Самый наикрутейший шиноби

      — Да, Хаширама просто круче, в конце концов! Именно его прозвали Богом Шиноби! — Тобирама яростно хлопнул ладонями по столу.       — Мадара просто уступил ему это звание, — флегматично ответил Нара: вот что происходит при коллаборации гениального ума и гигантской дозы алкоголя.       Шёл уже третий час с тех пор, как Тобирама ввязался в этот в высшей степени идиотский спор…       Пятью часами ранее       Когда при помощи сложнейшего дзюцу призыва были возвращены все биджуу, парнишка-джинчурики, последний Учиха и их сокомандники, Тобирама выдохнул с облегчением: очередная война пришла к своему завершению. Прощание джинчуурики с его отцом вышло очень трогательным, и потому Тобирама отправлялся в чистый мир с немного грустной улыбкой и смягчившимся взглядом, но вряд ли кто-нибудь обратил на это внимание.       Оказавшись во тьме, он немного напрягся. Воспоминаний о прошлом пребывании за гранью, предшествовавшему Эдо Тенсей, не было. Тобирама искренне надеялся на встречу с родными: матерью, отцом и братьями, особенно со старшим — Хаширамой. И пусть не будет вечной загробной жизни, но увидеться с близкими, прежде чем уйти на покой или перерождение, ему очень хотелось. Кто бы мог подумать, что ледяной Нидайме Хокаге не был лишён сентиментальности.       Однако не успел Тобирама толком поразмыслить над сложившейся ситуацией и своими пожеланиями в ней, как ощутил смутно знакомое чувство. Душу вышибло из физического тела и стало утягивать зелёной нитью куда-то вверх этой непроглядной темноты. Сознание померкло до того, как получилось понять, что происходит.       Очнулся он в той же компании, что и в прошлый раз, но в другом месте — в уже знакомом ему гигантском кратере, который не так давно был главным полем боя Четвертой мировой войны Шиноби. Оказалось, что по многочисленным просьбам Орочимару снова воскресил четверых Хокаге, внесших посильный вклад в достижение победы.       На самом деле больше всех здесь ждали Хашираму, за минуту соорудившего посадочные места для всего альянса и столы для удобства грядущей глобальной праздничной попойки. Тобирама понятия не имел, откуда на импровизированных столах взялось такое количество закуси. Откуда появилось три сотни ящиков саке, для большинства тоже осталось тайной покрытой мраком. Но Тобирама был одним из немногих, кто знал, что всё спиртное было поставлено из личных запасов Хаширамы и его внучки — Цунаде. А вот то, каким образом это всё переместилось из их закромов прямо на общий стол, уже совсем другой вопрос, на который могут ответить только те двое.       Тобирама снисходительно покачал головой, когда Хаширама с азартно горящими глазами на пару с Цунаде предложил разыграть партию в покер. Тут же был организован игральный стол, у которого собралась толпа желающих: тотальная невезучесть Шодай и Годайме Хокаге — вещь всемирно известная. Парочка радостно плюхнулась во главе стола, не забыв при этом прихватить с собой пять ящиков алкоголя. В этот раз Тобирама не собирался одёргивать нии-сана, потому что тело Эдо Тенсей не способно опьянеть, хотя Хашираму и при жизни трудно было напоить до состояния нестояния.       Йондайме радостно вприпрыжку ушёл к своему сыну, который полуживой, но жутко счастливый валялся в полевом госпитале на пару со своим другом — Учихой. Ребят нарекли героями, и большинство тостов звучало за их здоровье. Сару тоже быстро пропал из виду. Видимо, встретил своих знакомых и решил провести праздник в их обществе.       