***
Когда кэб, отъезжая, загрохотал по булыжникам, Холмс, не оглядываясь, прямо под проливным дождём направился к 221Б, оставив дрожащего Уотсона за спиной. Уотсон отстал потому, что расплачивался с кэбменом, а когда, прихрамывая, поднялся вверх по лестнице, Холмс уже успел снять влажное пальто и грязную обувь, закатать рукава рубашки и курил у камина, сжав длинными пальцами трубку. Уотсон, не обращая на него особого внимания, поспешил избавиться от промокшей верхней одежды и направился в ванную за полотенцем. − Вы должны высушить волосы, − заявил Уотсон, энергично вытирая голову. − Я не хотел бы, чтобы вы заболели. Уотсон не удивился, что Холмс не ответил. Но после такого дня он был полон решимости не подхватить мрачное настроение своего друга. Он был убеждён, что несколько часов вечера всё ещё могли быть спасены, несмотря на облако дыма, угрожающее наполнить воздух всей квартиры. Не было никакого смысла предлагать открыть окно в то время как снаружи продолжал завывать ветер. На столе лежал черновой набросок одного из их более ранних дел, поэтому Уотсон взял перо и сел за стол. И, о, как же хорошо, что можно было наконец-то вытянуть ноги! Чтение вслух всегда помогало ему редактировать, поэтому он тихо проговаривал текст, чувствуя форму предложений и отмечая, какие слова пропущены или где неправилен ритм. − Не делайте этого! − громко воскликнул Холмс, отчего Уотсон едва не опрокинул чернильницу. − Чего? − сердито спросил он, ощущая, как на поверхность всплывает разочарование. Холмс вёл его за собой по грязи, под холодным дождём и... ради бога, он устал и у него нет сил для борьбы. − Вы бормотали, − резко бросил Холмс. − Вы могли бы сказать об этом раньше. − Уотсон встал. − Я пойду к себе, если это так вас беспокоит. − Он не смог не подумать о том, что Холмс не ушёл бы так легко к себе, если бы беспокоил его. − Нет! − Холмс встал, чтобы загородить лестницу. − Останьтесь. Просто не... это. Не сейчас, когда это раздражает. Пожалуйста. И именно в «пожалуйста» Уотсон услышал то, что Холмс не сказал вслух, о трёх пропавших малышах и их родителях, уликах, смытых во время дождя, и недостаточной информации... этого недостаточно, меня недостаточно.... − Шерлок... − начал он, но его нежный тон только заставил друга начать мерить шагами гостиную. − Должно быть что-то... какая-то улика, какая-то связь. Это должно... почему я не могу этого увидеть! Мне нужна ясность, Уотсон! Если бы вы только позволили... Уотсон шумно вдохнул, когда мысли их обоих обратились к маленькому чёрному футляру, спрятанному где-то в квартире, со стеклянным пузырьком и длинной, тонкой иглой... − Вы сделали всё, что могли, − твёрдо сказал Уотсон. − У Лестрейда завтра будет больше информации. Сверкнув глазами, Холмс мучительно вскрикнул, заставив Уотсона почувствовать боль от сострадания. − Но я не могу ждать! Но они ничего не могли сейчас поделать. − У нас был холодный, дождливый день. Зажгите камин, − попросил Уотсон, выпрямляясь. − Я сам сделаю для нас чай с небольшим количеством виски, а затем вы можете что-нибудь для меня поиграть. К его облегчению Холмс не стал спорить и склонился перед камином, когда Уотсон направился на кухню. Как только чай был готов, Уотсон принёс чашку и поставил её перед Холмсом. В камине начало потрескивать, и к тому времени, когда он вернулся в гостиную со своей чашкой, Холмс достал из футляра скрипку и прикоснулся смычком к струнам. Первая пьеса была напряжённой и лихорадочной, следующая − пронзительной и проникновенной, но от тепла камина и внимания Уотсона игра Холмса постепенно стала мягче. С последними нотами вальса он отложил скрипку, и Уотсон, зааплодировав, осыпал его похвалами. − Совершенно не нужно, − скромно сказал Холмс, с предельной осторожностью положив инструмент обратно в футляр. После этого Уотсон взял в руки книгу, а Шерлок вернулся к своим мыслям и трубке. Несмотря на утверждение, что он не устал, Холмсу удалось даже задремать в кресле. Когда утром доставили телеграмму из Ярда, Холмс даже подпрыгнул. Уотсон принял это в качестве доброго предзнаменования и забыл про хромоту, когда они бросились вниз по лестнице и ринулись в бой.***
