Эпилог

Если вам удастся найти кого-то, с кем вы можете обняться и закрыть глаза на весь мир, вам повезло — даже если это продлится всего минуту. *** На его памяти это был самый жаркий май: палящее солнце, раскаленный, неподвижный воздух, духота, жуткий смрад и полчища мух. Устало бредя по пустынным, будто вымершим улицам, поминутно останавливаясь и прижимаясь к стенам, зияющим провалами выбитых взрывами окон, светловолосый парень, совсем еще мальчишка, смахнул со лба капли пота и прислушался к рокоту канонады в отдалении. Где-то там, в центре города, шли последние ожесточенные бои, но здесь, на рабочей окраине, все, словно замерло и оцепенело в ожидании конца. Позади осталось больше напоминавшее бегство отступление из Чехии и котел в лесах под Хальбе с двумя стами тысячами трупов мальчишек из гитлерюгента, рядовых солдат дивизии СС, моряков и летчиков, оставшихся без командования в этом диком бардаке. Мальчишка не знал, как ему удалось унести ноги от наступающих на Берлин армий, да и так ли это было теперь важно, ведь единственная тонкая, призрачная ниточка, привязывающая его к жизни, неумолимо истончалась с каждым пройденым шагом. Надежда на встречу с семьей таяла - восточная окраина Берлина лежала в дымящихся руинах. *** Солнечные лучи отражались от черной, неподвижной глади лесного озера, скользили бликами по воде и исчезали на границе тени, отбрасываемой вековым лесом, притаившимся на противоположном берегу. Дремотную, тягучую тишину душного воздуха нарушало лишь размеренное, ленивое жужжание стрекоз и редкая перекличка лесных птиц. Сидящий на берегу в зарослях сочной осоки темноволосый мальчишка с детским, бледным лицом вытянул тонкие ноги и легонько коснулся босыми ступнями темной глади, наблюдая за расходящимися по воде концентрическими кругами. - Ты думаешь, он придет сегодня? Сидящий на берегу не обернулся на говорившего, продолжая смотреть на воду. - Это не совсем круги, скорее спираль - символ бесконечности или вечности, да, вечность - подходящее слово. Прикрыв тонкой, едва ли не прозрачной рукой глаза от ярких солнечных лучей, мальчишка повалился в душистую траву и долго смотрел в бесконечную синеву неба. - Погода меняется. Когда кто-то приходит, всегда дует ветер. Он придет. Он последний. Все остальные уже здесь. - Пойдешь навстречу? - Нет, мы расстались тут, тут и встретимся,  а ты иди. Перекатившись на живот, темноволосый мальчик с детским лицом долго смотрел в спину уходящего парня, в его глазах застыла грусть. В дали на холме темнели серые стены средневекового замка. Наконец-то подул ветер... *** С трудом узнавая улицу, на которой вырос и играл с соседскими мальчишками в прятки и гонял старый мяч, светловолосый парень, стараясь держаться в тени, двинулся по выщербленной взрывами мостовой. Старая фрау Мюллер, кажется, жила вот в этом доме, она пекла чудесные яблочные пироги, а вот в там жил герр Шмидт со своей женой, ох, и попало же однажды от отца, когда они с мальчишками выбили мячом чете Шмидт окно. Воспоминания из детства казались теперь чем-то на столько эфемерным и далеким, будто детства и не было вовсе. Теперь была только война, война, которая пришла к порогу родного дома. Парень двигался словно сквозь пелену тумана, будто бы шел по пояс в воде, каждый шаг давался с трудом, а глупая детская надежда таяла, как призрачный дым с каждым ударом сердца. Улица медленно пошла под уклон, парень остановился, дойдя до угла, и сильно зажмурил глаза. - Раз, два, три, - он шагнул из тени под палящее солнце, постоял, боясь шевельнуться, и прислушался к тишине. - Раз, два, три, - слова, словно