даже на приключения поднимается цена, но она не имеет значения – мы сказочно богаты.
Расцветал май. От асфальта поднимался жар, с низким гудением оборачивая тела слегка недовольных прохожих, от которых можно было почувствовать едва заметную прохладу пота. В воздухе витало ощущение надвигающейся грозы. А возле безымянного дома стоял парень и сверлил взглядом стену, про себя матерясь. То была удивительная стена. На ней, расцветая, неслись вверх, насколько позволяла вытянутая рука высокого человека, нарисованные ветви растений. Между этими зарослями прятались глаза существ, которые снятся каждому из нас. В этом лесу хотелось потеряться, хотелось протиснуться сквозь стену и уйти с глазастыми монстрами навсегда, вдоль фиолетовых рек и бурых гор. И увлеченного наблюдателя ничего не могло отвлечь от этих фантазий. Но самого художника могло. И этот художник теперь стоял и прожигал взглядом крошечное черное сердечко, нарисованное на одной из лиан обыкновенным маркером. Это уже выходило за рамки благоразумия, так считал Лёша. На каждой из его многочисленных, многочисленных работ можно было отыскать это сердечко. Его и правда можно было принять за подпись автора. И Лёше стало интересно. Таких ярых фанатов у него еще не было. Фанатов, которые портят его работы. Парню захотелось пнуть стену, но он сдержался. Ему подумалось, что он просто задаст вопрос этому негодяю сегодня ночью. Не то чтобы ему хотелось пускать какого-то одержимого в свою почти-размеренную жизнь, но здоровый интерес победил. А если это группа фанатов? Вау. “Группа фанатов “Черное сердце безымянного автора”” – прыснул в уме Лёша, а потом вслух засмеялся от нелепости мысли. Ну правда, зачем раздумывать над причинами. До того, как солнце скроется за домами, оставалось несколько часов, потому художник сел в трамвай №12 и отправился домой. Он считал себя взрослым. У него была съемная квартира и место в Университете Искусств. А еще он неполный рабочий день работал бариста в неизвестной уютной кофейне далеко в переулках. А еще он рисовал ночью на стенах. Если бы его соседка сверху, тётя Люба семидесяти лет, знала об этом, то непременно прозвала бы его вандалом и перестала бы одалживать сахар. Но она не знала, потому что сахар Лёша любил и очень им дорожил. А сахар тёти Любы был особенно сладким по неизвестным причинам. Через двадцать минут медленной-медленной поездки через улицы города на трамвайных линиях, Лёша уже открывал ключом дверь однокомнатной квартирки, нарочито жизнерадостно отвечая по телефону: - Ага, мам, я понял. Конечно, да, стираю. Да. Да. Конечно, не волнуйся. Ага. Угу. Я тоже люблю тебя, давай, тоже целую, пока. После того, как на том конце послышались гудки, парень тяжело вздохнул. Ему целых девятнадцать лет, но маму беспокоит, стирает ли он футболки. Конечно, стирает! Будто ничего не было, художник проскользнул, не разуваясь, в ванную, и закинул в стиралку небольшую, но откровенно воняющую кучу футболок. Белых не было, только цветные, он запомнил. Повозившись минут 10, пытаясь настроить режим стирки, Лёша наконец скинул кеды, поставил воду для макарон кипятиться и пошёл собирать спортивную сумку. Сегодня хотелось сотворить что-нибудь особенное, потому большинство баллончиков с краской оказались в сумке, так же как акрил, кисти, маркеры (всех мастей, кроме черных), палитры и другие вещи, которые могли пригодиться. Наконец послышались звуки разгоряченной воды; Лёша понадеялся, что это она разгорячилась от его крутости, и пошёл закидывать макароны.***