Печальное дело к следующему вечеру было раскрыто, и Уотсон с Холмсом с облегчением легли спать. На следующее утро они неспешно позавтракали яичницей с беконом и чаем с тостами. Холмс даже съел не меньше половины на тарелке, прежде чем усесться перед микроскопом. После завтрака Уотсон бросил взгляд на черновой набросок на столе, не уверенный, стоит ли за него браться. − Это меня не побеспокоит, − сказал Холмс, заметив его колебание, несмотря на то, что был занят рассматриванием чего-то на предметном стекле. − Вчера... − Вопрос плохого выбора времени. Я должен принести вам извинения, но это не означает, что таких вспышек больше не произойдёт, и мы оба об этом знаем. − Холмс с тихим щелчком вставил на место другое предметное стекло. − Я хотел бы, чтобы вы продолжили. Хорошо. Холмс редко вежливо просил о чём-то разумном. Уотсон устроился в своём кресле, взял в руки рукопись и начал читать. В какой-то момент ему стало любопытно и он, подняв голову, заметил, что, Холмс установив третье стекло, просто закрыл глаза и слушал. − Что вам в этом нравится? − спросил Уотсон, сделав паузу посреди периода. Холмс медленно открыл глаза и встретил любопытный пристальный взгляд. Мгновение они просто смотрели друг на друга. − Это... очень странно, − признался Холмс. Уотсон усмехнулся. − Вы не думаете, что если бы я предвзято относился к чему-то странному, как бы я мог объяснить свой выбор жилья и компании? − Холмс не ответил, поэтому Уотсон добавил: − Идите сюда. Я − врач, я часто сталкиваюсь с чем-то странным. − Ну, хорошо, − оставив свои химикалии, согласился Холмс. Встав, он подошёл к своему креслу и сел. − Есть определённые... обстоятельства, − начал он, прижав пальцы к губам. − Когда я слушаю, как вы тихо говорите под звуки дождя за окном, это вызывает мурашки на моей голове или шее*. Почти как... − он сделал паузу, подыскивая соответствующее выражение. − Как пузырьки шампанского, но во мне. Это действует очень расслабляюще. Я успокаиваюсь. Он искоса посмотрел на Уотсона, будто оценивая его реакцию. Доктор попытался вспомнить что-то подобное, с чем сталкивался в практике, но на ум ничего не приходило. Конечно, это тема казалась банальной, чтобы её обсуждать с врачом, тем более во время его службы на сцене театра военных действий. − Как любопытно. Но ваша реакция вчера вечером была как раз другой. Холмс нахмурился. − Есть время и место для приятных вещей, Уотсон. Вы бы стали гладить домашнее животное грязными руками? Нет. Это разрушило бы ощущения. − Ну, я полагаю, что польщён, что мог вызвать такую реакцию. − Увидев, что друг посерьёзнел, Уотсон попытался поднять ему настроение шуткой. − Именно поэтому вы держите меня рядом? − Есть много причин, Уотсон, − серьёзно ответил Холмс. − Составьте список, − улыбнувшись, предложил Уотсон, взмахнув рукой. − И я тихо вам его прочитаю, когда у меня не будет ни одной моей рукописи. Это вызвало у Холмса улыбку, одну из тех, которые вызывали морщинки в уголках его глаз. − Возможно, я его составлю, − сказал Холмс прежде, чем отвернуться к окну. Уотсон какое-то время смотрел на Холмса, перед тем, как вернуться к терпеливо ожидающей его рукописи. Это было на самом деле лестно, думать о том, что умный, неустанно работающий мозг успокаивается от голоса. Его голоса. Холмс закрыл глаза. Откашлявшись, Уотсон возобновил чтение.