***
Раздевалка погружена в удручающую тишину, нарушаемую лишь шуршанием одежды и тяжелым дыханием пробе́гавших целый матч футболистов. Переодевшись, мужчины один за другим хлопают дверью, спеша за ушедшим раньше всех в автобус Куртуа, который безуспешно охранял их ворота сегодня. Никто не хочет обсуждать игру, ведь предельно ясно — они снова облажались, не выложились на полную, не реализовали моменты, не смогли хотя бы сравнять счет. Даже обычно подбадривающий всех Серхио скидывает эту обязанность на вице-капитана, храня угрюмое молчание и остервенело затягивая шнуровку на повседневных кроссовках. — Мы все равно молодцы! — наигранно уверенным голосом вещает Марсело, с сомнительным успехом пытаясь хоть немного взбодрить упавших духом одноклубников, которые еще остались в раздевалке. — Просто нужно больше концентрации. Сбоку раздается звук, похожий одновременно на фырканье со всхлипом и совсем раскисший после поражения Васкес спешит покинуть помещение, на ходу надевая наушники. — Та где уж там молодцы? — не выдержав хранить претензии в себе, возмущенно восклицает Бензема, приклеивая к себе с десяток пар широко открытых глаз, удивленных его непривычным раздражением. — Да, это правда, нам нужна концентрация! Потому что кажется, будто во время матча, пока нас позорно возят по полю, все сконцентрированы только на своих личных проблемах! — Карим.. — примирительно зовет его Варан, уже закидывающий на плечо спортивную сумку. — Не называя имен и не показывая пальцем, я знал, что у нас есть омега, выдающий себя за альфу, но альфа косящий под омегу уже перебор! — продолжает француз, заставляя глаза, направленные на него, распахнуться еще шире. — И если в первом случае это скорее улучшает качество игры, то из-за второго мы все продолжим отсасывать Леганесам и Эйбарам, пока не окажемся на самом дне турнирной таблицы! Всем присутствующим видно, как заходится бешеным стуком вена на шее говорящего и как сверкают от досады и гнева его глаза, устремленные поверх пораженных лиц отмалчивающихся игроков. — Просто разберитесь со своей херней перед тем, как выходить на поле! — Бензема скидывает с плеча руку Рафаэля, положенную в успокаивающем жесте, и спешит к выходу мимо еще больше насупившегося Рамоса.***
Полуосвещенный холл кажется совсем пустым, весь тренерский состав и игроки давно заняли места в автобусе и с нетерпением ждали отправления, лишь до сих пор маячившая в углу одинокая фигура не спешила куда либо уходить, мерно расчерчивая шагами помещение. — Карим? — окликает бразилец, неловко переминаясь с ноги на ногу, малодушно не решаясь подойти ближе. Девятый номер поспешно поворачивается к нему лицом, сильно уставшим и измятым, однако без малейшего намека на злость или ненависть. — Извини, Винисиус, вспылил, не должен был при команде поднимать эту тему, — качает головой он, протягивая ему ладонь в примирительном жесте. — Но тебе стоит прекратить эти игры, ради чего бы они ни были. — Я понимаю, — пристыженно опускает взгляд младший, ответив на рукопожатие. — Это личное. — Я догадался. — насмешливо хмыкает Бензема и тут же смягчается, проводя ладонью по своим коротко стриженным волосам. — Хочешь поделиться? Жуниор замирает на пару мгновений в раздумьях, стоит ли кому-то знать о его чувствах к тренеру королевского клуба. Кажется, будто еще пару тренировок и парень сойдет с ума от уймы мыслей в своей голове из-за невозможности поделиться эмоциями, излить душу кому бы то ни было. Потому он обреченно вздыхает, теребя шнурок фирменной толстовки, и решает сходу огорошить одноклубника раскладом вещей. — Мненравитсясолари, — скороговоркой выдает Винисиус, опасливо оглядываясь по сторонам в поисках толпы журналистов, охотящихся за его грязными секретами, чтобы раструбить их потом на весь Мадрид. — Что, прости? — с невозмутимым