Парень даже тяжело дышал, рассматривая под светом фонарика своё творение. Это был закат, небо на стене, небольшая тропинка под ним, на которой стояло его Существо и смотрело одним единственным глазом на Лёшу. Это выглядело почти невероятно, и потому парень улыбнулся и похвалил себя. Он любил хвалить себя, всегда и везде, это доставляло ему покой и радость, и заставляло думать, что его разум не может ставить козни при такой защите. Конечно, он ошибался, но в тот момент это было ерундой. Он почти ушёл, потому что время близилось к рассвету, но остановился, и, издевательски ухмыляясь, достал нарочито розовый маркер, стал что-то приписывать к работе. Послание в нижнем правом углу гласило: “Кто же ты такой? Напиши хоть ник в инстаграме или твиттере. Не стесняйся, я увижу и закрашу потом. Хочется поболтать.” Довольный собой, Лёша пешком отправился домой спать. Сегодня на пары было идти не нужно.***
Ближе к двум часам дня художник, радостный и бодрый от длинного сна, в предвкушении подошёл к стене. Под его посланием обнаружено было только будто издевательское маленькое черное сердечко. От злости у Лёши родился план.***
Женя чертыхнулся, еле успевая за утягивающей толпой к выходу из метро. Его рюкзак, наполовину наполненный учебниками, качался на правом плече, то и дело задевая людей, но желания извиняться не было совершенно, потому все окрики и недовольные взгляды были с чистой совестью проигнорированы. Выбравшись на свежий воздух, мальчишка глубоко вздохнул и широкими шагами направился к своему дому. Еще один день в выпускном классе был пережит. Хотелось побыстрее добраться до дома, где его ждала мама с поздним обедом, комиксы и видеоигры, а также тетрадь для подготовки к экзаменам, которая иногда сверлила душу, но не то чтобы очень мешала. Однако остановил его взгляд. Со стены. Женя завороженно и очень медленно подошёл к новой работе его любимого художника. На него дышал лес. Конечно же, он не сдержался. Женя всю свою жизнь был очень стеснительным ребёнком, но при этом отчаянно хотел, чтобы его кто-то заметил, и привлекал он к себе внимание очень нелепо. Например, смотрел выпученными глазами на одноклассника или одноклассницу целый день, те нервно ёрзали под его взглядом, не выдерживали, подходили и называли его “жутким типом”, просили отвянуть. Жене хотелось верить, что он не жуткий тип. В конце концов попытки привлечь к себе внимание прекратились. В мальчике не было ничего особенного. Если бы его окружение могло описать чувства к нему, они бы возможно сказали, что “будто прочитали всю его биографию до самой смерти, кстати, крайне нелепой, ещё вчера”. Немного поискав, Женя достал черный маркер из темных недр рюкзака. Высшей отметкой своего художественного таланта он считал именно эти черные сердечки, потому как ничего сложнее он рисовать попросту не умел. Даже ровный круг. Будем честными, даже ровную линию. Старательно закрасив маленький венец творения маркером, оно воровато обернулся (поздно спохватился), засунул маркер в карман и поспешил домой. Конечно, конечно, он никогда не выискивал работы безымянного художника специально. Как известно, ноги могут завести в самые разные места. И кто же виноват, что этими разными местами оказывались исключительно рисунки исключительного человека на стенах. Женя не странный. Не странный, понятно? Просто увлеченный. Возможно, немного слишком, но не более. Самый короткий путь домой пролегал в нескольких кварталах от маршрута парня. Жизненное разнообразие.***
На следующее утро, от радости, что ему сегодня никуда не надо, и от отличной погоды за окном (солнце! Солнышко!), мальчишка вдел свое тело в зеленые шорты и синюю футболку, чтобы погулять по городу, попить холодный кофе и послушать музыкантов, которые явно были бедны, поскольку стоять в такой жаркий день под солнцем захочется только из желания выжить. Черный маркер сам собой опустился в большой карман.***
Стоя перед рисунком на стене, парень смущенно улыбался. У него покраснели уши и шея. Не желая объяснять, что в социальных сетях, кроме аккаунта в “Одноклассниках”, который он забросил ещё лет в 11, его нет и не было, он просто аккуратно вывел черное сердечко под посланием. На площади возле переулка можно было услышать электрогитару и смех свободных людей, поэтому Женя поспешил туда, чтобы с ними слиться. Оставаться незамеченным.