Легенды, байки и их герои

Дома было скучно. ЭрТар честно вычистил очаг, вымел золу за порог, разжёг огонь, кремнём о кресало, — как заповедали предки... Ничего равнинники в огне не понимают! Это ж надо, «вечный уголёк»! Что ещё придумают эти гадковы йеры, лишь бы содрать с народа побольше бусин? «Вечный родник»? Глупости какие, с живым огнём да с живой — из-под ледника — водой ничто не сравнится. И мама так же говорила... Мальчик вздохнул, вспомнив красивую ласковую женщину, сморщил нос — настоящие горцы не плачут! Даже когда теряют самых дорогих, самых... единственных. «Никогда не отчаивайся, Тари, — улыбнулся за спиной матери высокий статный горец. — Лучше дело найди, песню придумай, но отчаиваться негоже». — Да, папа, — пробормотал ЭрТар, сморгнул непрошенные горькие слёзы и, дёрнув себя за простую — в три пряди — смоляную косицу, выскочил за дверь. Тётки нигде не было видно, и мальчик степной итыллой шмыгнул прочь из шиула вверх по тропе, туда, где старшие ребята пасли стадо. Ему, восьмилетнему, тётка не разрешала ходить на высокогорные луга, но дома было уже почти невыносимо. Песни не сочинялись, а старые — не радовали, воспоминания о родителях вызывали только слёзы. «Когда-нибудь я смогу не плакать о них», — пообещал себе мальчик, шустро взбираясь по едва различимым неровностям, гордо именуемым тропой. У Винторогого Упрямца — огромного валуна, отмечавшего середину пути, — он вдруг задумался: а что будет, если ребята его прогонят? Они могут — имеют право не возиться с малявкой, сплавить его обратно домой, а там ещё и от тётки влетит за ослушание... ЭрТар замер, машинально оглаживая тёплый от накопленного за день солнца каменный бок, потом решительно тряхнул головой и пошагал дальше. Ну, прогонят. Ну, влетит. В первый раз, что ли? Два семерика назад вообще в реку упал. И что? Ну задал горячих дед АхТок, вытащивший продрогшего мальчишку из потока... Так гнал хворостиной до дома, что ЭрТар не только согрелся, но ещё и высох — и заново промок. Ну накрутила потом тётка Суле уши. Так и уши на месте, и сидеть уже назавтра было не больно! Что ж теперь — из дома не выходить? И пусть тётка эти уши хоть совсем оборвёт — она же не со зла, беспокоится просто, — лишь бы снова сиротиночкой не назвала, это хуже всего. — Настоящий горец трудностей не боится, — пробормотал ЭрТар, снова дёргая себя за косу — а побелеет ли, как положено? Эх... — и продолжил путь. Тропа, после Упрямца бывшая ровной и пологой, снова превратилась гадки знают во что: одни ухабы и ямы. Успеть бы до полной темноты. Свет от звёзд неяркий и неясный, в трещину угодишь — и в охотники с поломанной ногой не возьмут. И пусть все вокруг смеются и подтрунивают, мол, куда тебе, заморышу, в охотники, он всё равно когда-нибудь обзаведётся красной татуировкой, мыслестрелом — и о нём ещё сложат легенду! Обязательно! Занятый мыслями, ЭрТар сам не заметил, как тропа закончилась, и он с разбегу выскочил на луг. Посреди заросшего сочной травой пространства сгрудились нервно взмекивающие овцы, под выступом скалы весело горел костерок, вокруг которого не хуже овец блеяли спорящие мальчишки. Младший из них был на четыре года старше ЭрТара, и мальчик невольно попятился: прогонят. Точно прогонят. Но отступать было поздно: быстро сгущающиеся сумерки превратили и днём-то не самый безопасный путь в сказочную тропу-с-которой-не-возвращаются. ЭрТар вздохнул, сжал кулаки и, гордо вздёрнув подбородок, пошагал к костру. Пусть что хотят говорят — плакать он не станет. Не маленький уже. — Ба, да