лицом переспрашивает француз, чуть прищурив глаза в ожидании. — Мне нравится Солари, — по словам повторяет парень как можно тише, чувствуя как горит от смущения лицо и увидев в глазах собеседника легкое непонимание спешит неловко объяснить. — Ну как эмм.. мужчина.. как альфа. Долгие секунды молчания заставляют Жуниора поверить, что он сейчас обзаведется нервным тиком, но Бензема наконец подает признаки жизни и сдавленно хохочет в кулак. — Хочешь сказать, что устроил весь этот цирк ради внимания нашего тренера? — уточняет внезапно развеселившийся Карим, не заботясь о том, как громогласно звучит его голос в пустом холле. — Он не альфа, Винисиус. — Не альфа? — глупо хлопает глазами младший, переваривая внезапно полученный факт и с надеждой уставляется на его источник. — Тогда кто? — Точно не скажу, — пожимает плечами тот и увидев умоляющий взгляд добавляет. — Максимум бета, а то и омега. Могу попытаться узнать. На улице слышится шум и пара нецензурных португальских выражений, после чего автоматическая входная дверь разъезжается с противным звуком, привлекая внимание двух альф. — Собираемся уезжать без вас. — информирует явившийся Марсело, вопреки своим словам подталкивая одноклубников к выходу из здания.***
С момента вразумляющего разговора с Каримом проходит без малого неделя, но Винисиус все хорошо помнит и правильные выводы для себя делает, возвращаясь к своему привычному поведению на поле и вне его. Парень работает на полную, занимается не отлынивая и выкладывается на все 100, а то и 200. Последняя тренировка перед сегодняшним матчем не исключение. Ноги приятно пружинят на ухоженном газоне, проворно обводят препятствия и посылают мяч в ворота как раз со свистком помощника тренера, возвещающем о завершении финальной подготовки к игре. Жуниор подбирает бутылку воды у кромки поля и жадно осушает ее на половину, параллельно выискивая кого-то глазами. Не найдя в толпе бредущих в подтрибунку людей нужного затылка, он недоуменно хмурится — Солари так и не появился. — Так а где тренер? — стараясь звучать максимально непринужденно интересуется он у оказавшегося рядом Каземиро, когда они уже в полной экипировке выжидают последние минуты перед выходом на игру. — Должен быть тут к началу, — пожимает плечами четырнадцатый номер и, предвидя следующий вопрос, спешит добавить, — А на тренировку не явился, говорят, из-за плохого самочувствия. Младший в ответ понятливо кивает, позволяя одноклубнику уделить внимание разговору с Марсело, а у самого неспокойно на душе становится за состояние здоровья предмета обожания. Он успокаивается лишь тогда, когда отбегав первый тайм и получив в перерыве наставления от помощника тренера, проходит на поле мимо фигуры, стоящей у лавки запасных в своем до боли знакомом костюме и со сложенными на груди руками. Жуниор расслабленно вдыхает и тут же напрягается всем телом с новой силой, повторно втягивая носом вечерний воздух. Сильно подавленный препаратами, но от этого не менее прекрасный, по обонянию бьет кружащий голову запах течного омеги. Своего, без сомнений, истинного омеги, судя по яркости вызванных ощущений. Винисиус бешено вращает головой в поисках источника, чтобы встретиться с таким же оторопелым взглядом Солари и едва не умереть от пришедшего осознания. Второй тайм проходит как в дымке, энергия бьет ключом и Жуниору попросту сносит крышу от переполняющих его чувств. Парень врывается в игру с таким запалом, будто от результата зависит не расположение в таблице Ла Лиги, а вся его жизнь. Ярко-салатовый газон, белый створ ворот противника, галдящие и пестрящие разнообразными цветами трибуны, свои и чужие игроки — все смешивается в один безумный круговорот, посреди которого единственным четким изображением остается растерянный Сантьяго, едва ли вспоминающий иногда выкрикивать