются многоэтажные дома, подпирающие ставшее уже тёмно-сиреневым небо. Там, внизу, на пять этажей ниже Джина, мельтешат, словно муравьи, люди. Они спешат по делам, звонят, о чём-то договариваются. Прямо сейчас кто-то умирает, а кто-то рождается. Повсюду кипит жизнь, и Джин ощущает себя во всём этом лишним, откашливая ком в горле, который выходит одиноким бледно-розовым лепестком. «Хоть не белый», — проносится в голове, а то, что он таковой из-за крови, остаётся на переферии сознания, не озучиваясь. Джин бьётся затылком о стену, сжимает рукой урчащий от боли и голода живот и утыкается лбом в колени. Он устал уже третий месяц не жить, а доживать. Сначала всё выглядело, как обычная простуда, потом он стал откашливать кровь, а после лепестки с бутонами. По-хорошему, он должен был уже откинуть копыта, но что-то продолжает его держать в этом полумёртвом («полуживым» язык не повернётся назвать) состоянии. Парень продолжает просыпаться в агонии по ночам. В такие моменты он чувствует себя куклой в чьих-то костлявых руках, его собственные лёгкие не слушаются, стебли роз раздирают горло, а с недавнего времени ещё и нёбо. Язык практически перестал различать вкусы: теперь всё для него на вкус как железо. Джин тонет в собственных чувствах и крови и думает, что, вообще-то, такого дерьма в своей жизни не заслужил. Он всегда был вежливым, приветливым мальчиком, всегда-всегда слушал родителей, уважал старших, был любим друзьями и просто окружающими. То, что в какой-то момент он захотел повзрослеть, перестать одеваться, как пятнадцатилетняя школьница и вести себя соответствующе, не значит, что он сделал что-то плохое. Не значит, что теперь заслуживает настолько мучительной смерти. И он бы лучше саморучно вены порезал, чем вот так внутри тухнуть, понимать, что всё это даже не по своей воле — сердце всё за организм решило, просто в какой-то момент выбрало человека, ради которого будет биться. Только этому человеку на это глубоко плевать. Он продолжит жить в неведении, а потом, когда Джин в какой-то момент не придёт в универ, узнает, что того уже нет. Он кивнёт, а после забудет, как и другие незначительные моменты жизни, и так и не узнает, что сам был тому виной, что Джин захлебнулся в когда-то горячо любимых цветах когда-то горячо любимого цвета. И он не узнает, что белые розы — это те самые цветы, которые и влюбили в него Джина тогда, полгода назад, когда и сам Джин ещё не осознал свои чувства. Намджун просто ему подарил их, когда ещё подрабатывал в цветочном и увидел ревущего Сокджина. День тогда был ужасный, а улыбка Намджуна и его протянутый букетик — самым прекрасным моментом жизни. Дверь противно скрипит, оповещая о том, что кто-то зашёл. Джин вздыхает и молится всем богам, чтобы этот кто-то свалил куда подальше, даже озвучивает свои мольбы вслух. Не работает. Незнакомец подходит слишком близко, прожигает взглядом, хорошо хоть не трогает. Джина начинает это бесить уже через пять минут. Он поднимает голову, ощущая чувство дежавю, потому что снова встречается со взглядом тёмных, почти чёрных глаз. Рядом стоит никто иной как Ким Намджун и глупо лыбится. Джин хочет вскрыть себе вены больше обычного. — Чего ты пялишься на меня? — На тебе узоров нет, и цветы на тебе не растут? — Передразнивает его Джун и улыбается шире. — Если бы. — Тихо добавляет Джин. — Что? — Ничего. Говорю, что, если умный такой, то знаешь, куда я тебя сейчас пошлю. — А говоришь «ничего». Тут целое предложение. — Намджун подходит чересчур близко, так, что Джин ощущает его дыхание на своей щеке, и тот утыкается ладонями в его грудь, не давая подойти ещё ближе. Сердце делает кувырок с разворотом. — Не подходи. — Звучит больше как мольба. — Ну ты чего такой колючий? Я, может, познакомиться хочу. — Парень перехватывает его ладошки, обе вмещая в одну свою. — А я не хочу. — Джин пытается успокоиться и не повернуться к Намджун левой стороной. Только лишних вопросов ему не хватает. — Да что случилось? Я тебе что-то сделал? Хоть объясни по-человечески. Джин чувствует укол вины в сердце, но он полностью перекрывается спазмом в животе. Кажется, словно желудок сжирает сам себя, на деле же, вероятно, стебли уже вышли за пределы дырявых лёгких и пытаются добить остальные жизненно важные органы. Джин тяжело дышит, ему давно не было так плохо. По всей видимости, присутствие Намджуна ухудшает положение. Парень рядом выглядит обеспокоеным, когда Сокджина снова скручивает спазмом. — Хэй, всё