это же ЭрТар, — АрНэс, сводный четвероюродный брат племянницы матери отца — кровный родич, между прочим! — удивлённо присвистнул, а потом вдруг замахал рукой: — Иди сюда, малявка! Ты чего ночью по горам один ходишь? Вот узнает тётка Суле... Уши загорелись, вспомнив прошлую экзекуцию. — Я не ночью, — насупился ЭрТар, подходя ближе и зыркая исподлобья: опять дразнить будут. — Я засветло вышел. — А пришёл затемно, — рассмеялся АрНэс, указывая на загорающееся звёздами небо. — Да иди-иди, брат, не съедим же мы тебя. — Да там и есть нечего, — фыркнул НирХан, лучший друг АрНэса, — мы лучше барашка из стада... — А потом дедушка тебя хворостиной гонять будет до ледника и обратно, и так семерик раз, — прыснула Марьем, единственная девчонка в компании, прошлым летом кулаками отстоявшая своё право носиться по горам наравне с мальчишками. Ребята согласно закивали: нравом дед АхТок славился суровым, хворостиной время от времени перепадало даже любимой внучке, а силы и прыти почтенному старцу было не занимать. Так что семерик — не семерик, а уж пару раз до ледника НирХан сбегает. — Тари, ну что ты, как глупый равнинник, мнёшься? — подбодрил АрНэс. — В горы лезть не побоялся, а нас боишься? — Не называй меня так, — огрызнулся ЭрТар, решительно подходя к костру, и замер в неясном светлом круге, сжав кулаки, готовый дать отпор... хотя бы одному. Обычно этим подобные споры и заканчивались. — Настаящый горэц, — довольно осклабился родич, удивив, кажется, не только ЭрТара. — В горы лэзт’ нэ пабаялса, чэст’ свой атстаиват’ гатов... Уважаэмые, — привстав, поклонился друзьям как будто они были взрослыми, собравшимися на пир, — мой брат ЭрТар. Харашо рассказываэт легэнда, поёт пэсня и хочэт быт’ ахотнык. — Да какой из него охотник? — привычно засмеялся НирХан. — Его же плевком переломишь. — А попробуй плюнь! — огрызнулся ЭрТар... почти одновременно с АрНэсом и Марьем. НирХан пристыжено забормотал, что он «ничего такого, просто пошутил...» — Вот и шути молча, — окоротила его Марьем. — Он в горы один полез на ночь глядя, а ты... Пфф, одно слово, мальчишки! ЭрТар удивлённо переводил взгляд с одного лица на другое: АрНэс, Марьем, ТайНар — все, даже НирХан, смотрели пусть и насмешливо, но приветливо, и прогонять, вроде бы, не собирались. Мальчик сердито вытер нос кулаком и, шагнув ближе, уселся на свободное местечко. И пусть рядом с девчонкой — Марьем тем летом самому АрНэсу нос разбила! А тот почему-то не обиделся, рассмеялся и на весь шиул завопил, что на Марьем женится, когда станет взрослым. Девчонка в ответ стукнула его ещё раз, а потом долго фыркала и шипела. Перестала только через месяц, хотя до сих пор твердит, что они «просто друзья». В общем, рядом с Марьем сидеть мужчине не зазорно. Только, с чего бы такое дружелюбие? Или боятся, что он домой пойдёт да убьётся по дороге? ЭрТар обиженно нахохлился, засопел: всё-таки считают малявкой. Зря пришёл. — Хэй-най, брат, не грусти, — подбодрил его АрНэс. — Расскажи лучше сказку, — Марьем поворошила веткой угли. — Равнинную, у нас уже все байки закончились. Только по-нашему, не как равнинники! Сказку. Сказки мама рассказывала, а отец смеялся, отпуская комментарии... И получалась совсем другая история. На глаза опять навернулись слёзы, ЭрТар сердито вытер их рукавом, перебрал в памяти мамины истории: — Ну, слушайте. Далэко-далэко срэди равнин жил богатый чэлавэк. Жэна его был красывый и добрый, и былы они щаслывы. Но случылос’ так, что жэна умэр, оставыв послэ сэбя дочка, такой жэ красывый и добрый, но