указания подопечным. Бразилец сам не помнит как, но с талантливейшей подачи Карима мяч оказывается точно у него в ногах, а дальше остается лишь отправить сферу над вратарем прямиком в ворота и Бернабэу радостно подхватывает гимн своего клуба, звучащий изо всех динамиков стадиона. Винисиус срывается с места, уворачиваясь от спешащих отпраздновать с ним гол одноклубников, и на всех парах несется к лавке запасных. Трава неприятно горячит, жжет кожу на коленях, но парень не обращает на это никакого внимания, в ликующем жесте скользя по газону и издавая торжествующий рык. Парень смотрит, жадно впивается взглядом в оробевшее лицо тренера и, не успевая обдумать поступок, указывает пальцем аккурат на него, посвящая гол.***
— Сеньор Солари, — Жуниор без стука вваливается в кабинет главного тренера, как только переодевается из футбольной экипировки, наспех попрощавшись с одноклубниками. — Мы можем поговорить? — На самом деле, я немного занят, — мужчина, стоящий в этот момент у письменного стола, судорожно осматривает помещение в поисках чего-то, чем он действительно мог бы быть занят, но почти сразу берет себя в руки. — Будь добр стучать прежде, чем так врываться к кому-то. — Простите, я.. — тушуется парень, невзначай проходясь благоговейным взглядом от ног до головы тренера и вновь вспоминая мотивы своего нахождения здесь. — Мы пара. В реальности фраза звучит еще более восхищенно, скорее на грани неверия, и бразилец мысленно одергивает себя за глупое ребяческое поведение. — Да, я тоже это уже понял, — кивает омега, раздраженно хмуря брови. — Но это не должно ни на что повлиять. Жуниор ощущает себя еще более абсурдно, хлопая глазами и пытаясь осмыслить услышанные слова на все еще горячую голову. — Я имею в виду, — мужчина снова хмурится так, будто хлебнул лимонного фреша, и сцепляет руки на груди, — это ничего не значит, ладно? — Я так сильно Вам неприятен? — большие черные глаза блестят в приглушенном вечернем освещении, одновременно с трепетом и упрямством вглядываясь в самую душу. — Дело не в этом, послушай, Винисиус, — Солари тяжело вздыхает, разворачиваясь к футболисту спиной, и отходит к окну, двумя руками упираясь о подоконник. — Мне 42 года, я ношу обручальное кольцо, воспитываю сына, практически твоего ровесника, и к тому же являюсь тренером. Твое поведение как минимум не корректно, а уж тем более не уместно. Парень замирает в ступоре, руки непроизвольно сжимаются в кулаки, от напряжения стекает капелька пота по скуле. От упоминания семьи тренера грудь пронзает раскаленными прутьями ревности, которые наносят весьма болезненные повреждения. Он отчаянно, пока Сантьяго не видит, жмурится, силясь не разрыдаться прямо тут, словно трехлетний мальчонка, из под носа у которого забрали обещанную конфету. — Вы связали жизнь со своим соулмейтом, верно? — стараясь унять дрожь в голосе задает вопрос бразилец и мысленно скрещивает пальцы: "Хоть бы нет". Господи, хоть бы нет, чуть ли не беззвучно шепчет он. Ведь ему, истинному альфе тренера, составить конкуренцию в завоевании сердца его пары может только соулмейт омеги. — Не думаю, что ты можешь спрашивать о та.. — Ответьте! — неожиданно для самого себя Винисиус оказывается лицом к лицу с испуганным таким резким поворотом событий Солари, отчаянно вцепляясь тому в плечи. Подавители уже практически перестают действовать, потому запах течки ударяет по рецепторам обоняния, вызывая дикую смесь эмоций и ощущений. В приоткрытое окно с тихим свистом проникает прохладный воздух, за дверью слышится шум и мужчина дергается в его руках — это отрезвляет. — Пожалуйста, ответьте, — быстро исправляется младший, одергивая руки и пристыженно отводя взгляд. Его тело все еще дрожит, не то от волнения, не то он близости со своим омегой, но ватные ноги едва держат в вертикальном положении. — Да, Жуниор, все верно. — тренер небрежно засовывает руки в карманы брюк и уверенно расправляет плечи, но бешено бьющаяся на шее вена выдает его напряженность. — А сейчас, если ты поторопишься, то еще успеешь отпраздновать сегодняшнюю победу с командой.***