Тобирама спокойно уселся у основания срубленного Шинджу и наблюдал за пиршеством: он не особо любил подобные мероприятия. О домашней, сравнительно уютной стороне личности Нидайме никто, кроме его братьев, и не подозревал. Зачастую он выступал в противовес идеалам Хаширамы, из-за чего и сложился его общеизвестный мрачноватый радикальный образ. На самом деле Тобирама всегда разделял стремления нии-сана, но благодаря намного более реалистичному взгляду на жизнь пресекал его оптимистично-идеалистичные порывы, грозившие разрушить все его труды подчистую.       В действительности роль старшего брата выполнял именно Тобирама. Но несмотря на чувство ответственности за Хашираму, которое свойственно старшим и наставникам, он всегда испытывал к нему чувства, свойственные именно младшим братьям. Да, наивность нии-сана, стоявшая на грани с глупостью, а нередко и переходившая за эту грань, жутко раздражала Тобираму, но он всё равно им восхищался. Хаширама фактически реформировал мир, начал новую эпоху в истории. Если при подобных заслугах Хаширама не заслуживал восхищения, то кто тогда его вообще заслуживал?       Спустя пару часов отвлеченных размышлений Тобирама решил проверить, что творит нии-сан. Просто внезапно к нему пришло понимание того, что не стоит недооценивать Хашираму: он сможет напиться вусмерть, даже будучи мёртвым. А это уже чревато… Резко вспомнился тот случай, когда Хаширама, напившись с Шодай Казекаге, чуть не подписал договор о передаче половины плодородных территорий Конохи Суне на безвозмездной основе. Тобирама до сих пор не понимал, как он в столь убитом состоянии, что едва языком мог ворочать, составил идеальный грамотный договор, причём разборчивым почерком.       — Шодай с его Мокутоном — фигня! Вот Мада-а-ара!.. Он ведь и Мокутоном-то не владеет! Просто руки складывает, как хочет, а деревья знают, что нужно немедленно вырасти, иначе худо будет, вот и вырастают! Вот! — Тобирама, услышав этот неадекватный полёт пьяной мысли, споткнулся и потерял лицо.       Он огляделся в поисках воспевателя дифирамб Учихе. Не мог определиться, что взбесило его больше: то, что кто-то так пламенно нахваливает Мадару, или то, что кто-то посмел сомневаться в силах его нии-сана?       — Хах, Мокутон! Вот поглощение дзюцу. Думаешь, он реально дзюцу поглощать может? Да, ничё такого! Просто дзюцу не такие глупые, чтобы Мадару атаковать, вот и обходят его стороной! — сие изречение принадлежало уже другому оратору.       Тобирама наконец нашёл компанию, которая обсуждала столь щекотливую тему. Он незамедлительно направился туда: Хашираму можно проверить и потом, а вот популярно разъяснить этим субъектам, где, в чём и насколько они ошибаются, необходимо было прямо здесь и сейчас. Если бы он только тогда знал, к чему это приведёт…       — А вы о скрижали Учиха слышали? Ну, та, с которой типа всё началось. Всем говорят, что там секреты Шарингана были написаны, про Кагую там… про Рикудо. Но знаете чё?       — Чё? — спросил нестройный ряд явно пьяных голосов.       — Ничего там ни про Кагую, и ни про Шаринганы, и ни про Рикудо нет! — звук удара кулака по столу.       — А чё тада?!       — На этой табличке список личных достижений Мадары выбит. Ну, чтобы увековечить его величие в памяти поколений и всё такое…       — Ничёс-се… — многозначительно прокомментировали новость.       — Бред! — а вот и Тобирама добрался до клуба восхвалителей Учихи, причём чем больше их рассуждений он слышал, тем больше закипал от негодования.       — Ха! Да вы просто его победить не смогли вот и спорите!       — Как война тогда была выиграна? — у Сенджу начало подрагивать левое веко.       — Да, ему скучно воевать с нами стало, вот он и закончил войну, — от этого заявления Тобирама поперхнулся воздухом.       — О! А щё, знаете, чё, ик, всопомнил? — все мгновенно забыли о Тобираме, перенаправив своё внимание на нового оратора. — Он биджуу даже не конлото… Тьфу! Контлорори… Ксо! Во, не уп-рав-ляет он ими, короче. Они просто знают, что им же лучше будет, ес-си починица, вот и починяюца.       — Типа, как с дзюцу, чё ли? — уточнил кто-то, сумев провести аналогию.       — Ну, типа, да, — ответил рассказчик и осушил очередную чарку чего-то спиртосодержащего.       Тобираму распирало от возмущения, но при этом он не мог выдавить из себя ни слова, чтобы остановить этот необработанный поток нетрезвого сознания.       — Кстати, про биджуу! Вы знали, что они не из Джуби на самом деле-то появились?       — Откуда тада? — спросил кто-то из толпы.       — Как откуда? Из личного зоопарка Мадары. Они ему просто надоели, вот он их распустил. А ща соскучился и решил обратно собрать. Вот войну и устроил: мы ж их отдавать не хотели!       — Так вот оно что… — сказал кто-то так, словно постиг смысл бытия.       — О! О! А помните этого!.. Ну, как его… ну, который этот…       — Того, что ли?       — Да не, не его.       — А! Того?!       — Да, я про другого говорю! Да, как же его…       — А! Ты про этого… Ну, того?       — Во-во! Про него! Я тож вспомнить не могу…       — Как же его…       — Ребят, вы о том? Ну, который этот?       — Да не, мы про другого. Мы про того, который тот.       — А-а-а! Про того, что ли?       — Да-да, про него самого! Как же его…       — С косой который?       — Да! Он! Про него!       — Хидан его зовут, — флегматично изрёк молчавший до этого Нара. Он выглядел самым адекватным членом данной компании.       — О! Точно, Хидан! Так вот. Помните, он был бессмертный?       — Ну?       — И чё?       — Так это... Это Мадара его убил. Ну, потому что бессмертным, кроме него, никто быть не может!       — Ого…       — Кстати, про Хидана!       — Чё щё?       — Он же этому… Джашину поклонялся?       — Ну, да…       — А Джашин-то поклоняется Мадаре!       — Нихренас-се, — удивлённый присвист.       Тобирама искренне не понимал, что здесь за театр абсурда творится. Он схватил одну из множества опустошенных бутылей и принюхался к её содержимому. Судя по запаху, это было саке и ещё что-то с очень высоким градусом. Видимо, один из экспериментов Хаширамы или Цунаде. Надо отдать им должное: действительно забористая вышла вещь, если целая толпа от неё лишилась адекватности.       — А помните того?! Ну, вот того?!       — Который тот?       — Не, который этот!       — А-а-а! Тот самый?!       — Да, он!       — Кисаме, — вновь вклинился Нара.       — Во, да, он! Короче, знаете, как он умер?       — Его этот… ну, этот…       — Майто Гай, — видимо, в этот раз Нара решил максимально сократить время объяснений.       — Во! Да! Его ж типа Майто Гай отмутузил!       — Нифига! Этого Кисаме утопил Мадара!       — Да, ладно?!       — Да, серьёзно те говорю!       — О! А знаете эту историю?       — Ту самую?       — Не, другую.       — Не, не знаем.       — Короче, Мадара однажды убил пятьдесят противников лишь одной взрывной печатью.       — Ого!       — Ага! А потом печать взорвалась, и ещё сто врагов умерло!       — Кру-у-уть… — сказал кто-то и упал лицом в квашеные помидоры. После этого он не поднимался, хотя продолжал комментировать.       — А знаете, чё самое главное?!       — Чё?! — всё ответили с пылким энтузиазмом, несмотря на полуживое состояние.       — Мадара может достать биджуу из жичуики так, чтоб жичуики жив остался!       — А чё тада все умерли?!       — Дык он это… в выживших никого никогда не оставляет. Добивать приходилось!       — Вот оно как получается…       — Так! — Тобирама уже просто не мог продолжать мириться с этой демагогией. За пять минут здесь он услышал столько абсурда, помноженного на бред, сколько за тридцать с лишним лет жизни в общей сложности не слышал. — Ничего из этого Мадара не умел и не делал!       Сенджу понимал, что его недовольство носило совершенно детский и глупый характер — кто же с пьяными спорит? — и всё же не смог просто уйти, забыв всё здесь сказанное. Не мог хотя бы потому, что в первой услышанной им фразе было сказано, что Хаширама в чём-то уступает Мадаре.       — Есчо как умел! И делал!       — Да тот же Мокутон…