грустный. Шлы годы, дочка рос, а богатый чэлавэк рэшил снова жэныт’ся. Новый жэна был нэ очэнь красывый и имэл два своих дочка, савсэм нэкрасывый... Сказка была недлинной, но плох тот горец, который просто пересказывает чужое, не добавляя ничего от себя. Горцем ЭрТар был неплохим, поэтому к тому моменту, когда небо окончательно почернело, сказку он не довёл и до середины. — А ещё добрый главный радок дал сырота хрустал’ный башмак... Эээ... Два хрустал’ный башмак, канэшна жэ. — А такие бывают? — засомневалась Марьем, внимательно разглядывая небо. — Тучу принесло... Дождь бы не начался... Все дружно задрали головы, изучая клубящуюся тучу. — Утащит, — со знанием дела сообщил ТаНаш. — Ну, может, погремит немного, но здесь не прольётся. — Ну как скажешь, — с сомнением протянул АрНэс. Добродушный неразговорчивый увалень ТаНаш перенял у бабки Азы дар чтения погоды и никогда не ошибался. — Но веху на МэШмаре запалить бы, — АрНэс посмотрел на НирХана, сидевшего ближе всех к стаду. — А, успеем, — отмахнулся тот. — Негоже прерывать рассказчика. Что там дальше было-то? ЭрТар с сомнением посопел, но АрНэс не настаивал, вместе со всеми уставившись на него в ожидании продолжения, а не ему, младшему, старших учить. — И сказал добрый главный радок дэвушка: «Врэмя у тэбя до сэрэдына вэрхолуныя, патом всё станэт, как была...» Эх, не ту сказку выбрал, надо было про храброго швеца, та интересней, но тут уж что первым вспомнилось. Хороший рассказчик никогда не прервётся на середине. Да и слушают вон как увлечённо — значит, нравится? Марьем так вообще ветку из запаса для костра вытащила и в щепки изломала, глазищами чёрными сверкает — красивая у родича невеста! У брата, поправил сам себя, АрНэс братом назвал, большая честь всё-таки. — А сын намэстник сказал, что жэнытся на той, который сможэт надэт’ хрустал’ный башмак. Вэс’ дэвушка ожывылыс’, досталы лучшый наряды... — А если бы башмак подошёл не одной? — усомнился АрНэс. Марьем досадливо отмахнулась: — Это же сказка! Башмак подойдёт только ей, правда, Тари? ЭрТар поморщился, но это же Марьем, не ругаться же с ней из-за имени! — Увидишь. И начал довэрэнный слуга намэстник ездит’ по сэлищам и городам... Сбоку — совсем рядом, почти рукой достать — сверкнуло и почти сразу же грохнуло, перепугав и стадо, и незадачливых пастухов. — Хэй, ты же говорил! — крикнул ТаНашу АрНэс, окидывая взглядом мечущихся по лугу овец. — Вот как их собирать теперь?! — Я сказал, что дождя не будет, — степенно возразил внук бабки Азы. — Его и нет. Снова сверкнуло, громыхнуло, заглушив явно грубый ответ АрНэса. ЭрТар ошеломлённо оглядывал растерянные лица, чувствуя себя совсем маленьким. Раз уж старшие ребята растерялись... А глупые овцы, отчаянно блея, разбегались во все стороны. — Ой-ёй! Там же Гадков склон! — схватилась за голову Марьем. — Тсэй, — бросил АрНэс, выхватывая из костра горящую ветку. — Ты с ТайНаром вдоль скалы, ТаНаш, НирХан, вы... Тари, а ты куда?! Мальчик лишь отмахнулся прихваченной из костра веткой и припустил быстрее. Гадков склон отвесный, ни вытащить, ни добить, а умница и драчун МэШмар никак не выберется из скопища мечущихся овец, хоть и расшвыривает их — любо-дорого посмотреть! И всё к центру луга, умный козёл, хоть и вредный, весь шиул перебодал, даже деду АхТоку досталось! — Ннэ, шайе! — налетевшая сбоку овца едва не опрокинула наземь, получила горящей веткой поперёк морды и с жалобным блеянием развернулась прочь от скалящейся почти рядом пропасти. По всей поляне мелькали огни — ребята, расхватав