Бразилец добирается до своего, пока еще скромного, мадридского жилья словно в тумане, долго петляя самыми длинными объездными путями и трассами. Естественно, ни о каком праздновании с командой не идет и речи — его надежды рушатся, пеплом оседая на голову, а душевное спокойствие трещит по швам. Слова Сантьяго вновь и вновь проносятся в голове на новые лады, заставляя дышать как можно глубже во избежании эмоциональных срывов. Каждая фраза больно бьет по самооценке, по гордости, но самый сильный удар приходится по собственнической натуре альфы и он стонет от разочарования в гремучей смеси с обидой. Дом встречает хозяина пустотой и гнетущей тишиной, разбросанные в спешке перед тренировкой кроссовки так и лежат никем не убранной грудой посреди просторного коридора. Безразлично перешагнув ворох дорогущей брендовой обуви и бросив рядом спортивную сумку, Винисиус бредет прямиком в ванную комнату, где на автомате выкручивает вентили холодной и горячей воды на полную и забирается в ванну так, как и был, в одежде, лишь скинув на коврике кеды. Ему нужно расслабиться. Чертовски нужно расслабиться, отвлечься от распирающей обиды и огорчения, лихорадочно думает он, но лишь еще больше напрягается, пару раз со злостью ударяя по плитке на стене ребром ладони. Рука болит и позволяет немного абстрагироваться от взрывающих черепную коробку мыслей; тело отказывается слушаться, утомленное после полуторачасового матча, потому через пару минут парень уже проваливается в небытие, чуть сползая по бортику ванны в прибавляющуюся воду.***
— Тебе жить надоело?? Две крепкие руки не церемонясь вздергивают за шкирки из давно переливающейся через края ванны и заставляют принять вертикальное положение. Винисиус в страхе распахивает глаза, тут же открывает рот, но не может сказать и слова, заходясь кашлем и выплевывая воду, которой успел наглотаться. — Совсем умом тронулся? — с выражением максимального негодования и испуга на лице осведомляется чудом появившийся в доме Бензема, перекрывая воду и бросая на пол пару полотенец. — Переоденься в сухое, я буду ждать тебя на кухне с объяснениями. Когда Жуниор, сменив промокшую одежду на теплую домашнюю, заходит на кухню, француз уже заварил две кружки чая и, молча указав на свободное место напротив, выжидательно смотрит на парня. — Как ты тут оказался? — первое, что справедливо хочет узнать хозяин дома, присаживаясь на указанное место. — Солари обрывал телефон Рамоса с просьбой проконтролировать тебя, мне пришлось вызваться добровольцем. — Карим чуть склоняет голову набок, желая заглянуть младшему альфе в глаза. — И что за драму ты устроил? Винисиус хочет возразить, сказать, что это вовсе не драма и вообще случайно вышло, но вместо этого лишь в тишине открывает и закрывает рот, силясь прогнать даже крохотные надежды на то, что Сантьяго мог волноваться о нем. — Ты сказал он не альфа.. — Да, он омега. — подтверждает француз, сопровождая свои слова кивком головы. — И моя пара, — парень вздыхает, отмахиваясь от воспоминаний о чудесном запахе, источаемом омегой, — Но даже так я не нужен ему. — Это он тебе сказал? — недоверчиво интересуется Бензема, выглядя весьма удивленным и неизвестно какую именно реплику пытаясь уточнить. — Он сказал, что у него есть муж-соулмейт и ребенок, — сквозь зубы цедит Жуниор, по его лицу отчетливо видно, что этот факт сам по себе причиняет ему боль. — И что мое поведение, касательно него, непозволительно. Карим отчего-то хмурится, озадаченно почесывая затылок и неоднозначно хмыкает на замечание о