нормально? Тебе, может, в медпункт? — А тебе, может, в жопу? Уйди. — Джин пытается слезть с подоконника, но ему преграждают путь. — Да, сделал. Родился. Вот знаешь, бывает, смотришь на человека, и блевать тянет? Так вот, меня от тебя тошнит. Джин всё-таки сползает с насиженного места и, обойдя парня, выходит из туалета. Правда, много он пройти не успел, его поймали за руку и развернули к себе. На лице Намджуна читался испуг вперемешку с беспокойством. Джин вздрогнул. — Что у тебя с глазом? Ты с кем-то подрался? — Парень звучал взволнованно. — Да, господи, какая тебе разница? — Это уже даже не смешно, Джин хочет просто уйти, упасть лицом в свою подушку и, сжавшись в комочек, медленно чахнуть, а не смотреть на причину своей тахикардии и чувствовать, как к горлу приближается очередной бутон. — Ты меня заинтересовал. Я хочу познакомиться. — Намджун пожимает плечами, мол, ничего удивительного, так и должно быть, чувак. Сокджин закатывает глаза, выдёргивает свою руку из его и, показав средний палец, уходит, инорируя все вопросы и возгласы. Парень злится, спускаясь на первый этаж, и продолжает злиться по пути домой. Успокаивает, только когда хлопает дверью собственной квартиры и садится прямо в прихожей на пол. Сердце уже не отбивает бешенный ритм, а тело наконец-то не сводит судорогой. Без Намджуна лучше, точнее, в это очень хочется верить. «Познакомиться он хочет, ага. Вижу цель, не вижу препятствий. Пошёл он. Я не очередная однодневка, лучше сдохну. Много возомнил о себе» «Я и забыл, какой у него приятный голос, под него бы засыпать» «Мудак» «Хочу поцеловать его. Очень. У него, наверняка, объятия такие уютные» «Блять» Джин кое-как встаёт, практически доползает до спальни, безмерно радуясь, когда находит на тумбочке начатую пачку сигарет. Вот эта точна последняя. В магазин он всё равно потом не пойдёт, да и расплатиться нечем. В куртке, вероятно, завалялась какая-то мелочь, но Джин за ней не полезет, как не лез и вчера. В холодильнике стоит вода, где-то в тумбочке валяется позавчерашняя булка, больше ничего и не надо, а если учитывать, что он не ел уже почти сутки, то и не понадобится. Джин начинает засыпать, кровать убаюкивает мягкостью и теплом, но организм по своему обыкновению успокаиваться не собирается. Сухой кашель раздирает горло, рождая большой бутон розы. Парень хочет плакать, потому что теперь он полностью красный.***
Намджун злится, почти утробно рычит, ему хочется что-нибудь сломать, и не важно, собственные костяшки или чужой нос. Уже прошла неделя со «знакомства» с Ким Сокджином, тот его игнорирует, просто молча обходит, даже посылать перестал. Это бесит до цветных пятен перед глазами. Намджун прогуливает свою пару, чтобы незаметно слиться с курсом на год старше. Студенты рассаживаются по местам и парень тихонечко подсаживается к Джину, который пялится в окно и даже не замечает нового соседа. Лекция начинается, Намджун пытается сдержать глупую улыбку, чтобы не дай бог не попасться на глаза преподавателю. Джин дергается и весь на глазах сжимается, пугая парня рядом. Он разворачивается и взглядом испуганной лани натыкается на Ким Намджуна. Джин жестами просит его уйти, это не работает, тот просто игнорирует — мстит, делая вид, что очень увлечённо слушает лекцию. Джину ничего не остаётся, как просто перелезть через колени Намджуна, привлекая внимание буквально всех в аудитории, и выбежать в коридор. Его мутит, ему откровенно плохо, ощущение, что сейчас он выплюнет не очередной цветок, а собственные лёгкие. Всё тело горит и обещает вот-вот разорваться на части. Присутствие причины невзаимной любви только добивает, ускоряет процесс роста стеблей внутри рёбер и сердца. Джин валится на колени, пройдя не больше двадцати метров, и понимает, что, кажется, он уже наконец-то совсем скоро отмучается. Жаль только, что небо отсюда не видно. Намджун неожиданно появляется совсем близко и присаживается рядом, пытаясь ощупать парня на наличие повреждений и вообще выяснить, что здесь творится. Он приподнимает Джина и на руках доносит до небольшого диванчика в самом дальнем углу этажа, мягко укладывая его. Парень выглядит хреново: тёмные круги под глазами больше самих глаз, а нездоровая бледность как никогда приковывает внимание. Радует хоть то, что он в сознании. — Хён, что с тобой, а? Что ты принимаешь? Тебе к врачу надо? Или, может, желудок прочистить? Что делать-то? — Намджун паникует, ощущая тяжесть в груди. Он так привык таскаться за этим парнем, что