костёр, собирали овец. — Тари! — новый раскат грома не дал расслышать, что ещё хотел сказать АрНэс, и к лучшему. А сверкнуло уже дальше — верно ТаНаш сказал, не будет дождя. А за «Тари» брат получит! ЭрТар отпихнул от себя ещё одну овцу, для верности шлёпнув веткой по шерстяному боку, и едва не врезался в выбравшегося-таки МэШмара. — Ой-ёй... — Мэ-э-э-э-э, — внушительно ответил огромный козёл и повернулся боком. — Мэ-э-э-э-э! Мальчик изумлённо застыл, неверяще глядя на главный кошмар всей шиульской ребятни. — Мэ-э-э-э-э! — топнул копытом МэШмар, повернул рогатую голову, насмешливо уставился золотистыми от отблесков пламени глазами. — Шмар побери, — выдохнул ЭрТар и, отмерев, в два счёта вскарабкался козлу на спину, нащупал спрятавшийся в жёсткой шерсти ошейник и намертво вцепился в него свободной рукой. Вовремя: МэШмар взмемекнул, на мгновение встал на задние ноги, едва не стряхнув седока, и с яростным «Мэ-э-э-э-э» понёсся вдоль Гадкова склона, рогами отбрасывая от него овец. Пропущенных им ЭрТар с ликующим «Хэй-най» колотил веткой. Гроза прошла стороной, пролившись где-то за ледником. Собранные общими усилиями овцы жались друг к другу в центре луга, НирХан, ругаясь последними словами — ой, узнает дядя ВадРан, задаст перцу! — вытаскивал из щели между двумя валунами забившуюся туда с перепугу и намертво застрявшую овцу. МэШмар неторопливо огибал стадо, словно подсчитывая подопечных. ЭрТар, давно выронивший ветку, дрожащими руками цеплялся за витые рога, удивляясь тому, что ещё жив. Но эту бешеную скачку он ни на что не променял бы: ну кто ещё может похвастаться, что катался на МэШмаре! А вот хворостину тётка Суле уже может и не тратить — отбил он об МэШмарову спину всю... вот то, чем на той спине сидел. Козёл завершил круг, клацнул зубами на вылезшую было из общего гурта овцу и небрежно стряхнул седока под ноги АрНэсу. Мемекнул насмешливо и вернулся к стаду. — Ты! Чего тебя понесло?! — налетел на ЭрТара родич, вздёрнул на ноги, затряс. — А свалился бы? Или заптоптали?! — Так склон же. Гадков, — попытался объяснить мальчик, клацая в такт тряске зубами. — Хэй, МэШмар не укатал, так ты сам решил? — сощурился на брата. — Не тряси его, — налетела Марьем, с разбегу обнимая обоих, — он же герой, он же на МэШмаре катался! — Тоже мне, подвиг, — фыркнул АрНэс, выпуская ЭрТара, взъерошил ему волосы, повернулся к НирХану и присоединившемуся к нему ТаНашу. — Вы долго ещё будете с этой скотиной возиться?! Застрявшая овца поддержала его жалобным блеянием. — Сейчас, — огрызнулся НирХан, пихая овцу с противоположной стороны. — ТаНаш, тащи! — Тащу, — согласился тот, пытаясь поудобнее ухватиться за шерсть. Овца возмущённо верещала, но сдаваться не собиралась ни она, ни валуны. — А-а-а, я твой дом труба шатал! — возмутился НирХан, пиная животное. Овца с блеющим визгом вылетела из расселины прямо в руки ТаНашу. Тот от неожиданности упал, перекатив брыкающееся животное через себя, и разжал руки. Овца кубарем покатилась по траве, остановившись только у копыт МэШмара, в очередной раз огибающего стадо. Козёл недоумённо уставился на неё, негодующе мэкнул, а потом так наподдал рогами, что жертва собственного невезения улетела куда-то в центр стада. ЭрТар сглотнул, невольно вспомнив, как сам уворачивался от этих рогов — совсем недавно, пару месяцев назад. Так это МэШмар ещё их, детей, щадил, получается? — Ой-ёй, — протянула Марьем. — Хорошо, что он меня так не бодал. Тари, ты сказку не закончил, — потянула к бывшему костру. — Расскажешь? А я тебя