поведении. — Насколько я знаю, — аккуратно начинает он, пальцами очерчивая контуры нетронутой чашки остывшего чая, — У него нет мужа, он уже 7 лет как вдовец и сам воспитывает шестнадцатилетнего сына. Винисиус пару секунд смотрит опустошенно, без ожидаемой радости или облегчения во взгляде, прежде чем неожиданно сжать левую руку в кулак и с отчаянием опустить на стол, заставляя собеседника едва заметно вздрогнуть. — Значит я все-таки ему противен, — горько заключает парень и еще более разбито добавляет, — Раз даже наша истинность не имеет для него значения. — Разница в возрасте. Думаю, в ней все дело, — выдвигает свое предположение девятый номер, стараясь подбодрить совершенно убитого ситуацией одноклубника, — Это могло взорвать его моральные и этические устои. — Но что я могу с этим сделать? — чуть не плача вопрошает Жуниор, глядя на свои руки, сложенные в замок на столе. — А ничего! Забить на всю эту истинность, по возможности найти соулмейта и жить дальше. — вдруг достаточно резко заявляет старший, выглядя одновременно гневно и обеспокоенно. — На Солари свет клином не сошелся, тем более, не долго ему осталось тебе глаза мозолить в Реале. — Что? — осведомляется Бензема, замечая резко поднятый на него испуганный взгляд, — Это всего лишь слухи пока, но всё говорит о том, что в пятницу его последний матч на посту нашего тренера.***
Слухи оказываются правдой, взвинченный Рамос подтверждает их накануне матча против Аякса, перед тем, как удалиться в свое личное ложе для обидного наблюдения за игрой со стороны. Все идет не по плану сразу после свистка, символизирующего о начале матча: без капитана, знающего, как смотивировать любого своего игрока, и с через чур активной тактикой игры противника, удержать мяч становится слишком трудной задачей даже для таких профи как Модрич и Кроос. Голландцы прессингуют, то и дело отбирая мяч, и стойко держатся на опасном расстоянии от ворот Куртуа. А потом вдруг ломается Васкес, вынуждая внепланово использовать замену в самом начале первого тайма, вразрез с заготовленной заранее тактикой. Винисиус ничего не может с собой поделать и все таки бросает быстрый взгляд на тренера, чувствуя в груди отголоски тревоги от того, каким напряженным и растерянным тот выглядит. Трибуны громко заводят "Real Madrid te qiero" и хочется показать им отдачу, оправдать надежды и отблагодарить за поддержку, потому двадцать восьмой номер со всем запалом рвется с мячом к чужим воротам. Он заставляет себя бежать быстрее, бить точнее, отдавать максимально удобные передачи, но удача никак не хочет поворачиваться к ним нужным местом. Жуниор сам не понимает, как именно это происходит, он просто приковывает все свое внимание к пролетевшему мимо ворот мячу, не замечая защитника, и тут же платит за эту ошибку. Неминуемое столкновение с противником, а после с газоном получается слишком жестким, не позволяя парню подняться после этого на ноги. Правую ногу, принявшую на себя удар, будто сковывает и обдает жаром при отчаянной попытке молодого форварда встать и вернуться в игру. Резервный судья уже готовит табло для очередной незапланированной замены мадридского Реала и Винисиус понимает, что все это время рыдает, с силой оттягивая на себе футболку. Ему не просто больно, но еще и до жути обидно и стыдно, что в таком глупом моменте сломался, подвел команду, подвел тренера, а теперь вынужден покинуть поле, ни на секунду не приблизив их к победе. Назойливые фоторепортеры нацеливают объективы прямо ему в лицо, и парень, под щелчки камер и собственные всхлипы, с помощью медиков хромает в подтрибунку, мимо не удостоившего его даже взглядом Солари.***