не готов вот так вот позволить ему откинуться у него на руках. — Джун-а, прекрати тараторить. Всё нормально. — От такого обращения к себе у Джуна потеплело где-то в районе рёбер. А потом там же и сильно стрельнуло, словно пуля прошла насквозь. Джин начал громко кашлять. — И это, по-твоему, нормально? Джин перевернулся на бок, чтобы не задохнуться. С губ один за другим слетали белые лепестки, уже образуя некую горку, а после появилось три бутончика алых роз, так и оставаясь на бледных губах. Сил не было совершенно, и Джин просто лёг обратно на спину, рассматривая испуганного парня перед собой. В голове была каша, а во рту привкус крови, глаза болели, наверянка опять полопались капиляры, но желание было только одно: — Есть закурить? — Ты прикалываешься? — А похоже? — Джин кое-как растянул губы в подобие усмешки, и Джун с горечью подумал, что это первый раз, когда он видит улыбку старшего. — У тебя чёртово ханахаки, а ты просишь у меня сигарету? — Намджун взял парня за безжизненно свисавшую руку и оставил невесомый поцелуй на костяшках. — Откуда ты… — Ой, не смеши меня, я достаточно умён, чтобы знать об этой хрене и ее симптомах. — Намджун слабо усмехнулся. — Значит, я достаточно туп, чтобы об этом не знать. — Джин перевёл взгляд в потолок, смотреть на парня уже не было сил. — Кто? — Вопрос вырван из контекста, но обоим понятно, что он значит. — Ты хочешь знать? — Вымученно спрашивает Джин. — Да. — Зачем? — Я убью его раньше, чем твоя любовь — тебя. — Намджун выглядел слишком серьёзно, совсем на себя не похожим стал. — Всё-таки ты чертовски глуп. — Джин бы сейчас рассмелся, но получился лишь тяжёлый вздох. Намджун потупил на него взгляд, и, как по щелчку, громко охнул. — Только не говори… — Да. А теперь можешь идти, со мной всё в порядке. — Джин выдернул свою руку и развернулся к парню спиной, отмечая, что ему и правда значительно лучше. — Ну уж нет. — Намджун встал, чтобы снова видеть лицо Сокджина. — Ты, значит, сначала привлекаешь моё внимание, потом игнорируешь, заставляешь за тобой, как собачка за хозяином, ходить, забиваешь все мои мысли, влюбляешь, пугаешь до чёртиков, а сейчас говоришь уйти. Сдурел? Что за принцесски в наше время пошли? — Джун вздыхает и садится рядом с парнем, ожидая реакции. Джин слушает его, ждёт, когда тот уйдёт, а потом до него медленно доходит смысл сказанных слов. И его прошибает напряжением под двести двадцать по позвоночнику. Ему хочется вскочить и орать, чтобы Намджун катился куда подальше, но глаза застилают слёзы, а дышать, кажется, становится и правда легче. Джину больно, обидно, что ему пришлось всё это пережить ради самого идиотского признания в мире от самого бесячего идиота. Вот только сердце опять ускоряется до скорости гоночного кара, а всхлипы уже не получается сдерживать. Он сможет дожить до своих двадцати четырёх, сможет встретить новый год, завести собаку и обнять маму. Он сможет продолжить жить. — Хён, — Робко зовёт парень, дотрагиваясь до плеча. — Ненавижу тебя. — Всхлипывает Джин. — Я ни разу не видел, как ты плачешь, и знаешь, мне не хочется это менять. Успокойся. — Намджун тянет парня за руку и притягивает к себе, позволяя уткнуться холодным носом в ключицу. — Прости меня. — Нет, ты мне жизнь сломал. — Но ты меня всё равно любишь? — Но я тебя всё равно люблю. — Джин совсем расклеивается, плачет долго, разрешает себе выпустить все эмоции, которые копились не один месяц, а потом так и засыпает на широком плече. Намджун усмехнулся и поднял свою принцессу на руки, чтобы отвезти домой. В его дом. В их дом. На утро Джин впервые проснётся от поцелуя в нос, а не чувства тошноты и привкуса крови. Намджун накормит его завтраком и окажется на самом деле не таким уж мудаком, потом Джин, краснея, расскажет о дне их первой встречи. Намджун вспомнит, но будет долго убеждать, что его сейчас просто не узнать. Тот Сокджин был весь белый и пушистый, ходил в огромном вязанном свитере и подкрашивал ресницы, нынешний Сокджин ходит в чёрной кожанке, спрашивает прикурить и дразнит пирсингом на языке. К слову, его Намджун уже вечером оценит, татуировки, украшающие ключицы, копчик и бёдра, — тоже. Сокджин сосчитает все родинки на чужом теле и решит, что белые розы всё-таки снова станут его горячо любимыми цветами, навечно становясь интимным обещанием не бросать двух соединённых чем-то крепче, чем просто эмоции, влюблённых душ.Ким Сокджин стал ценить мелочи жизни. Ким Намджун понял, что значит по-настоящему жить.