отрекашетив от немых стен, породили эхо. Парень открыл слезящиеся красные глаза - от родного дома осталось одно только крыльцо и часть передней стены. - Раз, два, три, - на ступеньках крыльца следы крови. Надежда умерла, как и положено ей, последней. Теперь не нужно было ничего знать, не нужно было никуда идти. Он вернулся домой, но дома никто не ждал: отец погиб еще в сорок четвертом, а мама и брат при штурме Берлина. Опустившись на ступени и откинув от себя бесполезную винтовку, парень прикрыл глаза - его война была окончена. Пройдя через ад, разоженный его соотечественниками, видя насилие и  убийства, соженные деревни и замученных детей, Фридрих Ваймер, сидя на крыльце родного дома, мысленно простил тех, кто пришел в его страну отомстить. Время замерло, будто его и не существовало вовсе,  день сейчас был или уже наступил вечер, было теперь совершенно неважно. Фридрих вернулся домой, потеряв по пути всех, кого любил. По щекам бежали слезы, и сквозь неплотно прикрытые веки парень увидел, как заходящее солнце блеснуло, отразившись в прицеле притаившегося в доме напротив снайпера. - Альбрехт,  умирать больно? - Нет, это, как засыпать... Свист пули, выпущенной из винтовки, словно разорвал душный предгрозовой воздух. - Как засыпать... Подул ветер... *** В лучах заходящего солнца под легкими порывами ветра васильковое поле, переливающееся всеми оттенками синего, напоминало море. Напоенный влагой, кристально чистый воздух приятно холодил обветренеую кожу. Бросив короткий взгляд на увитую плющом каменную кладку старого замка, Фридрих сбросил пыльный, пропахший войной и кровью китель и поднял лицо к темнеющему небу. Где-то там, высоко высоко над головой зажигались первые робкие звезды. Война осталась в прошлом. Здесь ей не было места. Едва заметная в сгущающихся сумерках тропинка вилась под уклон с холма. Ваймер, счастливо и совсем по-детски рассмеявшись, побежал к сверкнувшему в последних лучах опустившегося за горизонт солнца лесному озеру. Альбрехта он заметил сразу, да и ошибиться было просто невозможно, с самого начала Фридрих будто бы знал, что Штайн здесь, он ведь и не исчезал никогда, все эти два долгих года он был рядом, легонько держал за руку, согревал своим едва ощутимым присутствием в засыпанных снегом или залитых дождем окопах, поддерживал тогда, когда надежды и сил почти совсем не оставалось. - Я не хотел, чтобы ты умирал, но ждал тебя, я тот еще эгоист, - бледная, тонкая ладошка коснулась загрубевшей, обветренной щеки, Штайн чуть отстранился, разглядывая похудевшего, осунувшегося, измученного войной друга. В пшенично-светлых волосах проглядывали седые пряди, Альбрехт любовно провел по ним дрожащими пальцами. - Я не очень-то спешил, да? - зарывшись лицом в темные, растрепанные ветром волосы, Фридрих вдохнул самый нежный на свете запах. - В самый раз, - рука Альбрехта скользнула в расстегнутый ворот рубашки и нежно, с болезненным трепетом коснулась шрама от попавшей в самое сердце пули. - Мы теперь навсегда вместе? - Ваймер дернулся и даже как-то сжался, будто одна только мысль о том, что они могут расстаться пробыв вместе всего мгновение, принесла ему боль. - У нас с тобой очень много времени. Вечность тебя устроит? - Альбрехт задрал голову и несколько волшебных мгновений тонул в голубых глазах Фридриха, а потом сам потянулся к его губам, вовлекая в поцелуй. - Начнем с вечности... И даже если все это еще чуточку непонятно - то до сладости. А если все еще капельку стыдно - то до бесстыжей улыбки на губах. И пусть даже катастрофически странно - иначе в их новой жизни больше не будет никогда.