***

      — Да, Хаширама просто круче, в конце концов! Именно его прозвали Богом Шиноби! — Тобирама яростно хлопнул ладонями по столу.       — Мадара просто уступил ему это звание, — флегматично ответил Нара: вот что происходит при коллаборации гениального ума и гигантской дозы алкоголя.       — В честь чего вы психа помешанного воспеваете?! Он войну устроил? Устроил! Мир пытался уничтожить? Пытался! Да он вообще за жизнь ничего хорошего, кроме основания Конохи не сделал. И то с подачи Хаширамы! А Хаширама всю жизнь свою угробил ради создания лучшего мира!       — Великие дела не всегда одобряются общественностью, но оттого они не становятся менее великими, — философски изрёк Нара и закинулся ещё одной чаркой.       Последний час спор вели исключительно Нара и Тобирама, а остальные лишь поддакивали и улюкали, потому что уже были не в состоянии разговаривать.       От Тобирамы исходила такая мощная и жуткая ки, что даже Джуби бы проняло. Однако опьянённые шиноби, находящиеся в эйфории от недавней победы в войне и под влиянием азарта спора, даже бровью от этого давления не вели. Зато окружающие, не испробовавшие чудо-комбинации саке с чем-то ещё, шугались от стола спорщиков и обходили его за добрых пятьдесят метров.       — Тобирама, а что здесь происходит? — вполне себе трезвый, но знатно проигравшийся Хаширама положил руку брату на плечо.       Несколько минут назад кто-то очень перепуганный прибежал к нему с просьбой усмирить Нидайме. Его это очень удивило, но отказывать в просьбе он не стал, и решил проверить, что там такое происходит. И, судя по всему, не зря.       — Этот идиот говорит, что Шодай круче Мадары! — заявило одно тело из проспиртованной кучи, сгрудившейся на столе.       Хаширама удивлённо посмотрел на Тобираму хмурого даже больше, чем обычно, и потом широко улыбнулся. Как же Тобирама ненавидел эту всепонимающую улыбку. Нии-сан всегда так улыбался, когда что-то для себя понимал и понимал, как правило, неправильно.       — Конечно же, Мадара круче! — убеждённо сказал Хаширама, на что получил пьяные вопли одобрения.       Пока Тобирама пребывал в очередном культурном шоке, Хаширама аккуратненько оттащил его подальше в стороночку. Младший брат сверлил старшего недовольным обиженным взглядом. Выглядело это со стороны так, словно они дети малые, а не легенды мира шиноби. Хаширама заботливо растрепал волосы Тобираме в почти отеческом жесте, заулыбавшись ещё ярче.       — Чего довольный такой? — вяло отмахнувшись от руки брата, спросил Тобирама.       — Крутейший шиноби, которого я знаю, считает крутейшим шиноби меня. Разве это не повод улыбаться? — пожал плечами Хаширама.       Тобирама пару секунд переваривал, сказанную Хаширамой фразу. Он думал удивительно долго для одного из лучших стратегов и тактиков в истории. Когда он всё-таки понял, что имел в виду нии-сан, его лицо вытянулось от шока и удивления. Хаширама раскатисто засмеялся и снова растрепал волосы брату. Может быть, Тобирама и относился к жизни серьёзнее, и понимал зачастую больше, но он всё равно оставался младшим братом, который восхищался старшим и равнялся на него.