показатель

Пьер всегда выбирал между Андреем и Анатолем. Первый знал об этом, второй даже не думал. Факт внутренней борьбы всегда убыстрял кровь, ведь он стоит на распутье каждый раз, и каждый раз жизнь бьет ключом, что бы он ни выбрал. Гулять с Андреем неописуемо. Разговоры о политике, о науках, о самом понятии мысли. Голова кругом идет, и все хочется и хочется пуститься в пространные рассуждения, но Болконский строг с этим. «Факты, факты, друг мой», — смотрит насмешливо, чтобы потом заткнуться и размышлять, получив свои сраные аргументы. А вот все вульгарные словечки — это совсем из другой оперы. Это от того, в честь которого поднимаются сотни стаканов за день, тысячи за неделю. Это от той компании, центром которой является самоуверенный малец, изящный каждым движением, красивый каждым изгибом. Анатоль совершенен в своей внешности, и он определенно это знает. Парень покоряет любого, кто может похвастаться широтой кругозора, — говорит Долохов, и это пугает. Потому что показатель. Потому что это Долохов, который завоевал к себе уважение не бухлом и девицами, а поступками. Бухло и девицы ему как раз таки мешают, в отличие от Анатоля. А тут он будто за местную зверушку, вроде льва на коврике у золотого мальчика. Вроде того знаменитого медведя, который покорился человеку. И тут такое. «Любого, кто может похвастаться широтой кругозора». А вот Андрея он не привлекает, в глубине его карих глаз можно прочесть тысячу и одно нелестное прилагательное, которые он не выскажет за спиной (а вот Анатоль бы высказал). —… ты прав, я больше не буду туда ходить… — тараторит Пьер, испугавшись печали в глазах друга. — Обещаешь? — Андрей улыбается, а внутри Безухова появляется на миг раздражение, достойное стоять в ряду эмоций Долохова. «Вечно подавай тебе громкие слова, ну что ты как девка», — сказал бы нечто подобное Анатоль в ответ. — Клянусь своей честью, — говорит Пьер, отпуская все свои мысли под наплывом волны дикого умиротворения. Андрей, дневные улицы Петербурга… Что может быть лучше?