заплету, растрепался совсем. ЭрТар схватился за косицу — точно, расплелась. И шнурок потерялся, эх... И кто ей разрешил... — Марьем, — усмехнулся рядом АрНэс, — Моего брата зовут ЭрТар. — Да пусть зовёт, — свеликодушничал ЭрТар. Почти родня ведь, в самом-то деле. Марьем рассмеялась и принялась выплетать ленту из своей косы: — Рассказывай! И не вертись! Мальчик тяжело вздохнул: ну не бить же женщину! — И начал довэрэнный слуга намэстник ездит’ по сэлищам и городам... Костёр снова разожгли, и даже лепёшек на углях поджарили. И с удовольствием их съели, слушая вторую сказку. А потом ЭрТар вспомнил третью... — Вы только посмотрите на него! ЭрТар подскочил, продирая глаза и пытаясь понять, где он, что стряслось, и чем тётка Суле опять недовольна. Да настолько, что заручилась поддержкой половины шиула, приведя с собой матерей, а то и матерей матерей юных пастухов. Ещё и хворостиной вооружилась. — Ой-ёй, — поражённо протянула Марьем. — И дедушку прихватила. — Вот он сейчас и разберётся, — буркнул НирХан. — А не он, так отец. — Да ты посмотри на себя! — продолжала негодовать тётка. — Чумазый весь, рукав прожёг, штаны порвал — одежды на тебя, негодника, не напасёшься! — Да они все такие, Суле, — усмехнулся дядя ВадРан, разглядывая сгрудившихся у погасшего костра ребят. — Вы что, по углям катались? — Да что мне все? — возопила тётка Суле. — Что мне все, когда свой не слушается и одежду портит?! Со своим — что хочешь делай, а Тари у меня схлопочет сейчас! ЭрТар невольно попятился. АрНэс успокаивающе положил руку ему на плечо. — Снова убегаешь? От тётки родной убегает, люди, посмотрите! — в голосе тётки Суле зазвенели слёзы. — Да что ты убиваешься, как равнинники по покойнику, — поморщился дед АхТок, пристукивая о землю батогом. — Все живы, а штаны — невелика потеря. Ну-ка, неслухи, рассказывайте, почему чумазые да оборванные, будто от гадков убегали? — Или гадки от них, — подмигнул ребятам вернувшийся от стада дядя ВадРан. — Да они вам сейчас таких баек понарасскажут! — возмутилась тётка Суле. — А расскажем, — шагнула вперёд Марьем. — Только я не умею, как Тари. Однажды высоко в горах мальчишки пасли овец. И случилось так, что увлеклись они байками у костра и не заметили, как принесло грозу... Челюсть отвисла не только у ЭрТара. Вот же умная невеста у брата! Глядишь, и не накажут никого! И ведь правду всю рассказывает, а взрослые, вместо того, чтобы осердиться за брошенных без присмотра овец, улыбаются, смеются, ахают... Тётка Суле аж хворостину уронила, услышав про МэШмара, за щёки схватилась. — А от слов, которые говорил НирХан, вытаскивая овцу, даже горы не покраснели, — закончила Марьем, улыбаясь. — Совсем не покраснели? — уточнил смеющийся дядя ВадРан. — Что ж ты, сын, меня позоришь? — Мне некогда было, я скатын этат паганый вытаскивал! — смутился НирХан. — А вот не верю, — внезапно заявил дед АхТок. — В грозу верю, что овца застряла — верю. Но оседлать МэШмара... — Ай, этот на всё способен, — махнула рукой тётка Суле. — Идём домой, неслух. Рубаху сам чинить будешь. Идём, я сказала! Все ноги сбила, тебя разыскивая! — А ты не ищи больше, тётушка, — посоветовал АрНэс, ободряюще подталкивая ЭрТара в спину. — Раз нету — значит, с нами. Иди, брат, приходи ещё, всегда рады будем. Мальчик оглядел улыбающихся ему друзей — ой, если он и сам такой чумазый, неудивительно, что тётка сердится! — и поспешил за двинувшейся прочь с луга женщиной. И только у Винторого Упрямца сообразил, что угодил в байку, да ещё и главным героем. Значит, и легенды будут.