Они узнают о своей истинности одновременно, что становится неожиданностью для обоих, хотя Солари и раньше не раз замечал странное поведение и излишний интерес к своей персоне со стороны юного бразильского дарования. Ему чрезвычайно непривычно и дико, от осознания того факта, что Винисиус — его пара, а масла в огонь подливает собственный организм, который дает сбой, усиливая течку невзирая на мощные подавители. Мужчина изо всех сил старается успокоить зов природы, а конкретнее, желание быть со своим истинным альфой, ведь это противоречит всем его нормам, принципам и обещаниям, данным самому себе. Сантьяго зарекался, думал, что никогда больше не почувствует ничего подобного к кому-то после гибели своего соулмейта, отца его ребенка. Но Жуниор сваливается как снег на голову, вдираясь в личное пространство, открыто заявляя "мы пара", чем вызывает противоречивые чувства и тот неприятный разговор в кабинете, который, похоже, обижает его до глубины души. Он так молод, совсем еще мальчишка, Солари размышляет и никак не может понять, почему судьба допустила такую грубую ошибку, наградив того слишком взрослым омегой с разбитым утратой сердцем. Множество факторов не дают им шанса быть вместе и мужчина искренне надеется, что Винисиус сможет найти своего соулмейта, как когда-то сделал он сам, и связать жизнь с ним, чтобы не быть одиноким. Сейчас же краем глаза Сантьяго с разрывающимся сердцем наблюдает, как травмированный парень скрывается в туннеле, не сдерживая громких всхлипов. Мужчина старается нацепить на лицо маску полного хладнокровия и трезвости ума, вглядываясь в действия игроков на поле и на ходу импровизируя в изменившейся тактике. Оставшиеся минуты матча кажутся бесконечностью, внутри, где-то на инстинктивном уровне, что-то так и тянет кинуться за своим альфой. Солари нервно дергает головой от того, как только что мысленно назвал парнишку и сжимает кулаки в карманах фирменных брюк. Но стоит лишь раздаться свистку на перерыв, как, игнорируя все вокруг, омега несется в медчасть, чтобы, уверяет он себя, как хороший тренер удостовериться все ли в порядке с его игроком. Он быстро преодолевает коридор и заходит в нужное помещение, внутренний голос кричит, что это вовсе не тренерское беспокойство, к тому же на этой должности ему остается быть чуть больше часа. Одного взгляда хватает, чтобы получить от штатного медика максимально, на данный момент, точный отчет о травме бразильца и короткий кивок в сторону еще одного помещения, где, исходя из логики, находится сам парень. — Тебе так больно? — тихий вопрос вырывается сам собой от вида ссутулено сидящего на кушетке и все еще хлюпающего носом Жуниора. Застигнутый врасплох альфа дергается от неожиданности и медленно качает головой, во все глаза глядя на визитера. — Н-нет, — хрипло отзывается он, опуская глаза и сжимая края игровой футболки. — Просто я.. мы проигрываем, а я ничего не успел сделать, подвел команду, болельщиков.. Подвел Вас. Простите. Бразилец выглядит словно побитый щенок и звучит так убито, будто уже записал вероятное поражение на свой счет. Инстинктивно хочется переубедить, оказать поддержку, потому, повинуясь неконтролируемому порыву, Солари в два шага сокращает расстояние между ними, успокаивающе кладя руку на плечо. — Не твоя вина, — уверенно парирует он тоном, не терпящим возражений, сквозь черные глаза напротив заглядывая прямо в душу. И неожиданно склонившись целует. Мягко, почти невинно соприкасаясь губами и нежно обхватив лицо альфы ладонями, заставляя его сначала застыть в полном оцепенении, а потом с невиданной жадностью податься навстречу. Сантьяго кажется, что нет в мире вещи правильнее, чем разливающийся из груди жар по всем телу от одного короткого, целомудренного поцелуя, но он спешно торопится отстраниться, вспоминая о своих тренерских обязанностях. — Впереди блестящее будущее, Винисиус, — отходя к выходу ласково заверяет мужчина и добавляет, прежде, чем исчезнуть в дверях, — Только не отчаивайся.