Кислотно-зелёный

      Страх, ненависть и в основном непонимание тонкими нитями расползались по венам парня, отдаваясь неприятными ощущениями под бледной кожей, медленно перекочевывали в артерии, грозясь в любой момент закупорить собой один из кровеносных сосудов, создавая тромб. Впервые за свои неполные двадцать пять лет Александр был напуган, это в жизни не смогло бы сравниться с легкой растерянностью от потери бумажника или угрозой вылететь из университета из-за незакрытой сессии, нет, это было нечто совершенно иное, больше напоминающее укол чистого адреналина, который сейчас должен был заставить его сорваться с места и бежать по остывшему после жаркого дня асфальту, пачкая босые ступни в мутной воде осевших на дорогу луж, но вместо этого полностью сковал мышцы, позволяя лишь, будто со стороны, наблюдать за происходящим.       С каждым прикосновением так горячо ненавистного парня, что вынужден был из года в год терпеть нелестные высказывания в свою сторону, Алекс уходил все дальше отсюда, из этой тесной комнаты подсобного помещения, дальше от этого нахально-пренебрежительного выражения лица, все больше ему хотелось просто закрыть глаза и досчитать до десяти, убедив себя, что это не та реальность в которую он всегда верил, не та, которую он, в конце концов, заслужил.       В этот момент даже не пытаясь быть аккуратным руки Джефферсона скользили по телу парня, оттягивая край идеально выглаженной белоснежной рубашки, вырисовывая какой-то только ему понятный узор на талии Гамильона. Александр искренне не понимал зачем им это. Что вообще творит Томас, трезв ли тот, и почему именно он? «Нет, хватит!», хотелось закричать, но слова, почти срываясь с губ, утихали, растворяясь в воздухе, он хотел оттолкнуть Томаса, но руки уже совсем ослабли, а разум затуманился. Он не помнил как они сюда пришли, кто это предложил, да и не был ли он против вообще. Он был растерян, понимая, что даже при большом желании не сможет контролировать ситуацию       С каждой секундой, с каждым тяжело дающимся ему глотков воздуха он забывался в сладких грезах, почти что полностью теряя контроль. Гамильтон не понял когда это произошло, но в один момент грубая кожа свело-каштанового оттенка сменилось такой привычной, оливковой, слегка прищуренные темные, почти черные глаза, в которых даже сейчас плескалось насмешка, посветлели до фисташковых, на лице начали проступать рыжеватые веснушки, а волосы… —Джон… — тихо промычал парень, он знал что это не Лоуренс, но как же ему хотелось в это поверить. —Я рядом. — послышался над самым ухом такой ненавистный голос, казалось, Томаса ничуть не смущает ни происходящие, ни то, что Александр уже конкретно двинулся.       Парень торопливо приподнял край ткани, запуская под нее руки, пробегаясь пальцами по спине, будто пересчитывая позвонки и с каждым прикосновением пропуская через тело миллионы вольт. Подушечки его пальцев словно были вылиты из металла и разогреты до бела, оставляя множество ожогов по всей коже, что до конца жизни будут напоминать об их владельце. Алекс выгнул спину, но не от удовольствия, как подумал Томас, он просто пытался уйти от столь болезненных ощущений.       Это не было мерзко, противно или постыдно, он просто не понимал зачем они это делают. Алекс закрыл глаза, он больше не мог наблюдать за этим. —Ты врешь. —обреченно, но ничуть не разочарованно вздохнул Гамильтон, все еще пытаясь перестать искать в лице Вирджинца знакомые глаза. —Для тебя я готов быть кем угодно.       Джефферсон рванул рубашку с такой силой, что единственная оставшаяся на ней пуговица отлетела в другой конец комнаты, за ней последовал и сам элемент одежды. Он принялся за ключицы парня, постепенно окрашивая участки бледной, давно не видевшей солнца кожи в синий, фиолетовый и даже малиновый цвет, сейчас он был похож на художника искусно подбирающего цвета для своей новой картины. Казалось, он сможет сохранять невозмутимое выражение лица даже если его переедет грузовик. —Лоуренс мертв, ты знаешь. — отстранено произнес он глядя в стену, его совсем не заботило чем там сейчас занимается Джефферсон. —Ты правда хочешь это обсудить? — казалось еще немного и он начнет злиться — не думаю, что твой дружок был бы против сейчас.       Бросил он, делая особый акцент на последнем слове. Гамильтон и Джефферсон были до жути похожи, что всегда безумно пугало первого, повадки, мимика и в конце концов даже эта манера общения, они не церемонились, не подбирали правильных слов, говорили четко, без опаски задеть оппонента, что далеко не всегда играло на руку.       Томас потянулся к кожаному ремню на брюках Александра, ничуть не обеспокоенный происходящим, тот же в свою очередь просто уперся руками в стол и откинулся на стену, расположенную прямо у него за спиной. Ему было все равно, он позволил больному воображению дорисовать еще совсем недавно скользящие по телу руки Лоуренса, всегда умеющие доставить удовольствие, даже попытался не слышать, точнее не вслушиваться в голос партнера, пестрящий сладко-наигранными нотками иронии, что полностью разрушал нарисованную картину, в которую парень пытался верить, не обращая внимания на то, что руки Томаса были гораздо грубее чем у веснушчатого.       Возможно, в очередной раз сидя на лекции по экономике, от скуки сжимая ладонью колено сидящего рядом Джона, что стремительно краснел, он ненароком и уставился бы в лохматую макушку Томаса, виднеющуюся на несколько рядов дальше от него, задумываясь о том, что неплохо было бы как-то оказаться с ним в безумно тесной комнатке в перерыве между парами и возможно даже задержаться там на пол часа, потом в панике путая одежду и пытаясь вспомнить какая же лекция была настолько хороша. Но даже тогда эти мысли казались абсурдными, да и сам Гамильтон думал об этом просто пытаясь отвлечься, в том числе и от сверлящего его взглядом Лоуренса, поддерживающего моногамию. Почему же именно сейчас? —Расслабься хоть на секунду — послышался обволакивающий голос парня, что будто миллионом иголок вонзился в кожу чуть выше над ухом.       Александр судорожно вздохнул, он ослабил руки, резко поддавшись вперед и закидывая их за плечи Джефферсона, от чего даже тот заметно вздрогнул и на несколько мгновений застыл в замешательстве. Гамильтон плотно сжал руки в замок за шеей Тома, на которую еще спадали кучерявые локоны волос, приятно щекотавшие ладони, крепко прижался к нему всем телом, уткнувшись носом в оголенное плечо и замер, лишь прошептав — Конечно, Джеки…